Любой учитель вам скажет, что знаменитый выпуск «Ералаша» с Хазановым в роли маэстро – не гротеск, а квинтэссенция урока. Чтобы научить детей, нужно, в первую очередь, их покорить, завоевать их внимание, а не полюбить.
Вообще должен ли учитель любить детей? С опытом ответ перестает казаться очевидным. Учитель - обыкновенный человек и любить всех одинаково не способен. Даже родители относятся к своим детям по-разному, а тут совершенно посторонний человек! Кому-то он будет симпатизировать, а на кого-то раздражаться. «Любить детей» учителю гораздо проще, чем одного двоечника. В конце концов, почему от него требуется испытывать к детям именно это чувство?
Человеческая любовь прихотлива и непостоянна, она склонна идеализировать– это только мешает учить. Чтобы вовремя и правильно помочь ребенку, нужно оценивать его достижения и проблемы безо всякого лицеприятия. Ученику, записанному учителем в «неспособные», тяжело, у него возникает масса комплексов, страдает самооценка. Но любимчикам тоже нет пользы от незаслуженной похвалы, их самооценка страдает не меньше – им грозит большое разочарование в собственной «одаренности».
Никто же не требует от университетского преподавателя любви к студентам - это наоборот порицается (сколько драм реальных и вымышленных существует на эту тему: от романа Арендт и Хайдеггера до романа Кутзее «Бесчестье»). Чем школьный учитель хуже?
Уважение, терпение, понимание – вот необходимый учительский минимум. Но родителям такой подход кажется слишком рассудочным и холодным. Мамам, папам и бабушкам важно знать, что их обожаемых детей любят повсюду, в том числе в школе.
И переубеждать их в этом никто не будет, потому что успех учителя, особенно в младших классах, зависит от того, насколько он сумел понравиться родителям. От родителей исходит и большая часть проблем. Таня усвоила это еще в русской школе, поэтому при любом контакте с ними она всегда придавала лицу соответствующую трепетную улыбку: «я люблю детей!» И по неписаному правилу в разговоре с родителями никогда не говорила об их чадах: «Ваши дети», исключительно «наши дети». Тон полагался заговорщический: «мы с вами вместе хотим лучшего для наших детей». Костюм строгий, внушающий почтение, но приталенный – и папы захаживают в школу. Для пущей важности не помешают очки, без диоптрий – если зрение единица.
Но как вызвать доверие мам и пап совершенно иной культуры, в которой женщине неприлично носить одежду по фигуре, оставлять открытыми запястья, разговаривать с посторонними, подавать руку для приветствия и вообще лучше сидеть дома? Как вести себя, чтобы им понравиться? В конце концов, что надеть? Таниным коллегам легче: дресс-код за них определяет традиция. Правати завернулась в сари, Фарида спряталась в абайю, Латифа Мемела – в камуфляже длинного цветастого платья, с высоким тюрбаном из той же ткани и крупных деревянных бусах. Кэтрин уютно устроилась в джинсах и поло – американском национальном костюме. Только филиппинка Мариа предпочла нейтральный офисный стиль. Таня из мнительности облачилась в плотные брюки свободного кроя, а сверху пиджак, несмотря на влажную жару.
Они все выстроились у дверей кабинетов, будто участники парада дружбы народов на каком-нибудь фестивале молодежи и студентов. Для полноты картины Марии не хватало тугого золоченого платья и веерной диадемы из бисера и орхидей, а Тане - сарафана и кокошника.
Встречать детей полагалось у дверей класса. Ни поспевающих до желтого и красного листьев, ни букетов из высоких гладиолусов или косматых астр, ни бессменной песни «Учат в школе» из динамика над крыльцом, ни бегущей вдоль линейки первоклашки с тяжелым колокольчиком, перевязанным белым бантом – ничего из этого первосентябрьского антуража в этом году Тане не досталось.
Мистер Сатвир прохаживался взад и вперёд, как военачальник перед строем своих войск. Шум на лестнице приближался: боевая готовность. Таня волновалась, дыхание перехватывало, сердце прыгало в горле. Вот и первые семьи появились в коридоре. Дети жались к родителям и с недоверием рассматривали торжественный караул учителей. Тане стало их жалко: совсем маленькие, каких-то пять-шесть лет, еще вполне детсадовский возраст – они недоиграли в салки, недонянчили плюшевых медведей, недоели мороженого, недопрыгали на батутах, а суровая британская система уже бросила несчастных в бой с математикой и английским, музыкой и ИЗО. Что тут поделаешь? – Конечно, она будет их любить!
И Таня прибегла к проверенной трепетной улыбке и протянула руку своей первой ученице. К её умилению маленькая чернявая девочка поцеловала её ладонь, потом подбежала к отцу и его ладонь поцеловала тоже, в знак прощания. Таня отметила её в ведомости: Алиа, посадила за стол, и поспешила навстречу следующему мальчику, которого виновато улыбающийся папа пытался впихнуть в класс. Мальчик упирался растопыренными ногами, хватался руками за косяк двери. Папа подхватил сына на руки, усадил на первый попавшийся стул и ретировался. Таня так и не успела выяснить, как зовут мальчика. По-английски он не понимал.
