Ешь, смотри, пиши: нетуристический тур по Индии

13 января 2018 года я сбежал из Варкалы. Моторикша неслась по шоссе в сторону Каньякумари, лицо обдувал свежий ветер вперемешку с дождем, но лапы негативных эмоций еще крепко держали меня в заложниках. Кто ищет Индию – не езжайте на курорты.

Такие места как Варкала – не настоящая Индия. Запах денег привлек в деревню беспримесных хапуг, а местных превратил в мошенников. Швы на новой рубашке разошлись, акула была несвежей, а кашмирский делец Дин Чапри, хозяин отеля, посчитав, что прогадал с платой, предложил съехать.

Варкала – подделка на Индию: индийцы никогда не будут есть и надевать то, что там продают, я уж не говорю про фальшивые компасы Британской империи. Мошенник на мошеннике, разве что непальцы из Дарджилинга в ресторане Клафути оставили приятное впечатление.

Пусть американец, с которым мы пили виски в баре старого Дели и был прав, что коммунистическая Керала – штат с красивой природой, но искать в Варкале вдохновения для написания книги и потратить на нее два месяца было ошибкой.

В сравнении с паломническим Кедарнатхом в Гималаях, куда отправлялись люди ищущие, Варкала оказалась пустышкой, местом для тюленьего отдыха, дистиллятом из заката и устриц. Такой рецепт хорош на две недели, а потом несет разложение.

Кому нужна духовность и настоящая Индия не езжайте на курорты. Так думал я, мчась на дребезжащей рикше к новым впечатлениям.

Каньякумари

Я выбрал Каньякумари как перевалочный пункт, где планировал за чашкой кофе подумать и определиться куда ехать дальше. Были идеи поехать в таинственную Калькутту или город будущего Ауровиль, о котором мне рассказывали в Ришикеше.  

Еще я хотел попасть на остров Рамешварам. Сосед по отелю, пожилой латыш из Риги, помимо рассуждений о царском поведении Путина, рассказал об интересном артефакте Рамешвараме под названием Адамов мост или мост Рамы. Этот мост, длинной в 48 километров, реально соединял Индию и Шри-Ланку, есть записи, что по нему ходили торговцы, но в конце 15 века он не был разрушен штормом.

Вопрос – кто мог построить такое чудо света? По одной легенде мост поднялся со дна, чтобы провести изгнанного из рая Адама (видимо, на Шри-Ланке располагался рай). Рамаяна же гласит, что мост построен по указанию принца Рамы. Конечно, есть еще версии про инопланетян. Туда я после Каньякумари и поехал, но это другая история.

Каньякумари знаменит тем, что находится на мысе Коморин – самой южной точке Индии, омываемой "тремя морями": Бенгальским заливом, Аравийским морем и Индийским океаном. В перевернутом треугольнике, каким видится Индия на глобусе – мыс Коморин его нижний угол. Удобно для встреч рассвета и заката.

На полпути к Тируванантапураму (там я планировал пересесть на такси) водитель рикши, индиец средних лет в истлевшей полосатой рубашке, сообщил, что ему мало оговоренной суммы рупий и он дальше не поедет. Типичный варкальский мошенник. Но он не знал моего состояния.

- Высаживай, но денег не получишь, - ответил я.

Он посмотрел на меня как на личного врага его мамы, бабушки, жены и троих детей, но молча довез до нужного места. Не стройте впечатление об Индии по водителям рикш, это каста обманщиков. Хотя бывают исключения. В Рамешвараме я познакомился с водителем рикши Ветривиалом, ходил в гости к Магеллану и Бруно, его любознательным детям. Ветривиал надувал с ценой сразу, но договоренности не отменял.

Выйдя в Тируванантапураме, я пересел на такси и через пару часов въехал в Каньякумари. Надо сказать моя логистика была ошибкой – поезд был бы дешевле. Но после конфликта с хозяином отеля я не мог оставаться в Варкале ни секунды времени и реализовал первую пришедшую в голову идею. 

Паломники

Заселившись на сутки в отель, я час поспал, постоял пятнадцать минут под горячим душем и вышел на улицу. Солнце уже заходило за горизонт, простреливая между высокими отелями золотистыми трапециями. Ветерок гнал с моря, еще мне не видного, соленый сухой воздух.

Я выглядывал закусочную с настоящей индийской кухней, ту, что едят сами индийцы. В Варкале еда на экспорт, поэтому кухня средиземноморская, типа рыбы с картофелем фри или пиццы. Колорит ласси с нааном заменен на кофе с круассаном.

