Были у меня и театральные впечатления в летнем Нью-Йорке. Дело в том, что бродвейские театры не уходят на летние каникулы, а играют круглый год.

  Наверное, каким-то образом актерам дают отдохнуть недельку, и все по очереди имеют передышку, а роли в это время играют understudy, то есть дублеры, менее известные и более низкооплачиваемые. Но публике это незаметно, спектакли идут в полную силу, причем не только мюзиклы, но и драмы. И народу полно, поскольку Нью-Йорк – один из самых туристских городов на свете, здесь миллионы людей со всего света, и все они рвутся в театр. Театр, Бродвей является одной из главных достопримечательностей Нью-Йорка, как Кремль в Москве, или Эйфелева башня в Париже.

******

Мне довелось побывать на последнем представлении спектакля «Прелюды» ( «Preludes»). Я уже знал эту команду, возглавляемую Дэйвом Маллоем (Dave Malloy), "композитором и автором", как сказано в программке, а также режиссером Рэйчел Чавкин. Я видел их предыдущую работу, очень странную инсценировку романа Толстого «Война и Мир», где было довольно трудно понять, где они всерьез, а где насмехаются, где играют, а где пародируют.

Но прошло пару лет, и эта команда решила от русского писателя перейти к русскому композитору: от Льва Толстого – к Сергею Рахманинову.

Это небольшой камерный спектакль, который игрался в новом для меня помещении, именуемом "Театр Клер Тоу". Можете не сомневаться что Клер Тоу – это не актриса, и не режиссер, не драматург и не композитор. Она просто богатая женщина, которая дала деньги на реставрацию этого помещения. Это находится в Линкольн –центре, где всего около десятка залов, и каждый из них носит чье-нибудь имя, и все это имена – это деньги, настоящие большие деньги, миллионы долларов. Дэвид Геффен, Давид Коч, Митци Ньюхауз и пр. – это все имена богачей, которые дали в свое время крупные суммы денег.

Есть два исключения. Во-первых, театр Вивиен Бомон назван в честь актрисы. Правда, при ближайшем рассмотрении оказывается, что актриса она была слабенькая, но у нее был богатый папа. Она уговорила папу, папа дал денег, за это театр назвали именем дочери. И все привыкли и ходят в театр Вивиан Бомон, а что она играла - это науке неизвестно.

Второй зал в этом комплексе не имеет никакого имени, он просто называется "Метрополитен Опера", и это самый лучший в мире оперный театр. Очевидно, чтобы переименовать этот зал, надо очень много денег. Пока покупателя не нашлось.

Кстати, в «Театре Клэр Тоу» «продано» каждое кресло, все 150 кресел имеют имена. Я например сидел на кресле, которое называлось Anna Cattanea, и мысленно представлял красотку-итальянку, (которая скорее всего была девяностолетней бабкой.).

***

Но вернемся к Рахманинову.

В основу сюжета взяты несколько эпизодов из жизни композитора. Я очень хорошо знаю жизнь Рахманинова, прочитал о нем массу книг, и могу сказать, что эпизоды выбраны вполне подходящие, именно те, которые, так сказать, самоигральны.

А именно: знаменитый провал премьеры 1й симфонии, когда ею дирижировал пьяный Глазунов (кстати, на этот счет мнения ученых расходятся: многие считают, что дело было совершенно не в состоянии Глазунова, (который был практически всегда немного «под шофе», но при этом всегда справлялся со своими обязанностями), а в очень малом количестве репетиционного времени, и полном невнимании к замечаниям молодого композитора). Далее сюжет лежит через консультации Рахманинова у психолога Николая Даля, который вылечивает Сергея, и за это Сергей посвящает ему свой Второй фортепианный концерт.

Второй сюжет спектакля – это история его женитьбы на собственной двоюродной сестре, Наталье Сатиной. Как известно, чтобы получить разрешение на подобный брак надо было испросить Высочайшего соизволения, и получить аудиенцию у государя.

Все это есть в спектакле, есть несколько уморительно смешных сцен встреч Рахманинова с Толстым, Чеховым, Чайковским, и наконец с самим самодержцем - все эти роли играл один актер – и иначе как пародией это не назовешь. Чайковский немного пьян, Толстой суров как Саванорола, а самодержец - такой как бы слегка помешанный чудак...

Довольно остроумно решена роль самого Рахманинова.

Его играют двое: один – действительно, похожий на Рахманинова, высоченного роста молодой актер, с огромными руками, длинными пальцами и абсолютно бесшабашным темпераментом. Думаю Рахманинов был совсем другим, он был сумрачным, медленным, неразговорчивым, скорее мрачным, и никогда не изливался в таких истериках, как нам показывают в этом спектакле.

Но это в конце концов дело вкуса. Захотели так – и ладно, никто не требует правдоподобия.

Второй Рахманинов, небольшого роста, черненький, усатый, бородатый, (похожий скорее на Скрябина, чей рост был 150 сантиметров) - замечательный пианист. Он прекрасно играет на рояле музыку Рахманинова, а также музыку Дэвида Маллоя, и еще немного поет.

И все это может быть, и все это мне скорей понравилось. И музыка Маллоя не похожа на музыку Рахманинова, но в ней что-то есть, какая-то тоска, меланхолия и изысканность.

Все было бы неплохо…

Но есть нечто, что вызывает протест. Наверное только у меня… Никто в зале не удивлялся и не возмущался… и в рецензиях все отметили это обстоятельство благосклонно.

Итак: роль русского психолога Николая Даля играла средних лет негритянка с большими дредами (для тех кто не знает: дреды - это такие косички, торчащие в разные стороны) Ейза Дэвис.

А роль жены Рахманинова, русской красавицы Натальи Сатиной играла молодая и довольно уродливая негритянка Никки Джеймс.

Есть в Америке такое понятие: color blind casting, то есть выбор артистов на роли независимо от их расы. И американцы к этому привыкли. Я однажды видел спектакль «Отелло» где Отелло был такой скорее сероватый, а Дездемона была иссиня-черная. Или, скажем, в Филадельфии я видел спектакль «Три сестры» ( по Чехову) где одна сестра была белая, вторая типа кореянка, а третья – афро-американка. И никому из зрителей не пришло в голову спросить: а почему? Почему у трех родных сестер разные расы? Может папы разные? Или мамы?

Но боже упаси! И не вздумайте спрашивать! Они хорошие актрисы? Хорошие. А какого они цвета – какая разница!

Но случай с женой Рахманинова и доктором Далем меня как-то особенно расстроил. Ведь в этом нет никакой логики, никаких оснований. Почему Даля играет 50 летняя чернокожая женщина? Что не нашлось в Нью-Йорке свободного актера со славянской внешностью лет 40? Наверняка таких сотни. Так зачем?

Так же и поводу жены Рахманинова. Ведь наверняка не все присутствующие знают подробности жизни великого композитора. И многие из них уйдут в полной уверенности, что Рахманинов женился на чернокожей девушке. А что – скажут они – такое бывает сегодня сплошь и рядом. Может он поэтому и царю прошение писал, чтобы царь брак разрешил?

В общем это ужасно глупо. И меня, ко всему привычного, страшно далекого от любого расизма и национализма, люто ненавидящего любые прояления ксенофобии, это страшно расстроило.

И я загрустил.

Я не знал, что главное в этом смысле было впереди.

Продолжение следует.