27 июня

Дискуссия на тему «Джакометти, Кляйн, Брэдфорд: любовь, страх и одиночество» организована кураторским агентством ScienceMe и Государственным музеем изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в рамках выставки «Коллекция Foundation Louis Vuitton».

Участники: 

Андрей Ерофеев – кандидат искусствоведения, куратор.

Данила Булатов – научный сотрудник, куратор ГМИИ им. А.С. Пушкина.

Кирилл Алексеев – кандидат философских наук, доцент РГГУ.

Данила Булатов:

Работы, которые встречают гостей на выставке – одни из самых знаковых произведений Альберто Джакометти. «Голова человека», «падающий человек» – скульптуры, ставшие воплощением экзистенциального послевоенного переживания. Скульптуры, больше не стремящиеся изображать классические формы, внешние стороны человека, а передающие внутренние переживания, драму, трагедию. Параллельно могут быть представлены произведения художников этого же поколения, например, британского скульптора Генри Мура или польской художницы Алины Шапочников. Работа Шапочников «Эксгумированный» напоминает гипсовые отливки погибших жителей Помпеи, погребенных под слоем пепла. Это новое ощущение передачи телесности, следствие Второй мировой войны, поставившей крайне жестокие вопросы о человеке. Данная скульптура вызывает болезненные ощущения и тем самым воспринимается как собственное тело.

Тема телесности также присутствует в творчестве художников Альфреда Хрдлички, Жана Фотрие (в серии «Головы заложников»), Фрэнсиса Бэкона, Франка Аурбаха. Обращение к материи, использование таких материалов, как глина, песок, а также пастозная живопись характерно для итальянских мастеров. Фигуративность уступает место «переживанию телесного», выраженного использованием фактуры материалов.

В работах Джакометти и Аурбаха важно отношение к модели, поскольку в качестве модели часто выступали их близкие. Преимущественным было желание передать телу его физическую составляющую, взаимодействие между двумя субъектами, индивидами.

Параллельно в Австрии зарождается венский акцианизм, художники которого также начинают как живописцы, но постепенно переходят в трехмерное пространство, так называемой «живописи действия».

Произведение Ив Кляйна, с которого начинается выставка собрания Louis Vuitton, это одна из антропометрий художника, которые он начинает создавать начиная с 1958 года. Создавая различные перфомансы, художник мог отстраниться от живописного процесса, наблюдая со стороны. Фактически Ив Кляйн находится у истоков концептуального искусства, которое в большей степени представляет собой идею, нежели физическое реальное воплощение, хотя оно также остается важным. 

 Кляйн жил в Японии в начале 1950-х годов, поэтому не мог не находиться под влиянием японских художников. Речь идет о знаменитом перфомансе Сабуро Мураками (группа «Гутай»), одновременно порывающем с конвенциями классической японской и европейской эстетики. Увиденные последствия ядерных бомбардировок также отразились в творчестве Кляйна. В его работах прослеживается эстетизация боли, они созданы при помощи огня, краски, воды, неких первичных стихий. Использование живых моделей навеяно «тенями» Хиросимы, тенями оставшимися от людей из-за радиационного светового излучения (тела отбрасываются взрывной волной, а тень остается).

Кляйн относится к «новым реалистам» - художникам, которые работали с реальностью нашей жизни. Собственно, как модель воспринимается Кляйном как «живая кисть», так же воспринимается и пространство города. Ряд художников в Италии и Франции начинают работать в технике «деколлажа». Например, Рамон Энс, Франсуа Дюфрен, Пьер Рестани, а также Марк Брэдфорд, к творчеству которого я хотел бы перейти.

Марк Брэдфорд – современный американский художник, его работы также напоминают деколлаж, хотя сделаны немного в другой технике. У его работ есть определенное политическое и социальное измерение. Художник говорит, что бумага для него – это медиум, который связан с информацией (законы, распоряжения,бухгалтерия – все связано с бумагой). Бумага представляет собой некий палимпсест, в котором отпечатывается современная цивилизация, и из бумаги можно вычеркнуть прошлое, и это понятие «прошлого» достаточно часто присутствует в работах художника.

Например, инсталляция в музее Хиршхорна в Вашингтоне “Атака Пикетта”. Эта работа навеяна циклорамой битвы при Геттисберге. Циклорама находится в одном из южных штатов Америки и посвящена атаке конфедератов на позиции армии северян. Будучи афроамериканцем, выходцем из южной части соединенных штатов Америки, Марк Брэдфорт пытается актуализировать проблему прошлого и отношения к гражданской войне и т.д. Также он создает такие инсталяции, как, например, “Митра”, посвященный урагану “Катрина”. Эта работа была выставлена в Новом Орлеане в том же году, когда прошел ураган.