Потом дети хлынули лавиной, Таня едва успевала вносить их в ведомость: Заед, Омар, Фатема, Амаль Кришна, Шанти, и усаживать за парты, как следующая семья подгоняла её нетерпеливыми улыбками и торопливыми приветствиями: Нура, Парамприт, Хамдан, Йосеф. Родители все время норовили задержать ее, давая рекомендации по обращению с их ребёнком на беглом английском, или спрашивая о чем-то по-арабски и напрасно дожидаясь ответа.
У порога её кабинета образовалась пробка, Таня дважды поймала на себе свирепый взгляд Карабаса. Она прекрасно помнила сказанные им вчера слова: «Семьи не должны скапливаться у дверей, это негостеприимно. Не задерживайте родителей! Действуйте быстро!» Пока она разруливала потоки родителей и детей, безымянный плачущий мальчик рванул к двери, но проскочить через толпу ему не удалось, Таня вовремя поймала его и усадила на место.
Значительно хуже стало, когда повалили дети, приехавшие без родителей на школьных автобусах: Али Мохаммад, Мохаммад Абдул, Мохаммад Рашид, Ахмед Мохаммад, Ахмед Али, Адебола Бусайо, Томас Икаканго. Автобусные няни приводили детей и оставляли их за переполненным порогом, не дожидаясь, пока Таня отметит их в ведомости. К своему ужасу она поняла, что не успела посчитать, сколько и каких детей привела к ней очередная няня.
О, мудрые создатели торжественных школьных линеек! Как не хватало Тане этих нехитрых преимуществ организованного процесса, когда дети сами собой укладываются в шеренги, вовремя отделяются от родителей и рядами идут за учителем. В класс они приходят уже собранными и настроенными на урок.
Пока Таня принимала новых учеников, ранее прибывшие дети стали оттаивать и растекаться со своих мест: брали с ее стола листы с планом урока, рисовали на доске, сваливали в кучу лото и домино, растаскивали книги из библиотечного уголка. Безымянный мальчик не оставил попыток бежать, его примеру решила последовать еще пара малышей. Гала – самая мелкая и гибкая из них просочилась под ногами взрослых, выбежала в коридор и спряталась в шкафу для школьных завтраков.
Наконец, прозвенел звонок. Таня с отяжелевшими от деревянной улыбки щеками выпроводила родителей из класса. Зазвучал гимн. Она велела детям встать. Ее услышали не все. Часть детей еще потрошила наборы математических игр, некоторые сидели у окна и, тихо завывая и всхлипывая, махали вслед отъезжающим на полных парах джипам. Пока играл гимн, Таня судорожно пересчитывала учеников. Ниточка, на которой болталось ее сердце, лопнула, и сердце ухнуло в пропасть: из двадцати восьми детей, отмеченных ею в ведомости, в классе было всего двадцать. Но во время гимна двигаться было нельзя. Куплет, проигрыш, последний куплет. Она захлопала в ладоши:
- Доброе утро!
- Доброе утро, мисс! – отозвалось пятеро.
- Садитесь! – скомандовала она. Десять детей сели за парты. Остальные не отреагировали.
- Пожалуйста, положите книги на полку, положите кубики! Дети, мы начинаем урок! – Таня теряла голос, а половина класса по-прежнему слонялась по кабинету. Дети перемигивались и подсмеивались над ее непонятными словами. Тогда она сама рассадила их по местам.
-Кто из вас умеет считать до десяти? – спросила Таня, стараясь придать веселья срывающемуся голосу.
- Я-я! – врезали десять высоким криком.
- Тогда давайте считать: один, два, - дальше они продолжили хором. Таня прошмыгнула в коридор и подозвала няню, дежурившую у туалета:
- В туалете есть дети?
- Да, трое в мужском и одна в женском, - отозвалась сонная няня.
- Присмотрите за классом, пожалуйста! Я проверю, нет ли там моих, – попросила Таня.
- Хорошо, но я буду смотреть отсюда, мне нельзя покидать мой пост, я слежу за детьми в туалете! - заявила няня с апломбом.
Таня заглянула в мужской туалет. Там три ее потенциально успешных ученика, мокрые с головы до ног, устраивали фонтан у раковины, зажимая ладонями кран. Она безо всякого страха за свой авторитет криком погнала их в класс, а сама ринулась в женский туалет. Две ее перспективных ученицы смастерили себе фату из туалетной бумаги и крутились у зеркала, заливаясь во все горло: “Let it go! Let it go!” Увидев Таню, они, ничуть не смущаясь, стали хвастаться:
- Miss, look! Look, miss! – это все, что они могли сказать по поводу своих нарядов на английском языке.
