Борис Борисович снес мне крышу, когда я заканчивала девятый класс. Я тогда и не мечтала о взаимности. А получилось так… Познакомилась с девочкой-ровесницей; она выдала мне целлофановый пакет с кучей кассет. Ну и все. Любовь поразила меня по-булгаковски – как поражают молния и финский нож.

Мы с новой подругой Викусиком любили побредить немножко. 

Я (мечтательно): «А вот сказал бы он тебе: «Виктория, выходите за меня замуж!», то ты бы – что?»

Викусик (с философским видом): «Не пошла бы. Я б от него просто родила».

Я (задумчиво): «Мальчика или девочку?»

Викусик (с философским видом): «Неважно. Четырех».

Я (возмущенно): «Тогда что замуж не идешь?!»

Викусик (с философским видом): «Супружник сегодня есть, завтра нет. А шашни мужика в тонусе держат».

Это было ее словечко – «шашни»...

Потом мы с Викусиком выросли друг из друга и разбежались. У меня появилась новая подруга. И вот тут началось самое интересное.

Нам по 17, между собой мы зовем БГ просто Борькой, из вредности. Ибо понимаем, что «Борька» нам не светит ни в каком качестве. Мы полны сарказма, замешанного на благоговении.

С Ольгой по прозвищу Крокодил мы собираемся ночами и пишем «повесть» (она же пародия) «про него». Идет слух, что объект обожания нагрянул к нам в Москву. Мы выясняем адрес «базы» и принимаемся караулить. Зима. Сугробы. Время не теряем, заледенелыми пальцами продолжаем выводить наш бессмертный опус, на лавочке, откуда подъезд – под прицелом. Не поймали!

Поймали позже. Ночь, вокзал, поезд «Москва-Питер». Мы с Ольгой-Крокодилом стоим у хвоста поезда, с цветами. Родители нас не отпустили одних, топчутся в сторонке. И вот – ОН идет! Мы дуреем от счастия и через пару минут вываливаемся из вагона уже с автографами. Поезд трогается, мы достаем заготовленные белые платочки и машем, машем, простирая руки и крича: «На кого ж ты нас покинул? Отец родной!» Родители стыдятся, особенно - мой отец.

Мы узнаем «Борькин» адрес в Питере и готовим ему посылку. «Повесть» + стихи + кирпич. Получает Борис на почте коробку, тащит домой, обливаясь пОтом, предвкушает. Что-то тяжеленькое, наверное, полезное! Мы катались по полу от смеха, воображая, как он обнаружит наш кирпич.

А, да, стихи. Поэма. Борьба добра со злом, бобра с козлом. Борис – герой (но незадачливый), и есть у него враг заклятый, серость и ничтожество, солдафон по фамилии Иванов. Написаны были тонны строк, но помнятся только эти:

"Дядя Боря напильником старый стакан

Превращает в надежную лодку.

Он стирает носки, зашивает карман,

Отпускает морскую бородку.

Он прощается слезно с женой и детьми,

Все поклонницы воют от горя.

Он плывет по Неве, он в опасном пути

К бесконечно далекому морю.

Не проплыл Мастер Бо и десятка мостов,

Как пираты напали на судно.

Во главе подлецов – рядовой Иванов,

Догадаться об этом нетрудно..."

Словом, с Борисом Борисовичем в поэме случаются самые разные нелепицы. Плод трудов мы положили в красную папку и кое-с-кем БГ передали. Прошло время; после одного из концертов кумир был нами пойман, и мы, стыдясь, бледнея и умирая от любви спросили хором: «А вы получили красную папку?» Он ничего не получал, видите ли. Мы шепчемся в углу, хихикаем: «Ему стыдно! Он в поэме так лажает все время...»

Конечно, был у нас и специальный гребне-словарик. Мы там всякие выражения, относящиеся к его творчеству, записывали. Ничего не вспоминается уже, только то, что убрали мы две первые буквы из его фамилии и записали слово на страничке с буквой «Е».

Ну и плакат. Я купила огромный плакат Гребенщикова и повесила на стенку в библиотеке, где работала. Начальница у меня была серьезная женщина, без избытка чувства юмора. Однажды она зашла, когда Крокодил бил челом перед плакатом, как перед иконой, а я кланялась в пол. Ну, вообще-то, репутация у меня к тому времени в библиотеке уже и так была подмочена.