Самой честной организацией, в которой мне довелось работать, была юридическая фирма на Миллионной. Никто здесь не думал о корпоративной культуре, совместных праздниках и общих обедах. Сотрудники, имеющие пару-тройку образований, не стремились объединиться и совершенно не скрывали своей ненависти друг к другу.
Это было невероятно круто! Во-первых, потому что такая честность исключала кровавую подковерщину и интриги, а во-вторых, за этим было очень весело наблюдать.
— Пошел ты на ***, Яша, со своей гребаной ****** (ерундой) — запросто говорил на совещании чернявый Александр Исаакович своему партнеру лысому Якову Моисеевичу.
— Сам ты знаешь куда иди, Саша! ***** (Просадил) лям, вот и заткнись! — не оставался в долгу Яков Моисеевич.
Я была счастлива, глядя на этот зоопарк. Ведь его населяли самые настоящие хищники, и я время от времени чувствовала себя в африканской саванне. Даже через дежурную улыбку секретарши Елены Владимировны проглядывали клыки, с которых на дубовую столешницу падали капли яда.
Кроме центрального положения, контора могла гордиться внутренним убранством — мебель из массива, стеллажи вкусно пахнущих дорогих книг, богатые сервизы и всюду статуэтки Фемид — от совсем крошечных богинь до статуй в человеческий рост.
Самым главным хищником была главный бухгалтер Снежана. Люди этой профессии вообще непростые, а у Снежаны, ко всему прочему, был исключительный аргумент. Ее грудь в широком смысле имела весьма серьезное значение. Обычно она была едва прикрыта одеждой, но особенно ее достоинства укреплялись черной кружевной оторочкой. Такую грудь хотелось разглядывать, щупать. А потом снова разглядывать и щупать.
Помимо груди, у Снежаны имелся ум, прекрасная фигура и утонченное лицо, подчеркнутое рыжими густыми локонами.
Однако, по законам мира животных, ум, фигура и лицо чаще всего оставались незамеченными за бюстом. Но Снежану вполне устраивало, что все только и думали о ее груди. Чем плохо? За таким прикрытием можно творить что угодно.
Явление Снежаны в коридорах офиса напоминало ночную охоту блестящей пантеры, которая так хороша, что можно запросто забыть об опасности, скрывающейся за идеальной грацией. Но протянешь руку, чтобы погладить мягкую шерсть, и пантера рвет.
И Снежана рвала. Обычно мужчин, и с удовольствием. Если они забывались. Подозреваю, что она расценивала это как нарушение заведенных ею правил дикого мира. И выживал в нашей конторе тот, кто не нарушал. Например, Якову Моисеевичу и Александру Исааковичу их юридическая чуйка подсказывала, что забываться со Снежаной не стоит, и они преклонялись перед ней, как перед матерью. Оба партнера считали своим долгом угостить Снежану кофе и шоколадкой, перекинуться парой незначительных, но приятных фраз и непременно разглядеть грудь.
Мы дружили со Снежаной и время от времени даже ходили вместе на обед.
— Как ты можешь питаться травой? — недоумевала она, брезгливо разглядывая мои вегетарианские тарелки. — Мне в обед обязательно нужен кусок мяса, — говорила она и разрезала свой окровавленный стейк острым ножом.
Мне Снежана очень нравилась. Честностью, красотой и выдающейся, почти мужской уверенностью. Она ни в чем не сомневалась и правила твердой рукой.
Но однажды в нашей саванне нарисовался новый король джунглей. Моисеевич и Исаакович на кой-то черт наняли нам в управляющие некоего Юрия Юрьевича.
Впервые представ перед коллективом звонким весенним утром, Юрий Юрьевич явил нам карикатурную морду уголовника. Она была широкой, красной, злой и с толстыми губами. Поздоровавшись, он зачем-то улыбнулся, и мне показалось, что это открытая угроза нашему здесь существованию. Снежана же стояла непринужденно, уверенная в своем совершенстве, и даже статуи Фемид взирали на нее с завистью через свои повязки.
— Ну что, коллеги, будем знакомы, — сказал он слишком высоким для такой морды голосом, — до конца дня я хочу получить от каждого из вас отчет о проделанной за месяц работе, а также план на текущий месяц.