По пути к закусочной я смотрел в лица шедших навстречу людей. Обжегшись на Варкале, я не хотел видеть праздных туристов. Но в Каньякумари мне попадались только паломники. Эти люди нравились мне. Они искали свой смысл в религиозных турах по Индии, их глаза были внимательны, а взгляды доброжелательны. Меня постепенно отпускало.

Возможно, паломник представляется как нищий с торбой, но индийские паломники разные. Есть и нищие оборванцы, спящие на дорогах, подложив ладони под голову, есть и состоятельные образованные индийцы, привыкшие к лучшим отелям. Поездку к святыням индийцы совершают вне зависимости от наполненности кошелька.

Этот вид туризма в Индии очень развит. Сам видел, как в Кедарнатх ради храма Шивы приходит по несколько сотен человек в день: немощных тащат в корзинах на спине, пожилые заказывают ослов, остальные сами осиливают 14 километров подъема. При мне туда прилетал на вертолете даже президент Индии. Среди святых мест я бы назвал Кедарнатх, Ганготри, Ямнотри, Бадринатх в Гималаях, Варанаси (Бенарес), город мертвых на северо-востоке, Рамешварам, место для возрождения – на юге.

Есть и третья категория паломников – вечно странствующие монахи. Они одеваются по-разному, в зависимости от учения и культа: кто мажет лицо в белое, кто облачен в черную рясу, кто надевает белую пилотку как у Махатмы Ганди. Думаю, половину из них я спутал с попрошайками, а вторую половину не так назвал, но один был точно необычен. 

Это было в предгорье Кедарнатха, я стоял у окошка в ожидании пермита. Я только вчера приехал в Индию и застыл в тревогах. Остальные были заняты своими делами. И тут я услышал тихий голос. Со мной говорил старик в белой одежде. У него были ясные глаза, внимательный и доброжелательный взгляд. "Садитесь", - только и сказал он, улыбнувшись. Я сел на свой рюкзак и с этого момента совершенно успокоился.

Загадочная статуя в океане

Перекусив с превеликим удовольствием похлебкой из чечевицы ("дал") и лепешкой ("наан"), я пошел к океану. В тот день я решил отдохнуть, а назавтра найти жилье побюджетней. Жара уже спала.

Пройдя вдоль длинного ряда магазинов и ресторанов, я через арку вышел на открытую площадку перед океаном. Справа, сужаясь в далекой перспективе, протянулась длинная высокая стена, крашенная в вертикальную оранжевую полоску. Слева, в отдалении, на малюсеньком островке в океане, высилась огромная статуя, упиравшаяся головой в синее небо. Сотня людей с берега любовались ею, создавая панораму схожую с полотном Иванова "Явление Христа народа".

Интересно, думал я, встав у каменных перил, теоретические инопланетяне, пролетев в облаках на своих тарелках, в первую очередь увидят памятники, подобные этому и решат, что вот эти гуманоиды, наверное, были самые важные люди на планете. Потому что такие артефакты сразу бросаются в глаза, они на поверхности. Я сам, представляя мир в других созвездиях почему-то вижу именно такие огромные памятники или же их обломанные головы на дне далеких морей. Изучение деталей истории начинается позже, если только они изучат язык, научатся читать и смотреть фильмы. Но время не хранит бумагу, не хранит идеи. Что вообще останется на планете через миллионы лет?

Как в одном фантастическом рассказе – космические исследователи обнаружили мертвую планету, из которой торчал оплавленный шпиль. Оказалось этот шпиль построила перед катастрофой обреченная цивилизация, чтобы сказать космосу – мы на этой планете жили, творили, любили. И это все, что мы смогли сохранить.

Я для Индии в какой-то степени инопланетянин, я плохо знаю историю и религию страны. Загадочная статуя выполнила свою роль – заинтересовала найти сведения об этом человеке, понять нечто важное, внепространственное, вневременное, осветить свой путь новыми огнями.

Изучать Индию – это вообще, как слетать на другую планету: неизвестные герои, загадочные религии, таинственные ритуалы. Индия делает тебя героем приключенческого романа: из мангрового леса ты слышишь рев тигра (хотя это вопит павиан), в подземельях храмов тебя чудятся монахи богини Кали, вырезающие кинжалами сердца, а в пещере, черной от летучих мышей, нет-нет да сверкнет потерянный в середине 18 века бриллиант "Великий Могол". Оставалось найти Интернет, чтобы узнать кому посвящена статуя.

Богиня Деви

Чтобы выйти к океану, нужно было пройти вдоль длинной стены, крашенной в оранжевую полоску. Моя память удлинила эту стену раза в три, выстроила слева пыльной дороги линию белых гипсовых ваз и впаяла композицию в синеву неба. То ли "Непостоянство памяти" Дали с героями из другого измерения, то ли индийский вариант "Китайского рагу" Хоппера.