Опять же, обращаясь к теме законов, он создал цикл работ в 2014 году, который был посвящен Американской Конституции, поправкам, которые стали катализатором к изменениям в лучшую сторону. То естьконституция, написанная в XVIIIвеке и сохраняющая множество пережитков прошлого, отпечатывается в современных деколлажах Марка Брэдфорта.

Мы возвращаемся к главному в творчестве послевоенных художников и скульпторов – желанию воздействовать непосредственно на человека.

 

(Кирилл Алексеев):

Я покажу вам “этнические  зоопарки”, поскольку тема нашей беседы затрагивает искусство второй половины XX века, необходимо понять, что мы смотрим на искусство второй половины XX века и война – это “водораздел”, то есть все, что было после войны – это совершенно другое искусство.

В начале второй половины XIX века во всей Европе появляется такое явление, как “этнические зоопарки”. Мы говорили о телесности и о том, что телесность стала актуальна во второй половине XX века, это произошло потому что все запрещенное в первой половине XX века, стало практически лидирующим во второй половине XX века. Во всех европейских столицах были этнические зоопарки, существовавшие до 1958 года.

Хотелось бы продемонстрировать одну из причин, послужившую концом этому. Вот история юноши Ота Бенга: он был пигмей в двадцать три года, его семья (жена и двое детей) были убиты, а его самого отвезли в этнический зоопарк в Америке, в котором он  пребывал некоторое время, но потом, под влиянием общественного мнения в Америке, этнические зоопарки были закрыты. На таком фоне было невозможно отсутствие интереса к человеку, потому что уважение к человеку и сам образ человека становится совершенно другим.

Почему Джакометти прошел “красной линией” и стал одним из ведущих скульпторов в 1950-1960-е годы? Потому что он за 30 лет до войны почувствовал это течение, эту тенденцию. Ведь что изображает Джакометти? По словам самого скульптора, он изображает ничто, он изображает пустоту, тени. Творчество Джакометти подобно этрусской скульптуре, древней, архаичной. Если посмотреть все громкие имена конца XIX – начала XX века, заметна очень похожая «стратегия». Ван Гог берет черты японской живописи, черный контур, который так будет любить потом французская живопись.

Но основная, на мой взгляд, тема, которая появляется в искусстве второй половины XX века – это тема пустоты. Пустота – ничто. В основном, это тема Кляйна, поскольку в его работах мы можем видеть не человека, а отпечаток человека, его образ, его след. Его телесность совмещается с темой пустоты.

Марк Брэдфорд достаточно традиционен. Он развивает такую тему, как «новая археология» (как будто воспроизводя «остатки» нашей культуры). Мы видим мелко передробленные коллажи, из которых он лепит свои работы (это не краска, а нарезанные небольшие коллажныеэлементы).

Что же объединяет на самом деле всех этих троих авторов? Первых двоих, безусловно, образ «пустоты». Третий старается заполнить ее, но тот материал, которым он ее заполняет, по сути является отчасти пустотой. Тема «пустоты» сближает западноевропейское и русское искусство второй половины XX века, поскольку данная тема актуальна и для русского искусства в том числе. Русское искусство было достаточно изолированно, мы не были настолько хорошо осведомлены, как Европа была осведомлена об американском искусстве, но когда широкая общественность увидела русское искусство начала 1960-х годов, то было замечено очень много общих моментов, пути развития на самом деле очень похожи, однако материал совершеннодругой.

Что объединяло и русское и западное искусство? Ощущение интерпретации свободы, которая у всех была разной.  Упомянутые ранее этнические зоопарки – это было то «дно», от которого все приблизительно в одно время отталкивались.

В начале же XXI века все ждали новых явлений и нового материала и в этом ожидании мы прибываем до сих пор. Хотелось бы верить, что по истечению некоторого времени мы посмотрим и увидим тех авторов, которые сейчас находятся среди нас, и которых мы, может быть, не видим. 

 

(Андрей Ерофеев):

В обсуждении художников, объявленных сегодня, я скорее склоняюсь к позиции Кирилла, хотя у меня есть некоторые возражения.

В первом докладе мы услышали, что есть целая тенденция, целая линия современного или модернистского искусства середины и второй половины XX века, которая так или иначе продолжает тему боли, страдания, страдающего человека, который находится в военной критической ситуации, некой агрессии, которую на него оказывает внешний мир. Этот человек – жертва. Прежде всего это тема экспрессионизма, потому что именно экспрессионизм активнейшим образом именно эту тему страданий, увечий, массовой гибели людей, связанной с войной – продолжал.