Помимо столь выдающейся морды, новый начальник обладал жутким брюхом, облаченным в рубашку серо-коричневого цвета, которая расходилась на нем всякий раз, когда он выдыхал. Про себя в этот момент я назвала его «Мужик».
После совещания мы со Снежаной пили кофе.
— Какое-то не то отношение этот Мужик имеет к юриспруденции, — заметила я, — может быть, это взгляд с другой, так сказать, стороны?
— Из-за решетки, что ли? — недобро засмеялась Снежана. — Ну поглядим, какой он на ощупь. — И второй раз за день мне стало не по себе.
До конца дня отчеты свалившемуся с неба руководству подготовила я и клыкастая секретарь Елена Владимировна. В своем документе я живописала о буднях пиарщика — десятке пресс-релизов и двух круглых столах, а Елена Владимировна — о заказанном кофе, стаканчиках к нему, орешках для Моисеевича и Исааковича и печенье для клиентов.
Подозреваю, что для Мужика эти документы были вовсе не важными. Скорее всего, его интересовал только отчет Снежаны, и следующим утром, как только она появилась, он вырос из-под деревянного паркета перед ее столом со всем своим животом, мордой и рубашкой.
— Снежана Эдуардовна, — начал он тонким блеянием, — а вот вчера на совещании мы говорили про отчет. Вы его не подготовили?
— Это вы говорили про отчет. Я с вами про отчет не говорила.
— Ну вот как же так? Я, ваш руководитель, прошу у вас отчет, а вы говорите, что не говорили.
— Вы не мой руководитель, — медленно и четко проговорила Снежана, — я подчиняюсь генеральному директору напрямую и от него получаю поручения. Так что, если он мне скажет подготовить ему отчет, я подготовлю.
Мужик молчал и изучал глаза Снежаны. Это было само по себе удивительно, так как обычно никто не изучал ее глаз, сразу перемещаясь взглядом ниже.
— Вы позволите, я пройду на свое рабочее место? — Снежана уверенно двинулась к компьютеру, и Мужик отошел.
Хотелось бы мне написать, что дни неслись своим чередом и все было как обычно, но было не так. Мужик разошелся не на шутку и каждый день вводил новые правила. Нас начали штрафовать за опоздания, время обеда теперь определялось четко по часам — с 13:00 до 14:00. Компьютер можно было выключить не раньше 18:00 и только тогда начинать одеваться. Любое нарушение новых правил грозило штрафом.
Мужик же, казалось, совсем не работал и только расхаживал по кабинетам из угла в угол. Еще у него было удивительная привычка вырастать внезапно из-под земли. Тогда он подходил к столу сотрудника и вставал так, что его ширинка оказывалась почти на уровне лица того, кто сидел. Я при этом всякий раз испытывала угрозу и начинала нервничать. Он не ведал личных границ.
Моисеевич и Исаакович, казалось, не замечали метаморфоз в коллективе. Каждый день они по очереди продолжали приходить с подносом к Снежане. Никто из них не упомянул про ожидаемый Мужиком отчет. И сама Снежана о нем молчала.
— Если скажут, подготовлю, — сказала она мне, — а этому Мужику я совсем не доверяю. Подозрительный он и такой противный. Узнаю о нем больше. Уверена, что в его шкафу припрятана пара трупов.
Меж тем Мужик хорошо учился. Насмотревшись на Моисеевича и Исааковича, он быстро сообразил, кто в доме хозяин, и одним утром притаранил Снежане целый торт.
— Не знал, Снежана Эдуардовна, какой именно торт вы предпочтете. Выбрал «Пражский». Сам-то я сладкое очень люблю. — Он смотрел на Снежану, улыбаясь своими толстыми губами. — Вы кофе какой любите? С молоком? — спросил он, собираясь сварить для нее кофе.
— Я не люблю сладкое, — отрезала она, — а кофе уже пила утром.
На этом разговор закончился.
— Терпеть его не могу, — делилась она со мной в обед, — не Мужик, а существо какое-то бесполое. Откуда он только взялся на нашу голову?