В реальности такой лаконичности цвета и геометрической гармонии точно не было: стена была обшарпана, вазы я придумал, а с дороги стер мужчину с обезьянкой и шарманкой. Вдоль стены тоже – торговцы разложили на продажу ракушки и сувениры, спали две пожилые индианки, сидел на корточках усталый гадальщик. Не Хоппер, не Дали, а Брейгель с его буйством коренастых крестьян.

Я подошел к гадальщику. Вокруг него сидели дети в рваных одеждах и двое пожилых европейцев, видимо, муж с женой. Зеленый крупноголовый попугай, важно ступая по квадратной тряпице, выбирал какую взять карту с предсказанием. Пара, глядя на него, улыбалась, собрав немолодую кожу вокруг глаз в крупные морщины.

Я решил не ждать вердикта и направился к океану, размышляя что бы значила эта длинная стена справа. Как я позже узнал, стена была одной стороной огромного квадрата, защищавшего от стихий главную цель паломников – индуистский храм Devi Kanyakumari Temple.

Богиня Деви по легенде жила в Каньякумари, купалась в океане, должна была выйти замуж за Шиву, но брак был расстроен мудрецом Нарадой, чтобы богиня не потеряла силу справиться с Банасурой, демоном, сеявшем хаос в мире. После свирепой расправы с демоном она воссоединилась с Шивой.

В следующие дни я, выстояв огромную очередь, зашел в храм. Всех мужчин попросили снять верхнюю одежду (такого в Индии я больше не встречал) и оставить рюкзаки. С беспокойством я положил рюкзак с фотоаппаратом и Макбуком рядом с десятком пакетов и вошел в прохладное сырое помещение храма (позже с облегчением забрал все в сохранности).

Изнутри древний храм был похож на кадры из Индианы Джонса – сильная влажность, звуки капель, колонны с резными узорами. На входе продавались баночки с маслом, масло нужно было вылить в общий котел, из которого торчал горящий фитиль. Похоже на ритуал со свечами, не правда ли?

Мы шли темными сырыми коридорами довольно долго, пока не попали в зал с фигуркой богини Деви. Фигурка Деви была маленькой, с гирляндами цветов на шее. Ее одели в сари, раскрасили, подвели глаза. Ее взгляд показался мне веселым и доброжелательным, даже задорным. С тех пор я представляю себе душу Индии именно в ее образе.

Индийские семьи

Уже сильно пахло соленой водой и слышались крики чаек. Проходя мимо разложенных лотков с сувенирами, я неожиданно увидел татуировщика. Он восседал, скрестив ноги по-турецки, на квадратной тряпке. Перед ним лежала машинка с иглой и глиняные дощечки с узорами. Интересно кто рискнет сделать здесь татуировку, подумал я?

Наконец, я подошел к воде и сел на великанскую каменную ступень – как в музее гигантских фигур на Арбате. Прямо передо мной из океана высилась та загадочная статуя, а волны «трех морей»: Бенгальского залива (слева), Индийского океана (прямо) и Аравийского моря (справа) бились друг с другом и вставали на дыбы, будто разъяренные тигры.

На мысе Коморин было многолюдно. Индийцы расположились на ступенях, парапетах, гуляли по небольшому вещевому рынку, фотографировались на фоне статуи.

Я давно заметил, что индийцы путешествуют всей родней и это внушительные процессии. В индийских ресторанах даже нет мест на двоих, столы обычно на шестерых. Помню в гималайском Ришикеше, месте медитаций битлов в 1968 году, я встретил типичную индийскую семью. Они спускались по ступеням к Гангу: согбенная перпендикулярно земле бабка с клюкой, беззубый худой дед в старом изношенном костюме, двое степенных сыновей с тихими женами, выводок внуков всех возрастов в загнутых туфельках, будто из мультика про маленького Мука. Замыкал процессию дядя в очках с комическим диоптрием, какой-нибудь богатый владелец лавки сладостей из Шринагара, так и не нашедший себе жены.

Нависшее слева над горизонтом солнце еще не потеряло силу и слепило глаза. Вода в той стороне казалась ртутного цвета, а фигурки стоявших на волнорезе и купавшихся выглядели совершенно черными, как в последнем кадре Седьмой печати Бергмана, где камера также против света выхватывает главных героев, которые взявшись за руки и вертясь, идут в гору, забранные смертью.

Свами Вивекананда

Мне надо было уже идти в гостиницу отдыхать, но я все сидел на ступенях, обдуваемый довольно сильным ветром и любовался то закатом, то бескрайним океаном, то статуей.