В шкафу с детскими завтраками она обнаружила еще одну будущую отличницу - Галу, которая, обложившись сладостями, добытыми из сумочек, уплетала в первую очередь самые привлекательные.
Таким образом, шестеро из двадцати восьми детей удалось вернуть в класс. Но пока Таня возилась с этими шестью, испарилось еще три человека. Одного она нашла под партой, другого в шкафу с письменными принадлежностями. Судьба троих учеников оставалась неизвестной. Таня выглянула в коридор – тишина. В остальных кабинетах звучал спокойный, рабочий говор. Этот день стал катастрофой только для Тани.
Пять минут, отведенных Карабасом на объяснение новой темы, канули в лету. Что делать? Продолжать урок? Бежать за пропавшими без вести? – Но тогда растеряется весь класс. Двадцать пять против трех! Была - не была: продолжаем урок! Таня отчаянно захлопала в онемевшие ладони и закричала.
- Кто из вас говорит по-арабски и по-английски?
- Я! – ответил один из организаторов туалетного фонтана – Ахмед Мохаммад.
- Тогда переведи остальным: Дети сядьте на свободные места! Мы будем знакомиться!
Он перевел сказанное лихим и грозным тоном, так что дети расселись. Тут в дверь постучали. На пороге стоял разгневанный мистер Сатвир и охранник, за загривок они держали трех ревущих в голос мальчиков из Таниного класса.
- Этих поймали у ворот школы, - объявил Карабас, - Ваши?
- Мои, - призналась Таня, в ее глазах на изготовке стояли слезы.
- Следить нужно, - произнес мистер Сатвир зловеще и вышел.
Двое неудавшихся беглецов сели за парты, икая и всхлипывая. Но один, тот самый безымянный, сел у закрытой двери и разразился воем. Таня взяла его на руки. Последнее предупреждение Карабаса о том, что нужно избегать прикосновения к детям, было попрано. Но теперь Тане было нечего терять.
Кабинет, который она готовила к началу учебного года целых две недели, за каких-то двадцать минут превратился в Куликово поле после Мамаева побоища. Материалы на столах были перемешаны, какие-то детали рассеялись по полу. Часть листов с дополнительными заданиями была изрисована принцессами и супер-героями. Заниматься в группах по станциям было невозможно. И Таня стала выдумывать урок на ходу.
Изучить детей и распределить ресурсы, говорите? Что ж, в сухом остатке только сорок процентов учеников худо-бедно говорит по-английски. Детей с поведенческими моментами семьдесят процентов – она завалит работой школьного психолога. К счастью, в классе всего одна тихоня, которую надо активно вовлекать в учебный процесс, - Парамприт - единственная, кто умеет бегло читать и даже писать по-английски. Остальные – сплошь потенциальные отличники, будущие лидеры класса. Тане несказанно повезло.
Слава Богу, первый учебный день был коротким. За детьми пришли родители. Она радовалась каждому из них, как Робинзон Крузо радовался Пятнице и капитану английского корабля.
Таня уже не боялась ничего, даже разговора с Карабасом. Теперь она и без его гневных речей знала, что как учитель она никуда не годится. Ей не хватало ни терпения, ни понимания, ни уважения, не говоря о любви. Вспоминая все провальные эпизоды утра, она задним числом осознала, какие допустила ошибки. Но исправить их не могла, даже если бы этот день повторился.
Таня поняла, что умеет обращаться только с детьми уже прошедшими первичную обработку детсадом, выдрессированными, зашуганными и подогнанными под общий стандарт. «Отступить пять клеточек», «Делу – время», «Стоять – руки по швам!», «Когда я ем, я глух и нем», «Не выходим за поля», - без этих формальных правил, которые помогают имитировать воспитание, у Тани все рассыпалось. Она не справлялась с детьми, привыкшими к вседозволенности, не маскирующимися под «послушных», абсолютно разными, потому что учеба в пединституте, педпрактика и работа, как конвейер, превратили ее в штампованную деталь совкового школьного механизма, которая не годилась для других моделей.
Мисс Холли была права: с детьми нужно строить не дисциплину, а отношения, но для этого Тане самой не хватало свободы, юмора и лёгкости. По сути, на уроке по теме «Знакомство» никакого знакомства – то есть начала отношений – не произошло. А произошел, как говорится, эпик фейл. Остается подать заявление об уходе.
Вдруг в дверях возникла автобусная няня.
- Я за Манар.
- За кем? – спросила Таня.
- За Манар, я утром приводила ее к вам в кабинет.
- Вы ошибаетесь, в моем классе нет такой девочки! – возразила Таня.
- Есть, проверьте список, - ответила няня невозмутимо. Таня взяла ведомость и обнаружила в ней Манар, которая значилась отсутствующей.
- Действительно, есть, но ведь она сегодня не приходила, - пролепетала Таня.
- Как это? Я утром приводила ее к вам в кабинет, - отчеканила няня хладнокровно. Таня схватилась за голову:
- Где ее теперь искать? – мысленно она уже готовилась к зиндану.