Несмотря на его желание «подкатить» к Снежане с тортом, он игнорировал ее грудь. И я подозреваю, что для нее это было совсем новое ощущение.
С момента его прихода прошла неделя. В тот день мы узнали, что Мужик уволил двух помощников юристов и делопроизводителя. Их обязанности возложили на секретаря Елену Владимировну.
Мы провожали уволенных, чуть не плача. Впервые за время существования фирмы сотрудники собрались в пабе. Для нас эти увольнения стали точкой невозврата. Весь коллектив циничных, несгибаемых людей неожиданно объединился и направил свою ненависть на Мужика. Все чувствовали давление с его стороны и недоумевали, почему партнеры ничего не делают, чтобы исправить ситуацию.
В тот вечер за пивом сдружившийся коллектив планировал свержение самозванца. Мне это напоминало заговор против герцога Анжуйского, воцарившегося на гордой Сицилийской земле.
— Я накопал на него кое-что, — поведал один коллега, — у него среднее специальное образование сварщика. И совершенно неясно, как он оказался исполнительным директором в юридической фирме.
— Он же наверняка сидел, — продолжил другой, — эта его морда и ширинка. Такие только на зоне бывают.
— А что мы можем сделать со всем компроматом, который найдем? Моисеевич и Исаакович наверняка знают о нем все. Вопрос, зачем они его наняли?
Все замолчали.
— Они хотят сократить расходы за счет увольнения людей, — сказала Снежана, — для этого его и наняли. Он чистильщик. Сегодняшние увольнения — это только начало.
Снежана оказалась права. Мужик чистил наши ряды, намеренно создавая ситуации для увольнения. Ко мне он применил уникальные санкции — запретил сидеть в наушниках на работе и слушать музыку. Я, конечно, в долгу не осталась. Во время его очередного «нависания» надо мной я попросила:
— Не могли бы повернуться своей ширинкой в другую сторону, а то я расцениваю это как сексуальное домогательство.
Он резко отошел и долго смотрел на меня тем взглядом, которым обычно смотрел на Снежану.
За запрет музыки я была страшно зла, и через пару дней, раздобыв слабительное, я угостила Мужика кофе редкого сорта прямиком из Африки. Эффект был сокрушительным. Весь день Мужик оценивал кофе по достоинству в туалете и уехал домой раньше 18:00.
Теперь вместо того, чтобы работать, я придумывала для него разную месть. Юристом я не была и ничего не смогла бы «накопать» на этого зверя. Все мысли мои были мелкими, и страшнее слабительного в кофе я ничего не могла сообразить. Разве что пробить колеса.
У нас в фирме работал знаток разной похожей информации, сорокалетний потертый жизнью юрист Гриша, не проигравший за свою практику ни одного суда. Я сходила с ним на обед.
— Давай вечером сиськотряс устроим, — сразу предложил он мне вместо «как дела?». Сиськотряс означал прокатиться на его байке.
— Что-то я нынче не в голосе, — по привычке отмазалась я.
— Жаль-жаль! Я бы тебе показал, что такое настоящее удовольствие.
— Лучше расскажи, как колеса пробить Мужику, чтобы он никуда не смог уехать?
— Хо-хо, детка! Ну даешь! — Он удивленно посмотрел на меня. — От кого я это слышу? У тебя же на уме только туфельки и платюшки.
— Достал он до чертиков. Музыку запретил мне слушать. Я все жду, когда он явится на работу с фингалом. Мне кажется, таких должны бить каждый день.
— Да, изысканный козел. Я таких на зоне насмотрелся. — Гриша взгрустнул. — Колеса, значит. С колесами дело такое. Достаешь нож. У тебя же есть нож?
— Кухонный разве что.
— Не подойдет. — Он извлек из недр своей одежды внезапный и опасный на вид тактикул. — Вот такой нужен. Вот им берешь и пробиваешь не одно, а два колеса. Это важно. С одним пробитым он уедет, а с двумя не сможет. Тебе же надо, чтобы он никуда не уехал?
— Ну, я так глубоко не копала, но хотелось бы, чтобы у него было побольше проблем.