Поодаль от статуи, тоже в океане, на островке, был построен дом с колоннами и округлой крышей. Прожив в Каньякумари десять дней, я узнал историю человека, которому был посвящен этот мемориал.

В 1892 году в храм Деви приехал никому не известный молодой странствующий монах – Вивекананда. К тому времени он уже 4 года странствовал по Индии, имея лишь сосуд для воды, посох, Бхагавадгиту и Фомы Кемпийского "О подражании Христу".

В храме Вивекананду озарило, что путь отшельника, отрекшегося от мира в жажде найти божественные откровения – не его путь. Он решил выбрать путь действия.

Вначале он смело бросился в море и доплыл до того небольшого островка, где ему в будущем установят мемориал. Он медитировал три дня, размышляя о прошлом, настоящем и будущем Индии. И дальше начинается его история успеха и, как пишут, возрождения Индии.

В 1893 году он едет в США на парламент религий и поражает слушателей своими рассуждениями и искусством оратора. Он развенчивает тогдашние мифы об Индии и покоряет сердца огромного числа людей.

Есть занятная фотография, где он сидит рядом с самим Николой Тесла, а в фильме про Джерома Сэлинджера «За пропастью во ржи» неспроста показали его фото – писатель увлекался его учением.

Вивекананда читал лекции в Чикаго, Детройте, Бостоне, Нью-Йорке, Лондоне, а вернувшись в Индию получил титул Свами – учитель. Известно, что личностью Вивекананды интересовался Толстой, написавший востоковеду Эйнгорну: "Мы готовим издание избранных мыслей Вивекананды, которого я очень ценю".

Правда не озарение в храме богини Деви сделала Вивекананду экстраординарным человеком, а долгий-долгий путь. Это и странствия по Индии, это и знакомство с Рамакришной, это и институт в Калькутте, где он изучал Канта, Фихте, Шопенгауэра и переписывался с эволюционистом Спенсером. Директор института, профессор Уильям Хасти из Шотландии, называл его гением, каких он не встречал даже в немецких университетах. С легкой руки Хасти Вивекананда и отправился к своему будущему учителю Рамакришне проверить на практике лекцию про транс.

Возвращаясь в отель, я с удивлением заметил клиента у татуировщика. Молодой индиец, оголив руку по локоть, с лицом героическим терпел боль и смотрел в океан. Татуировщик, высунув язык, работал машинкой, кося глаза на дощечку с выбранным узором.

Я представил как парень с друзьями пошел посмотреть на статую, увидел татуировщика и решил: "А сделаю-ка я себе тату на всю жизнь. Вот рисунок вроде бы неплох". Сказал и сделал. Для Индии это в порядке вещей, а нам, кажется, этой спонтанности не хватает. Мы слишком боимся всего.

Понгал

Как говорится, оставляй судьбе право корректировать твои планы, она лучше знает, что тебе надо. Наутро я искать жилье не пошел.

Как только я вошел в гостиницу ко мне приблизился индиец в белой рубашке и брюках. Я посмотрел по сторонам, но нет, он ждал именно меня.

- Хотите поучаствовать в Понгале? – спросил он на английском.

Это сейчас я знаю, что такое "Понгал", но в тот момент я понял только, что он меня зовет на какой-то фестиваль. Понять индийское произношение английского как услышать речь на чешском: слова знакомые, но ничего не понятно. Помню в нью-йоркском Бэттери-парке я не сразу сообразил, что слова повара индийца "фирзт дорр" значат "первая дверь".

Я согласился, он вроде не предлагал сделать татуировку, но это не точно.

- Вам позвонят в пять утра.

"В пять???" - подумал я, но уже не был способен удивляться. Мысли путались в желании поспать, комната ресепшн становилась все более мистической, все более походила на сон, живущий по своим странным правилам. Я присел в кресло, думая почитать журнал. Но стоило закрыть глаза, как индиец начал расплываться, растворяться в воздухе, события переместились к рикше, англичанин плыл на горизонте. И вот я уже бежал куда-то за чем-то. Я вздрогнул и проснулся. Никого рядом не было.

Утром мне никто не позвонил, но я сам около половины шестого заставил себя спуститься. Сотрудник на ресепшне сонно сообщил, что звонил мне все утро. Тут я заметил в окне отъезжающий джип. Вчерашний индиец сидел за рулем, рядом был еще один. Я успел.

Мы с ревом промчались по темным переулкам города, долго подпрыгивали на ухабах проселочной дороги и свернули в черный лес. Солнце еще спало, было темно как в пещере и страшновато. Но страх, как я давно убедился, спутник правильных решений.