Но мне кажется, что эта тема, которую вы так хорошо раскрыли – абсолютно не касается тех персонажей, о которых мы сегодня говорим, потому что ни Джакометти, ни Ив Кляйн в военных действиях не участвовали и даже небыли наблюдателями. Джакометти большую часть войны провел в Швейцарии, в своей деревне в которой не было военных действий. Хотя он встретил начало войны в Париже и наблюдал этот исход бегства из французской столицы, скорее это не были те переживания войны, с которыми столкнулись другие художники. Мне кажется, что Джакометти, это как раз действительно фигура очень яркая для экзистенциалистского искусства, но этот экзистенциализмнесвязанстемойстрадания.Стоит упомянуть, чтовэкзистенциализметемастраданий – не самая главная, а наоборот, она скорее связана с темой отсутствия социальных связей – одиночество, потерянность человека, его отделенность, конфликтность с окружающим. 

Жан-Поль Сартр писал о Джакометти, что стремление последнего найти твердую основу, на которой могла быть выстроена личность, стремление выйти к существу, корневой основе, доводит Джакометти до уничтожения жизни и приводит непосредственно к смерти. Ибо все его шагающие или стоящие персонажи, что на картинах, что в скульптурах, напоминают обугленные существа, но дело не в «обугленности» и не в Хиросиме, а в том, что это человеческий стержень, который не сломан. Это то, что нельзя сломать в человеке.

Сартр написал не одну статью о Джакометти, что редко для философов-экзистенциалистов, которые, как правило, не писали о художниках. Сартр писал, что его скульптуры – они как стволы, как деревья, составляют нечто количественное (как лес), но это не единая масса, они никогда не сливаются, а всегда находятся в абсолютном одиночестве. Сартр так охарактеризовывает в 1954 году творчество Джакометти: «Между вещами и между людьми мосты порваны, везде пустота проскакивает и каждое создание секретирует свою собственную пустоту». Я поддерживаю Кирилла в том, что есть отсутствие и одиночество и есть пустота одинокого человека, отсутствие связей, пустота как ненаполненность мира и его разреженность.

Но, в отличие от моего коллеги, мне кажется, что Джакометти, как и несколько его друзей, это исключение в искусстве XX века, потому что если взять то время, когда они работали, особенно, когда расцвело их творчество (вторая половина 1940-х – 1950-е годы), то на главной площадке искусства основная тенденция была вовсе не экзистенциальная, но антиэкзистенциальная. Это было движение в сторону деиндивидуализации искусства, в сторону минимализма, геометрической эстетики.

Например, на выставке Louis Vuitton есть работа Морелли, который является хорошим представителем этого явления. В этом искусстве тоже есть что-то о пустоте, но эта пустота – отсутствие человека вообще, и главное, отсутствие автора. Просто автор – это чисто механическое, фактическое и сделанное практически компьютерным способом, намеренно отделенное от мазка, движения руки, неровности цвета и т.д.

Рядом находился Андрей Ланской, Николя де Сталь, Сергей Поляков – абстракционисты русского происхождения, но в общем, искусства, похожего на Джакометти практически не было в это время. И до сих пор наши французские коллеги испытывают некоторые трудности с тем, как выставлять его, потому что он нарушает логичное развитие, потому что он вне стиля, он исключение. Существует узнаваемый стиль 1950-х годов, который у нас стал стилем 1960-х годов. Яркие цвета, веселые, лишенные всяких аллюзий к прошлому, антиакадемические, треугольные стулья, странныевазы.Как один автор недавно сказал: “В абстракции важно понять, что в абстракции не сказано”. Было не сказано про страдания войны, вообще про войну, про нации, про конфликты, то есть это стиль, который подвел черту под тем, что происходило и «отвернулся», прокляв ситуацию, случившуюся с Европой, и запустил все сначала.

Джакометти действительно экзистенциалистский художник, но как исключение, потому что параллельно с развитием экзистенциализма изобразительное искусство экзистенциалистским не было.

При взгляде на творчество Джакометти, возникает впечатление, что этот человек прочитал Оруэлла “1984”, потому что изначально роман должен был называться “Последний человек”– антиутопия, превращение Западной Европы в тоталитарно-фашистское коммунистический смешанный тип тоталитарного общества.  

Я хотел бы опять поддержать Кирилла, потому что экзистенциолистское искусство, которое построено на переживании отторжения, одиночества, неприязни к толпе, ухода от здравого смысла, от естественных иллогичных социальных обязательств, которые поддерживает экзистенциализм или отказ от этических нормативов ради свободы. Свобода экзистенциализма – это выход за границы нормального. Это поведение, эти экзистенциалистские переживания, на мой взгляд, этот дискурс экзистенциализма выступает как некий язык каждого конкретного человека, потому что, когда мы говорим про экзистенциализм, мы говорим не только про философию.