— Тогда два. Дело только за ножом.
Вооружившись этой крайне важной информацией, я вернулась в офис с твердым намерением раздобыть нож и, конечно, решила поделиться планом мести со Снежаной.
Но меня ждали несколько новостей, после которых я перестала думать о мести.
Еще до обеда Мужик уволил секретаря Елену Владимировну из-за якобы невыполнения обязанностей. Когда я вернулась, то увидела, как она тихо грустит за своей дубовой столешницей, собирая немногочисленные вещи.
— ***** (Козел)! — только и сказала она. — Яйца бы ему отрезать!
Снежана же, узнав о моем желании пробить колеса, одним ударом нанесла мне сразу нокаут и нокдаун:
— Забудь о ноже и колесах, он хочет сократить вдвое наши расходы. Вот и увольняет всех. Тебя он хочет уволить в связи с сокращением штатной единицы, — рассказала она мне после обеда, — так что хватит играть, ищи работу.
Я была в ужасе и только спросила:
— А как ты?
— Да кто ж тронет главного бухгалтера? Еще пободаюсь. И кстати, у него нет машины. Он ездит на метро.
Мне, как истинному творцу, было жаль идеи о колесах, но я ее решила отложить до лучших времен.
В тот день все в офисе были чернее самой черной Фемиды. А сами статуи даже не пытались разглядеть что-то из-под своих повязок. Им было очень неловко.
За следующую неделю Мужик уволил еще троих. Теперь в офисе, кроме него самого, партнеров, меня, нового секретаря и Снежаны, не осталось никого. Я же за это время нашла работу и сама отнесла ему заявление об увольнении.
Когда я уходила, картина кабинета Снежаны выглядела безрадостно: в одном углу Мужик, в другом — по диагонали — Снежана. Всякий раз, когда она поднимала на него взгляд, ее хищные зрачки испепеляли его молниями. Он же, сидя на своем кресле, пыжился, что-то бормотал и, казалось, весь шевелился.
Кто победит, думала я, обращаясь мысленно в последний раз к Фемидам.
Я, конечно, ставила на Снежану, но в диком мире часто побеждают шакалы.
Прошел месяц. Я успешно трудилась на новой работе, когда мне позвонила Снежана и позвала поужинать. Она выглядела, как всегда, прекрасно, только немного уставшей. Заказав стейк и вино, она начала:
— Наш Мужик оказался мошенником, да еще и бывшим зеком. Представляешь, он пытался обокрасть партнеров.
— Он для этого хотел доступ к бухгалтерии?
— Да. И я на днях случайно узнала об этом. Мы же сидели в одном кабинете, и пару дней назад он оставил включенным компьютер. Я задерживалась с отчетом в ПФР и вечером залезла в его переписку с каким-то знакомым. Ну и там четко ему расписали, как получить доступ, что и куда отправить.
— Вот это жесть!
— Я сделала копии, а утром отнесла их руководству.
— И?
— Ну что? Его уволили одним днем, — она оторвалась от стейка и продолжила: — Но это еще не все. Как-то раз он упоминал, что разведен и воспитывал не своего ребенка. Я узнала, где работает его бывшая жена, и позвонила ей. Оказалось, что он больше двух лет не платит алименты и скрывается от приставов.
— Ох, нифига!
— Когда рассчитывала его при увольнении, позвонила им, и все его деньги, за исключением четырех тысяч, быстренько списали в счет долгов.
После этих слов я почувствовала полное удовлетворение. Вот это месть! Не то, что слабительное в кофе...
— Что с ним было, когда он узнал?
— Сначала думала, он убьет меня. Так орал! А потом сменил пластинку и начал уговаривать сделать перерасчет. Я сказала, что уже не могу. Все расчеты ушли.
— А его жена?
— Вечером она звонила и плакала от радости.
P. S. Через неделю в юридическую фирму вернулась секретарь Елена Владимировна, и партнеры спрашивали, не хочу ли вернуться я. Но я отказалась. В офисе № 3 меня ждал новый сиськотряс.
Этот рассказ из сборника «Дневники офисного планктона». Подписаться на другие рассказы из сборника можно по ссылке.