Мы выехали к сотне костров. Костры пылали, освещая лица сидящих вокруг людей и унося к звездам искры. Огонь не побеждал черноту, напротив, делал еще чернее. "Что это за заседание секты тхагов?" – подумал я.

На меня надели гирлянду из цветов и провели к группке сонных иностранцев, также как и я приглашенных на это действо. Вокруг бегали курицы, возлежала пара жующих коров. Я разглядел людей у костров, это были индийцы в парадной одежде: и дети, и взрослые. Женщины кушали мороженое.

К рассвету на кирпичики, собранные вокруг каждого костра, поставили одинаковые круглые кастрюли и начался процесс варки каши. Это было фантасмагорическое зрелище. Рассвет. Сотни людей. Костры. Запах дыма. Крики петухов. Индиец с громадной камерой на плече попросил меня помешать в котле половником и сказать: "Happy Pongal".

Пока я стоял у дерева и фотографировал, ко мне подошел индиец с ближайшего костра. Он рассказал, что Индия очень зависит от солнца и праздником Понгал они показывают уважение к солнцу.

На сцене началось представление: сказали речь, выступили школьники с номерами из боевых искусств. После этого нас повозили по достопримечательностям, покормили и вернули в город. У меня оставалось три часа, чтобы найти жилье и не платить за вторые сутки.

Святой Франциск Ксаверий

В Индии ты всегда найдешь подходящее жилье. Это происходит так – тебе все время не везет, но главное не отчаяться. Это как игра в индийский покер, где твои карты видят только оппоненты, а ты пытаешься по их реакциям и ставкам найти ответы. Только в жизни никаких оппонентов нет, ты не особо знаешь какие тебе розданы карты и живешь наедине со своей верой в успех. В поисках места важно доказать внимательному крупье, что ты достоин, а уж он найдет как оригинально подсунуть тебе джокера (похоже ему скучны избитые сюжеты). Например, мимо проедет водитель рикши и даст тебе адрес. Или старик в балахоне, идущий одной и той же дорогой с тобой, окажется владельцем отеля. Это Индия, страна, где сбываются все твои желания (даже идиотские).

Начал я с центра. Пройдя по узкой улочке, мощенной булыжником, я неожиданно попал в христианскую часть города, похожую на португальский городок: синие домики, белоснежный готический собор, винтажные мотоциклы с картинок шестидесятых.

Постепенно пыльная дорога вывела меня к берегу Бенгальского залива, уставленному насколько ухватывал глаз рыбацкими лодками с голубой каймой. Я огляделся.

Дети играли в крикет. Стоял рыбак. Рядом с ним был большой ящик, набитый кальмарами и каракатицами, с огромной головой осьминога сверху. Слева, выше по дороге, отливала на солнце высоченная стальная свая, на которой стояла статуя Иисуса с распростертыми объятиями. Я зашел в церковь рядом со сваей.

Здесь смесь традиций: Дева Мария одета в сари, выложен круг из цветов на полу. Но я неожиданно почувствовал радость и успокоение. Сказывались шесть месяцев жизни в чужой стране. Понятно, христианство мне ближе и понятнее, чем индуизм и храмы Шивы, но я не мог предположить, что именно церковь даст мне эти эмоции. Я будто встретил хорошего знакомого за границей.

В Индии христиан 24 миллиона человек. Вроде бы много, но не для страны в 1,3 миллиарда жителей. Мусульман, например, я видел чаще, тот же Дин Чапри каждую пятницу надевал парадное и ходил в варкальскую мечеть – их 138 миллионов. Основная религия индийцев – индуизм, индусов 827 миллионов. Странно, что буддизм, пусть принц Гаутама и достиг просветления о срединном пути у дерева Бодхи в северной Индии, нашел в стране лишь 8 миллионов последователей.

По легенде христианство в Индию привез один из двенадцати учеников Христа, критически мыслящий Фома в 52 году нашей эры. В Каньякумари же христианство завез в 1542 году Франциск Ксаверий – святой с философским образованием. До того, как нести слово по невиданным для тех лет маршрутам Индии, Японии и Китая, он сидел за партами парижского колледжа, стал магистром искусств и преподавал философию Аристотеля.

Где-то читал, что после школы нужно дать выпускнику год и отправить в путешествие по миру. Думаю, это правильно, ведь как выбрать специальность и университет зная о жизни вокруг по учебникам, а себя по оценкам окружающих? Вот и штампуются под копирку судьбы. Не люди, а обученные определенным алгоритмам поведения и ожиданиям общества биороботы, часто слепцы, почти не имеющие собственного опыта и собственных мыслей. Гаутама, Франциск Ксаверий и Свами Вивекананда вряд ли нашли бы себя без долгого одиночного путешествия.

