Давно собираюсь рассказать историю одной клиентки. Неожиданно выпавшие на Москву снеги подвигли сесть за ноут и попытаться написать почти рождественскую историю, в которой столь «любезные» профессиональному уму родовые травмы как генетический страх голода, отвержение, органично сочетающимися с превратностями любви, психологическим шантажом и жизнеутверждающими алыми розами и виагрой.
Несколько месяцев назад в ответ на приглашение принять участие в работе женской группы, получила вполне себе приятный как женщине и психологу ответ: «Очень хочу прийти, но затрудняюсь выбрать между свиданием и группой. Наверное, нужно продолжить встречи в направлении самодостаточности, но индивидуальная работа была той соломинкой, которая переломила горб моих страданий». Ни минуту не сомневаясь, написала: «Наташа, конечно, свидание!».
Наталье Дмитриевне 54 года. Запрос – «как пережить боль расставания?» История банальна и типична: в «50 лет разменяли на две по 25».
По описаниям мужчина приятный во всех отношениях, но не способный содержать даже себя, подкупил нежностью, теплотой, благодушием, радушием и т.п.
В таких случаях всегда интересуюсь, как складывались отношения с мамой.
Мама оказалась инвалидом детства, перенесла костный туберкулёз. Детство Натальи Дмитриевны прошло под бесконечные разговоры о том, как было нестерпимо страшно, больно и одиноко в детском санатории. Под гипсовым корсетом завелись вши, в ночи выли волки, а ребёнок в палате спал один.
Когда через год девочка пошла на поправку, за ней никто не приехал. Родители, крестьяне, просто не имели возможности оставить без присмотра хозяйство и шестерых детей. Администрация распорядилась отвезти девочку домой санитару. Девочку несли на руках по селу и кричали « Чьё дитя? Чьё дитя?». Мама клиентки на всю жизнь осталась хромой.
И это не первый случай в моей практике, когда в анамнезе родственник, перенёсший в детстве туберкулёз в тридцатые годы на Украине.
Не хочу и не могу брать на себя ответственность обобщениями эпохального масштаба, но ненависть в этих случаях матерей к дочерям поразительна. Бессознательно возлагая вину на ребёнка за болезнь, негативный материнский комплекс поглощает здоровое детское мироощущение.
Когда Наталья Дмитриевна подросла, то естественно стала неблагодарной дочерью, у которой так и не сложилась семейная жизнь. В то время как мама, несмотря на хромоту, удачно вышла замуж, сделала партийную карьеру. Но муж и дочь осыпались ежедневно градом упрёков. Периодически шантажировала домочадцев самоубийством.
При таком раскладе ничего не остаётся, как воспринимать мужчину как анальгетик, обезболивающей детские травмы, чем собственно и стал для Натальи Дмитриевны мужчина, столь щедрый на ласки, но не имеющий за душой ничего.
Мы начали работу не с терапии расставания, а с отношений с мамой. Ни отец, ни дочь не были виноваты в тяжёлом детстве матери. Но ребёнком у неё не было возможности, сил выразить гнев и ярость к родителям, оставивших её умирать в санатории, и за год ни разу её не навестившие.
Дети таких матерей раздавлены чувством вины. Парадоксальность игр бессознательного заключается в том, что на собственного ребёнка перекладывается ответственность и вина за произошедшее с матерью в детстве. Женщина, взрослея и становясь матерью, бесконечно отыгрывает детские травмы же в своей семье.
Мы приняли решение, что совсем не обязательно ежедневно навещать маму, можно ограничиться телефонным разговором. Частоту встреч свести к одному разу в неделю.
Мама обиделась, но после вспышек агрессии, решила заполнить образовавшийся в общении вакуум посещением группы здоровья в бассейне. Через два месяца восьмидесятилетняя мама отбила у новоиспечённой в процессе плавания подруги доцента одного из ведущих московских университетов. Да, ещё и выбирала между председателем садового товарищества и кандидатом экономических наук.
На первое свидание влюблённый доцент подарил сварливой матери Натальи Дмитриевны одиннадцать роз. Два раза в неделю влюблённые отправляются в супермаркет, где Михаил Юрьевич, предварительно выдавший возлюблённой полторы тысячи рублей, несёт корзинку, в которую Розочка Ивановна (мама Натальи Дмитриевной) складывает всё, что душа пожелает.
Потом обсуждают меню ужина, обеда на завтра. Михаил Юрьевич приходит с неизменной розочкой или берлинским печеньем. После обеда пишут статью или обсуждают культурно-политические новости.
И в один прекрасный день Михаил Юрьевич сказал: «Роза, если у тебя есть ещё какие-то желания. Пожалуйста, не стесняйся. Куплю виагру, и все проблемы решены».
О чём эта история? Конечно же, о сепарации. Этот болезненный симбиоз: раненный ребёнок безумной матери и дочь, стремящаяся из-за чувства вины взять на себя разрешение проблем, которые, как ни старайся, решить не в состоянии. Но в её силах прекратить поддерживать инфантильные деструктивные отношения, не способствующие личностной зрелости, а наоборот, уводящими в регресс, как мать, так и дочь.
Важно понять и принять тот факт, что являешься не только послушной дочерью, но и женой, мамой, любимой женщиной, достигла определённых успехов в карьере.
Конечно, страшно сказать однажды: « Мама, делай, что хочешь. Вот – Бог, а вот – порог!» . Но в этих словах заключён посыл сепарации от психотической части родителя, базирующейся на «раненном» ребёнке, а не отказ от исполнения дочернего, сыновьего долга. Мы по умолчанию перестаём энергетически подпитывать деструктивные материнские комплексы. И как показывает практика, это достаточно эффективный способ стимулировать взросление «безумной» матери.