Недетские переплетения неизбежностей

Безопасные корабли — это вытащенные на берег корабли. Анахарсис

*

…дабы от времени не изгладились из памяти деяния людей и не были бесславно забыты великие и удивления достойные дела. Геродот

*

Что значит работать для детей? — спрошу я вас, дорогой читатель, в преддверии статьи о нашей героине.

Ведь у юности свой «гамбургский» счёт по отношению к окружающему миру. Своя — отличная от взрослых — мера в искусстве. Постичь крайне строгий и самобытный сей личностный критерий дано не каждому сочинителю. Детским беллетристом до́лжно родиться. Им нельзя сделаться. Это не мои слова — Белинского, в лёгкой интерпретации.

Однажды Горький, рассказывая о знаменитой литературной группе начала 1920-х гг. «Серапионовы братья», утверждал, будто составившие её авторы при встрече друг с другом вместо приветствия восклицали: «Здравствуй, брат! Писать очень трудно…» — На что серапионовец Вениамин Каверин, возражая Горькому, оговаривался: «Признаться, я не помню, чтобы нам служил приветствием этот девиз. Наверное, это было не так. И всё-таки это было так».

Да, писать довольно тяжко. Писать талантливо вдвойне тяжелей. Творить для детей — втройне: «Книгу писать трудно, — признаётся Л. Воронкова. — Пока пишешь, думаешь: это — последнее твоё произведение, больше тебе ничего не написать, не хватит сил. Да и не вечно же жить в таком напряжении нервов и сердца! Но поставишь последнюю точку — и вдруг станет грустно расставаться с героями, к которым ты уже привык, и жизнь твоя кажется вдруг опустевшей…»

Маршак и Чуковский. Барто и Михалков. Житков и Гайдар. Осеева и Носов. Все они создали достаточно вещей и для старшего возраста, и для взрослых. Но именно «малышковые» книжки принесли этим прославленным именам наиболее блестящие успехи. Смотрите сами.

«Усатый полосатый», «Человек рассеянный» С. Я. Маршака на слуху и у нынешней детворы. А «Мойдодыр» и «Доктор Айболит» Корнея Чуковского? — без сомнения, по популярности опережают его филологически безупречные статьи, мемуары и переводы. Житковская «Почемучка» и гайдаровские «Чук и Гек» вполне соперничают по узнаваемости с их «взрослыми» произведениями.

В данном замечательном авторском ряду Любовь Фёдоровна Воронкова занимает особое, почётное место.

«Утки на ферме запросто разговаривают у меня с ребятами. Лишь Корней не видит и не слышит того, что видят и слышат Лёня и Аринка. Лёня и Аринка могут повстречать Солнышко на лугу и поговорить с ним, могут играть с Выдрой, которая коварно их обманывает, они понимают Белку, птиц и даже Чучело, которое стоит на ферме, чтобы пугать ворон. Корней же только может смеяться над ними, а в Белку и Скворца — запустить камень. И считает, что это и есть самые умные поступки… Я старалась в этих сказах приблизить нашего читателя к природе, к тому прекрасному живому миру, который окружает нас и порой требует нашей помощи и защиты…» — говорит Любовь Фёдоровна, сверяя жизнь и поступки своих неугомонных юных героев с беспокойным бытием огромной страны, в коей герои эти учатся, работают, творят. Влюбляются и страдают. Веселятся и плачут.

Потому так естественно выглядят их незамысловатые, но честные стремления вырваться за рамки обыденности. Соорудить что-то особенное, интересное, нужное. Оттого так трогательно и непосредственно — без излишней педагогической навязчивости — смотрятся страницы воронковских повестей. Рассказывающие о молодых ребятах, впервые взятых на большие дела: будь то промысловая рыбалка либо посильное содействие колхозу в производственных перипетиях и трудовых буднях («Федя и Данилка»).

Фундамент идейной, сюжетной фабулы — в сложности, полифонизме характеров, яркой образности типажей — родители, учителя, друзья, рабочие-крестьяне.

Л. Воронкова по-театральному предвзято, с прищуром, — от драматичной серьёзности до комизма, — всматривается в семейные и будничные отношения описываемых героев.

Да, нелегко изобразить характер литературного персонажа, если он, скажем по-коммунистически: ещё и пятилетки на свете не прожил!

Но отнюдь, созданное Воронковой для совсем маленьких не только ёмко по содержанию, — при всей кажущейся простоте: — оно по-настоящему многоцветно. Супрематично, — изрекли бы упомянутые выше серапионовцы. Имея в виду объёмную малевичевскую густоту, палитру красок в «чёрно-белой» провинциальности изложения, насыщенную кинематографичность в деталях. Сейчас бы произнесли: эффект 3D.

В детсадовской «Недельке» (большая повесть для маленького слушателя, состоящая из семи коротких рассказов, — авт.) обрисовано, к примеру, засушливое лето.

Вроде бы бесхитростная картина. Но запоминается крепко:

«В это лето стояла жара. Дождя уже давно не было. Лошадь бежала по белой, сухой дороге, и густая пыль поднималась у неё из-под копыт. Они выехали на поле. Пшеница сухо шелестела сухими колосьями.

— Дождя просит, — сказал отец. — Колос наливать нечем.

А дальше — картофельное поле. Борозды совсем побелели от солнца и от сухости. Картофельные кустики были низенькие и не могли расти больше. Некоторые набрали бутоны, хотели цвести, да силы не хватило. Так и замлели в сухой земле, под жарким солнцем.

— А картошка дождя просит? — спросил Ваня.

— Просит, очень просит! — ответил отец».