Ашрам

В португальской части подходящих отелей не нашлось, я прошел через рынок к памятнику Ганди и дальше искал вдоль Мейн-роуд, в типично индийской части города, одинаковой что в гималайском Гуптакаши, что в старом Дели, что в Каньякумари.

В небольших домиках по обеим сторонам пыльной широкой дороги прятались парикмахерские, магазинчики продуктов, рестораны с клеенками на столиках. Вперемешку с одноэтажными хибарами стояли длинные пятиэтажные отели, сияющие зеркальными окнами и кондиционерами. Ревели двигатели проезжавших автобусов и рикш, пахло заморскими сладостями из лотков.

Я шел вверх, по направлению к футуристического вида фасетчатой башенке, скрытой в листве. Мне нужен был отель не дороже 600 рупий в день, желательно со столом и видом, чтобы писать на Макбуке книгу. Мое путешествие было лишь фоном для осуществления мечты – написать роман, причем не об Индии, а о Москве двухтысячных, чем я и занимался уже почти год, успев прожить полгода в Нью-Йорке и пересечь Индию с севера на юг. Но фон постепенно превратился в самостоятельную историю о познании мира, о чем я изначально никак не думал. Только года через два после выхода в АСТ романа "Крылатые качели" я смог сформулировать определенно: путешествие дало мне не меньше, чем книга.

Ветер взвивал и нес пыль, скрипевшую на зубах и мешавшую глазам. Я дошел до той фасетчатой башенки, оказавшейся заброшенным отелем, прошел еще с километр до леса и повернул назад. Я вдруг подумал, что моя теория о жилье в Индии впервые будет повержена.

И тут я нашел ашрам, где прожил следующие десять дней. Вначале я увидел широкий въезд с охранником в будке и надписью на перетяжке "Vivekananda Kendra". Отложив поиск отеля, я, косо поглядывая на охранника, направился вглубь территории.

Тот меня не остановил, я прошел мимо длинной стены с афоризмами Вивекананды. Вот, например: "Возьми идею, сделай ее идеей всей своей жизни – думай о ней, мечтай о ней, живи этой идеей. Пусть мозг, мускулы, нервы, каждая часть твоего тела будет полна этой идеей. Просто оставь все остальные идеи в стороне. Это путь к успеху".

Дальше я будто попал в другой мир. Снаружи была обычная Индия, та самая, которая многим не нравится грязью и мусором. Здесь же был ухоженный парк, вычищенные дорожки из асфальта, аккуратные строения. Ни грамма мусора, никаких самостроев и пристроек. Последователи Вивекананды явно умели сконцентрировать мысль в правильном направлении. "Вот бы пожить здесь, - несмело подумал я. – Что это вообще? Парк? Школа?"

Кроме абсолютной чистоты здесь было все необходимое для жизни: библиотека, столовая, сад с цветами по которому разгуливали павлины и даже музей возрождения Индии.

Это был ашрам, место уединения для ищущих, перевал для паломников. И в нем можно было поселиться, об этом свидетельствовали цены на синей табличке перед стойкой приема гостей. Отвлекшись ненадолго на большой автобус с паломниками, только что прибывший из Бангалора, я начал изучать табличку.

Можно было снять место в коттедже с водой, кондиционером и туалетом, но в основном паломники выбирали длинные одноэтажные бараки с номерами без всяких удобств. Но мест не было, так ответил мне несколько вальяжный индиец за стойкой. Я сел на пластиковый стул думать. Подошли две пожилые женщины иностранки, им тоже отказались, они ушли. Я сходил в столовую, поел.

- Может быть можно меня как-нибудь поселить? – вновь спросил я вернувшись.

Индиец, подумав, провел меня в кабинет к начальнику – задумчивому индийцу, одетому как бойскаут в зеленые шорты и рубашку. Он сидел перед раскрытым окном за большим столом, заваленном бумагами.

- Цель визита? – спросил он, скучающе посмотрев на меня.

- Писать книгу.

- Так вы писатель, – в его глазах появился интерес. – О чем книга?

- О воспитании ребенка.

- Хорошо.

Он вывел меня к стойке приема гостей и дал указание поселить меня из квот для иностранцев. Через час я привез на бесплатном автобусе ашрама из отеля рюкзак и поселился в блоке для паломников по цене 100 рупий за сутки. Я и мечтать не мог, что поживу в ашраме.

Утро 

В принципе меня никто ничего духовного делать не заставлял, так что ашрам в моих воспоминаниях остался как просто хорошее место, где каждый делает что хочет. В Ришикеше, гуляя по самому знаменитому индийскому ашраму Парамат Никетан я видел классы со студентами. Возможно, тут это тоже было, но я не заметил.

