В этом году на день рождения я получила грандиозный подарок - билет на «Нуреева» в Большой.

Эту фамилию я слышала в Уфе с детства – ее произносили вполголоса: «Я сестру Нуреева видела – такая неприветливая!» «А мать Нуреева до сих пор на Зенцова живет?» Я ходила мимо его бывшего деревянного дома под номером сорок (теперь его снесли) и не думала о том, кто в нем жил, и почему о нем говорят зловещим шепотом. Я много раз видела башкирский спектакль «Журавлиная песнь», который так поразил юного Нуреева, что балет стал его жизнью. В день, когда ему позволили приехать к умирающей матери, и он бродил в тяжелом одиночестве по родному городу, я беззаботно каталась на санках по соседним улицам.

Тогда никто не знал о приезде Нуреева, не было никаких торжественных мероприятий, встреч со зрителями. Чиновники отнеслись к нему, как к прокаженному – не из-за болезни. Свобода, которая горела в нем, была для них страшнее чумы. Нуреева не пустили на порог его школы, ставшей хореографическим училищем, не разрешили сфотографироваться возле понравившейся картины в музее Нестерова, не дали встретиться с любимыми педагогами.

Осознание пришло позже.

Года через два я увидела Нуреева в Muppet Show – танец с Мисс Пигги – и была потрясена. Естественно, я мало что понимала в балетной технике, меня впечатлило другое. На такую жестокую самоиронию не был способен ни один «советский» артист балета, которых показывали по телику, – все они были закрепощены и скованы своими четко очерченными классическими амплуа. Несмотря на шутливый тон, в этом танце ощущалась невероятной силы свобода и какая-то хищная энергетика Нуреева, от которой становилось даже страшно. Едва ли партнерши смотрелись рядом с ним грациознее Мисс Пигги – и этот дерзкий намек читался в танце.

Потом я слышала о Нурееве все больше. Это имя стали произносить громко. Про него снимали передачи, показывали его спектакли. К зданию уфимского оперного театра, где он был непрошеным гостем всего пару лет назад, прибили памятную доску. Местные гэбисты и администраторы, которые совсем недавно устроили ему такой холодный прием, торжественно говорили о знаменитом соотечественнике с трибун. Вряд ли они переоценили свои взгляды – скорее получили новое распоряжение сверху. Нуреев умер и какое-то время не представлял ни для кого угрозы.

И вот это имя опять оказалось неблагонадежным. Оно снято с афиш. Непокорный дух изгнан со сцены. Он снова неугоден. Неужели в нынешние времена даже призрак свободолюбия внушает страх?

Я пошла в Большой театр – не пропадать же дорогим билетам. К тому же я еще не видела историческую сцену после реконструкции. И большинство зрителей пришли по тем же соображениям. Разочарования в зале не ощущалось. Будто вся наряженная пафосная публика изначально собиралась на спектакль «Дон Кихот». Рукоплескали долго, вызывали артистов из-за кулис раз семь. Словно так и должно было быть.

Не то что бы я была против «Дон Кихота», я обожаю этот красочный балет, артисты танцевали блестяще. Но мне мечталось увидеть «Нуреева». Отмена спектакля ничего не может сделать той славе и той свободе, с которыми связано это громкое имя. Обидно только за нас, за то, что мы снова по чьей-то прихоти лишены встречи с ним. Меня не покидает ощущение предательства, горькое – до слез. Не только зрителей, но и всех, кто работал над спектаклем. Работал тяжело, мучительно, вдохновенно, с любовью и предвкушением восторга. И мне хотелось бы сказать им огромное спасибо за мечту, пусть пока еще не сбывшуюся.