Ну, а что любовь? Как говорит психолог Лабковский, «не у всех есть запрос на любовь. Кому-то нужна жена, кому-то муж и никаких ожиданий и сюсепусей».

И это правда.

Один мой знакомый зам. главы администрации (города, между прочим) выпустил сборник стихов собственного сочинения и на собственные средства. Так получилось. Очень такие чувственные стихи, прямо обращенные к женщине. Типа «Вы помните, вы все, конечно, помните…», только на ты. Не суть. И вот однажды вечером вызывает его к себе на зеленый ковер городской голова, усаживает за длинный полированный стол и, задав пару вопросов про отопительный сезон, говорит: «Слушай, у меня вопрос, не удивляйся… Почитал тут твою книгу… Эээ, вот любовь. Она есть?» Смущенный поэт подтвердил, что да, случается. Мэр ослабил узел на галстуке и стал расспрашивать про жар в груди и замирание сердца. «Как это бывает? Неужели ж прям вот так вот?» После непродолжительной лекции у зама осталось впечатление, что начальника он не убедил. Но характерна сама постановка вопроса. «Любовь - она правда есть?»

И ответ очевиден не для всех. И ни возраст, ни жизненный опыт таким не помогут.

Когда-то догадка, что есть на свете люди, которые никогда не влюблялись, стала для меня откровением. С тех пор любви в мире еще поубавилось.

«Я тут так поднаторела на тренингах! Начинаю встречаться с парнем и, воленс-ноленс, сканирую: к какому типу относится? Подстраиваюсь под его вкусы, пытаюсь угодить – смотрю, наглеет. Пренебрегать начинает, понимаешь? Ага, думаю, невротик. Мы знаем, как с такими поступать: пора игнорить. Начинаю трубки кидать, не перезваниваю, грублю. Как шелковый сразу! А мне такое садо-мазо не надо. Такое только мамочке вернуть. С запиской: «Кто-то сломал вашего мальчика»…

Это я случайно слышала, а сколько такого-эдакого неслучайного. Мало у кого любовь. У всех – отношения. И подход к ним прагматический, научный, жесткий. Или такой, что, мол, любовь – это развлекательное и необязательное в отличие от замужества с последующей покупкой недвижимости и мебели. Как сказала одна девушка: «С любовью завязываю – все-таки возраст. Хватит грязь по грядкам собирать! Пора что-то серьезное находить». Не искать! Тем более, не ждать. Находить. Есть вполне себе эффективные методы.

А эти курсы минета? Многие посещают, в том числе интеллигентные дамы про которых в жизни не скажешь. И говорят: все правильно! И говорят: хватит делать вид, что это не главное! И теорией довольны. И с нетерпением ждут, на ком можно попрактиковаться.

На таком информационном фоне начинаешь сомневаться в базовых ценностях, и сотый пересмотр фильма «Реальная любовь» не помогает. Это у них там любовь реальная – в Лондоне и при том в кино. А у нас тут Россия и общественно-политическая обстановка – жестко неблагоприятная.

И, в общем, чтобы побыть среди своих, я, как маньяк, снова иду к Ире Михайловской, второй раз иду на «Короткий метр» в ЦИМ. Потому что они не играют, не притворяются в пустоте, они точно знают, что любовь есть и имеет значение.

Сидишь в зале и не понимаешь, что люди на сцене – актеры. Понимаешь, что они – это мы. Вон и Паша Артемьев сбрил свои кудри и придал осанке что-то неуловимо обыкновенное, типичное, узнаваемое. Там он не Паша Артемьев, а тот, в кого в офисе все влюбляются, а потом об этом жалеют. Потому что «зачем вы девушки красивых любите?» они от этого устают и запутываются. У меня был сотрудник, прямо точно такой, звали Игорь. Как будто он и вышел на сцену, даже не сменив футболку. Да у всех был такой сотрудник…

Почему я прошу только сигарету, они мне уже «останься»?

Ослабляю галстук, они мне уже «разденься»?

Я все это читала много раз (а кто не читал?). Но оказывается, до сих пор верила, что у меня в жизни все было особенно, причем особенно неправильно. А тут на сцену вышли красивые состоявшиеся мужчины и женщины и рассказали то, что я всегда пыталась скрыть или забыть. А тут люди не декламировали стихи, а рассказывали про себя. И про меня. И про других таких же. И Ира – такая, как в жизни, только не улыбается. Слушаешь, и узнаешь всякие мелочи, которые когда-то были важны. И как во время долгой ночной беседы, хочется тронуть рукав собеседника и подпрыгнуть: у меня тоже так было!

Будто оказываешься среди своих, но взрослых, которые ничего не стесняются. По ощущению - это будто мне все простили. И поставили зачет. За все мои нелепости, странности и страстности. И, конечно, за неудачи.

Люди на сцене ничего особенного не делают, говорят про жизнь прекрасными стихами, но почему то кажется, что они раздеваются. И раздевают зрителей, заставляя вспомнить, что и у них «такое было». Или пожалеть, что не было.

Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,

Джип с водителем, из колонок поет Эдит,

Скидка тридцать процентов в любимом баре,

Но наливают всегда в кредит,

А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит».

Я даже вспомнила то чувство, когда все вокруг начинают мешать, когда любишь не всех понемножку, а кого-то одного, но сильно… Вспомнила, как он говорил, что меня нужно каждый день спасть, и спасал. Не знаю, откуда это: «Если бы случилась глобальная катастрофа и все погибли, но ты бы выжил – я не считала бы катастрофу такой уж глобальной». Вот это чувство. Когда-то я не знала, что это редкость, думала – у всех так.

Полозкова – о жизни и смерти, о Боге и покинутости, о бесстрашии и отчаянии. И Полозкова не про счастливую любовь, - про счастливую лучше молчится. Но про любовь ведь - в нашем загаженном информационном и общественно - политическом пространстве.

А если кто ее стихи не воспринимает, так может, они, как тот глава администрации, который прожил жизнь в кабинете с комнатой отдыха и не знает, что значит быть счастливым из-за какой-нибудь ерунды вроде интонации в голосе или простого сидения рядом на скамейке. И что такое быть несчастным просто потому, что кто-то вышел из комнаты. И не вернулся.

Полозкова – это слишком большая пушка, если ты воробей. И слишком большой накал страстей, если ты бесстрастен. Но если страстен – О!

Как хорошо, что она вообще есть – Вера. Хотя бы чтобы знать, что не одной мне так больно. Хорошо, что есть этот спектакль, чтобы не сомневаться, что и не с такой болью можно жить и петь песни. Ну и чтобы надеяться, что любая боль когда-то заканчивается. Об этом вся настоящая литература. Но лично обо мне – только Полозкова.

Тот «корпус текстов», из которых состоит спектакль «Короткий метр», перестал быть только частью жизни многих тысяч людей. Он теперь крепко вбит в историю литературы. Отдельно – в историю. И отдельно – в литературу. Окончательно.

Впереди что-то новое, может быть легкое и светлое. А тот период - поэтический и жизненный - окончен, сформулирован, закруглен и живет отдельно. В спектакле и в нас. И это такая поэзия, которая, как любовь – всегда будет. Независимо от того, верите вы в нее или нет.