У моего отца было шесть жен. Когда он влюблялся, то непременно хотел жениться. Хорошо, что не все отвечали ему взаимностью, иначе шестью он бы точно не ограничился. В любом случае многочисленная армия женщин, по глупости невышедших за него замуж, не прошла бесследно. Каждая, так или иначе, исполнила почетную роль регулировщицы на перекрестках его судьбы.
Началась это женское шествие в его четыре года, когда он поцеловал девочку в детском саду и до сих пор, в его семьдесят, еще не закончилось. Он всегда с гордостью рассказывает, что за свою жизнь купил одиннадцать квартир десяти женщинам, а двум проституткам, помимо квартир, дал высшее образование и новые профессии. И это истинная правда. Одна особа низкой социальной ответственности переквалифицировалась в работницу ЖЭКа, а вторая в логопеда.
За свою жизнь папа сменил двадцать четыре профессии, и его любимая присказка - «как поем, так хочу быть летчиком, а как не поем, так поваром» до сих пор актуальна. Он работал сантехником, грузчиком, таксистом, поваром в пионерском лагере и сторожем в театре. Строил железную дорогу в Заполярье, возил апельсины и гамбургеры из Испании, торговал аквариумами и садовыми розами, писал мемуары, открывал картинные галереи и цеха по производству алюминевых шкафов. Сейчас он на пенсии, но его интересы по-прежнему не имеют преград и охватывают весь мир, правда крайне переменчивы. Каждый раз он, словно на санках, мчит с крутой горы навстречу цели. Но спустя короткое время я вижу его, взбирающегося с энтузиазмом на совершенно противоположную гору.
Даже сейчас он продолжает осваивать новые горизонты. Иногда звонит, чтобы рассказать о новой сногсшибательной идее, и трубка горит и пульсирует от его взволнованного голоса:- Я спроектировал двухкомнатную собачью будку! Бросай все и приезжай! Надо об этом написать, потому как на рынке аналогов нет и вряд ли будут!"Действительно, какие могут быть аналоги? - думаю я про себя. – Ведь для этого должны появиться аналоги папы, а это совершенно невозможно».
Моя мама была его третьей женой, и дружила со всеми женами до нее и после. Наверное, папины жены чувствовали некое единение. Их обьединял командный дух в игре против сумсбродного папы. Сплоченным коллективом они пытались забить ему гол. Но папа не замечал сложных тактик женской сборной. В самый напряженный момент он мог запросто выйти с поля покурить. Его игра шла совсем в других атмосферных слоях.
При всей его страстной любви к женщинам, в нем ощущалась надмирность. Это парение над землей, некую отстраненность от повседневной жизни или, может, богатый внутренний мир, невыразимый словами, а лишь угадываемый, я искала потом во всех мужчинах. Умение варить суп и при этом вести непрерывной диалог с космосом, внутри которого мы плаваем миллиардами песчинок, всегда сражало меня наповал.
Когда мне исполнилось три, мои родители развелись. Однако, папино сияние на моем небосклоне не погасло, а наоборот стало ярче. Словно полярный житель, я все время ждала, когда закончится ночь и папа возникнет на пороге, освещая все вокруг дивным светом своего присутствия. Папины перипетии мгновенно превращались в легенды и мифы, передаваемые из уст в уста. Я обожала их слушать и умоляла маму рассказывать их на ночь вместо скучных детских сказок.
Когда папа ушел, мы остались вдвоем с мамой в нашей крошечной однокомнатной квартире. Мама закрывалась в туалете, который служил ей кабинетом, и сидела там часами, разговаривая по телефону по очереди со всеми папиными женами и выкуривая по пачке сигарет. Напротив туалета была дверь на кухню, стекло в которой отсутствовало. Стекло выбил папа, когда они еще жили вместе и мама не желала в сотый раз обьяснять, почему так нежно улыбалась продавцу колбасы. При всей своей надмирности папа был страшным ревнивцем. Он мгновенно сворачивал с траектории извечного полета на луну, спрыгивал на землю и устраивал скандал с битьем посуды.
Все мое детство прошло на этой двери. Благодаря отсутствию стекла, на ней было очень удобно сидеть и раскачиваться, отталкиваясь ногой от косяка. Я слушала мамины разговоры с упоением. В моем распоряжении была только одна сторона диалога. Вторую сторону приходилось додумывать самой. Это было увлекательно и развивало воображение. Наверное, поэтому я выросла и стала писать. А, может, наоборот – я стала писать, чтобы написать о папе и тем самым разобраться в самой себе.
Ведь когда я думаю о его жизни, меня захлестывает шквал эмоций. Я понимаю, что папина бурная фантазия, помноженная на бешеную энергию, способна породить лишь абсурд существования, пригодный для жизни только на страницах художественной литературы, но никак не в реальности. Я восхищаюсь отцом и одновременно злюсь за его странные выходки и откровенное сумасбродство.
Однако, время идет, и я все чаще и чаще вижу в себе и в моих детях отблески его неугасимого огня.