После заселения я лег спать и проснулся в полночь, долго не понимая, где я и почему столько времени. Узнав время, я вновь заснул и проснулся часов в 11 утра под переливы огромного числа птиц. Слышалось как за дверью переговаривались люди. Звучала музыка, такая заморская, арабская, с мощными струнными. Я подремал еще немного, мне снилось, что я бесконечно формулирую абзац книги. Встал. Оказалось время всего 5:33, и я успеваю перед библиотекой встретить рассвет.

Но вначале нужно было помыться. В номере только кровать и лампочка, даже окна нет. Пройдя через тонны развешанного белья, я нашел длинное строение, разделенное, как в наших пионерских лагерях, на душевые отсеки. Там же были туалеты, облепленные маленькими ящерицами со сверкающими по вечерам глазами.

Помывшись, я вместе с сотней паломников пошел к океану встречать рассвет. Когда я вернулся поспать до открытия библиотеки, вокруг корпусов сидели паломники. Они приезжали автобусами: из Ченнаи, Мадурая, Калькутты, со всех уголков Индии, жили ночь, бесконечно стирали и сушили вещи, ходили в храм Деви и уезжали.

Варкала постепенно уходит в небытие как неприятный сон, но я благодарю жадность Дина Чапри. Освободив меня от договоренности жить в его варкальском отеле до марта, он открыл мне путь к новым впечатлениям. 

"Война и мир" без французского

Проснувшись, я пошел в библиотеку ашрама. Не знаю почему, но мне нравится писать книги в кофейнях и библиотеках. В кофейнях привлекают персонажи, в библиотеке – атмосфера. В Нью-Йорке я кучу глав написал в здании с колоннами и львами на 42 улице, где расположена NYPL, но больше просидел в одном из отделений Бруклинской библиотеки рядом с домом.

По пути я встретился с группой школьников. Двое мальчишек машут мне руками и, не зная, что говорить, постоянно спрашивают мое имя. Я для них никакой не Максим, а всегда Макшим, как и для всей Индии. Макшим Шаблин. Смешно.

Я зашел в здание с надписью "Library". Как снаружи было солнечно, так внутри было темно. У окна стоял длинный стол с периодикой, все остальное пространство в мистической темноте скрывало длинные застекленные шкафы. На полках стояли тома Платона, Ганди, Толстого. За столиком между шкафами сидел индиец, с сильной лупой читавший книгу.

В зал вошла уборщица с ведром и начала мыть полы. Кто-то включил яркий свет, будто именно уборщица владела привилегией тратить электричество в библиотеке.

Я тем временем вытянул том Толстого. Книгу, судя по синему штампу на обороте обложки, подарил ашраму Чикагский университет. Это была "Война и мир" на английском восьмидесятых годов.

Полистав, я обнаружил несколько отличий. Во-первых, в начале книги были перечислены все герои и объединены по семьям (Безуховы, Ростовы, Болконские, включая спойлеры о том, кто на ком женился). Во-вторых, был раздел с оглавлением.

И, в-третьих, в книге не было ни слова на французском. Не было долгого диалога в салоне Шерер, не было сносок на половину страницы. Переводчик изящно вышел из положения, указав между делом, что говорили на французском. А почему нет?

Не знаю, правильно ли править классика, но французский язык никто же не проговаривает для реализма, все сразу читают сноски, а это неудобно. В школе я не осилил Толстого именно из-за этих длиннющих сносок. Правда потом прочел дважды и особых неудобств не испытывал.

Уборщица вышла и свет вновь погас. Тут я заметил начальника библиотеки – пожилую женщину с умным взглядом и рукой в гипсе. Она как раз шла от выключателя к своему столику. Смотрела она на меня с подозрением и не особо доброжелательно.

- Разрешите мне пользоваться ноутбуком? – спросил я, подойдя к ней.

- Нет! – отрезала она.

- Но почему?

- Работайте на улице.

Я посмотрел в окно. Бетонные клумбы и палящее солнце точно не входили в мое понимание идеального рабочего места. Тут я вспомнил как много в Индии решают начальники и предложил спросить разрешения у босса ашрама. И это сработало. Главная по библиотеке наказала мне не ходить к боссу и разрешила использовать Макбук, только не подключаться к розетке. Это меня устраивало.

Перекресток времени

Ближе к ночи я сел на бесплатный автобус и уехал в центр. Побродив по рынку, я купил чучело огромного рака в лаке и сел на ступень перед океаном. Было темно. Вдали, вокруг подсвеченной статуи, мерцали огоньки рыбацких лодок. В ночном небе до самого горизонта светили незнакомые созвездия. В камни ударял прибой, рассыпаясь сеткой фосфоресцирующих брызг.

Я держу наушники в руках и никак не могу засунуть в уши. Слушаю индийский говор, грохот машинки для выжимания сока тростника. Мужчина передо мной курит сигарку, с удовольствием, с жаром, быстро-быстро. Двое свирепых типов в черном с татуировками на лице, тихо шепчутся справа от меня. Я будто приложил палец к артерии времени и чувствую пульсацию наших сердец. Здесь и сейчас. Жизнь как она есть.

Но вокруг нас свидетельства давно умерших времен и героев – храм Деви, которому две тысячи лет, старинная церковь Искупления, мемориал Вивекананде, статуя в океане. В Каньякумари хорошо чувствуешь время. Понимаешь, что ты лишь светлячок, жизнь которого секунда в общей истории. Под лапой времени, которое как медведь в зимней спячке никуда не спешит, материя рождается, стареет, умирает или трансформируется в нечто другое – так было и так будет. Дома сгнивают, цветы вянут. Возможно, только человек восстает против времени, живя до тех пор, пока память о нем живет в сердцах любящих его людей и потомков.

Каньякумари это не беломраморная резиденция императора Великих Моголов в Дели, где воображение рисует бои слонов со львами, Каньякумари – это светлые жизни полумифической богини Деви, святого Франциска Ксаверия и Свами Вивекананды, прошившие тысячи лет истории полуострова красной нитью другой Индии – духовной.

Люди смотрят в океан, вдаль. И сидят долго-долго. Каньякумари город из сказки, где чутко слышишь пульс свое и чужой жизни. Город вне времени и пространства. Уголок затерянного на краю земли счастья.

Я смотрю на сорокаметровую статую человека с непомерно большой головой и уношусь воображением в первое столетие нашей эры. Я знаю чья эта статуя и выбираю версию одного ученого, который поместил именно в те времена жизнь Тираваллувара.

Тируваллувар

Рыбацкий поселок накрыл предрассветный сумрак. Старик, вместе с десятком паломников со всей Индии, сидел на камне у места встречи "трех морей" и ждал рассвета. Как волны терпеливо накатывались на камешки, превращая их в плоские галушки, также и старик всю жизнь терпеливо бился над загадками бытия, пытаясь ответить на вопросы: что есть жизнь, что есть добродетельная жизнь, что есть богатство, любовь. И даже сейчас, едва видя слабыми глазами, он не переставал размышлять.

"Какая цена глазам, в которых нет доброты? – подумал он, глядя на одного богатого купца, который отказывался помочь рыбаку сдвинуть лодку в океан. – Доброта есть истинное богатство".

Рыбацкий поселок за спиной старика жил своей обычной жизнью: в море на утренний клев выходили лодки, у только построенного храма богини Деви дремал, в ожидании клиентов, гадальщик с попугаем.

"Богатство – не признак праведной души, оно может принадлежать и людям порочным, низким, глупым, - размышлял старик, глядя на высокомерного купца. – Высшее сокровище – это сердце, проникнутое любовью к людям".

Старика звали Валлувар. Он родился в 31 году до нашей эры на территории современного Каньякумари, был вождем общины, но сомнения и любопытство направили его в долгое путешествие по Индии в поисках истины. На старости он решил посетить свою родину.

Его последователи и ученики вначале изустно, а потом письменно, в книге Тируккурал (другое название Курал), передали миру его мысли, ставшие органичной частью мировоззрения индийцев и разошедшиеся по философиям всего мира. Например, русский классик Толстой несколько раз процитирует Курал в "Круге чтения".

В благодарность потомки добавили к имени Валлувар приставку "тиру", что значит святой и в 2000 году поставили ему сорокаметровый памятник в Индийском океане.

"Человеческая любовь – это тренировка в обретении божественной любви, - подумал старик, глядя слезившимися глазами как паломники помогли тому рыбаку спустить лодку в океан. – А из божественной любви исходит спонтанное истинное просветление, которое является целью всех духовных усилий".

- Да где же рассвет? – сказал кто-то рядом с ним.

Люди, стоявшие рядом с ним, начали уходить, не дождавшись рассвета. Валлувар улыбнулся и остался. Он знал, что солнце там, за туманом. Туман не означал, что солнца нет, солнце есть всегда. И рассвет будет всегда, только имей терпение его дождаться.

Наконец на высоте ладони от горизонта появился смутный белый диск. Через пару минут солнце растопило туман, сделало небо чистым и осветило Индию светом.

Валлувар вдруг понял, что счастлив. Он, взял посох, кряхтя встал с камня и отправился в новый путь.