Или из автобиографичной повести «Детство на окраине». Уже для более старших:

«На улице, перед распахнутой дверью Лизкиной квартиры, толпилась кучка народу. Стояли мужчины в шлёпанцах на босу ногу, без пиджаков… Стояли женщины в поспешно накинутых на голову платках и шалях… Кто выскочил на улицу, бросив ужин, кто встал с постели… Как же пропустить такое развлечение?

Все молча, с любопытством смотрели на драку. Никто не вмешивался.

А сапожник, пьяный, растрёпанный, чёрный, страшный, что-то хрипло кричал, ругался и выпихивал жену из квартиры на улицу. Она сопротивлялась, хваталась за косяк; ей хотелось спрятаться от людей, забиться куда-нибудь в угол, чтобы её не видели. Но сапожник хватал её за длинные растрепавшиеся волосы и тащил на улицу, а она кричала и плакала…»

Само собой разумеется, не обошла Л.Ф. и тягостную ратную тему: «Девочка из города», «Село Городище». Это и «детская» война, и послевоенная действительность сквозь призму детских глаз: неприкрытая правда жизни. И радость, и горе, и смерть. И главное — колоссальная народная доброта и щедрость, помогающие выстоять в лихие годины. Возвращающие надежду и веру в светлое будущее. Без снарядов и бомб. Без гнева, слёз и нескончаемых похорон.

Однако наряду с великолепными детскими книжками, многочисленными повестями и сказками («Старшая сестра», «Личное счастье», «Шурка», «Волшебный берег») Л. Ф. Воронкова запомнилась нам, бывшим советским школярам, роскошными историческими полотнами. Навеянными, конечно же, её феерично-душевной художественнической системой перевоплощений. Пришедшей из тёплого московского отрочества с улицы «Старая Божедомка» (Божий дом — по-старинному «кладбище».) Из отцовских колдовских чтений на ночь. С заветным куском хлеба, щедро посыпанного сахаром.

Реальность и вымысел. Забытое прошлое — актуальность, злободневность. От повседневности — в архаику древности. Клубок переплетения неизбежностей… К тому же приправленных превосходными иллюстрациями Игоря Ильинского. Помимо всевозможной русской классики оформлявшего стивенсовский «Остров сокровищ», «Робинзона Крузо» Дефо. Фенимора Купера, Майн Рида etc.

Такова трогательная история крохотной эллинской страны Мессении седьмого века до нашей эры, самоотверженно сражавшейся за свободу («Мессенские войны»). Греко-персидское противостояние 500—450 гг. до н. э. (не было ни одного государства, не втянутого в боевые действия). Это и, — взятая в основном из геродотовских преданий, — филигранно вычерченная жизнь персидского царя Кира. Деятельность которого оставила в летописи человечества ярчайший, будто огненное зарево, след («След огненной жизни» — небезуспешный зачин на историческую тему). Победы Александра Македонского IV в. до н. э. («Сын Зевса», — первая часть дилогии: детство и юность).

Опусы недосягаемых литературно-исторических высот! — скажу я вам. С учётом их языковой, фонетической доступности молодому поколению.

Меж тем древность: Македония, Греция, Персия — неслучайная веха в судьбе Любови Фёдоровны.

Мечта юности, вынашиваемая долгие годы, требовала огромного внимания, огромного запаса энергии и времени для глубинного изучения материала, фактографии. Требовала немалого литературного опыта, в конце концов, — приобретаемого отнюдь не с кондачка: «Учиться нашему поколению не пришлось, поэтому все Америки древней истории я открываю сама», — признавалась Любовь Фёдоровна. До последних дней находясь в состоянии крайнего удивления и восторга от богатейших сюжетов, эпатажных фиоритур и разновеличия характеров тех эпох. Их чрезвычайных пертурбаций от обыденности к подвигу — и наоборот.

…Дом, родовое древо персидских царей Ахеменидов. Сопротивление и истинный патриотизм, напитанные упорством заведомо слабого, — побеждающего в итоге захватническую идеологию заведомо сильного противника. Чудотворная прелесть легенд Спарты. Подвиги Аристомена. Колоссальные, иногда неоправданные жертвы во имя лживости хитрых богов.

С этими незнакомыми доселе ветрами минувших веков и мощной поэтикой деяний воинов-исполинов советские дети засыпали — и, пробуждаясь, бережно припрятывали книжку Воронковой под подушкой до следующего вечера. Когда кончено домашнее задание и можно окунуться… в неспокойные спартанские будни.

Где почти ровесники — уже настоящие воины, бойцы! — каждодневно испытывают невероятные физические нагрузки и боль. Привыкая к тому, что отныне и впредь семьёй становятся люди, вместе с которыми им придётся сражаться и умирать. Ведь даже женатый спартанец проводил значительное время в казарме. Превознося единственную славу, достойную спартанца, — воинскую.

*

Тем же, чьи юные года, чьи цветут, словно розы, ланиты,

Все в украшенье, все впрок. Если юноша жив,

Смотрят мужи на него с восхищеньем, а жёны с любовью;

Если пал он — от него мёртвого глаз не отвесть.

Тиртей. В переводе О. Рамера

*

Критика обвиняла Л.Ф. в неких исторических ошибках. В идеализации, излишней героизации именитых персонажей — вплоть до реакционности. Всё верно.

Социалистическому литературоведению необходима была политическая составляющая разборов. Воронковой же — собственно истина. Насколько её, — этой истины, — хватало в неисчислимых библиографических анналах.

Во второй части дилогии об Александре Македонском «В глуби веков» собраны все его войны и победы(!). Начиная с того дня, когда он двадцатилетним военачальником переплыл в Азию через Геллеспонт. Пристальным читательским взглядом охватывая всю восточную эпопею Александра — от её истоков до логического конца.

Александр Великий… Весьма противоречивый образ, изображённый Л.Ф. максимально достоверно.

От просвещённого, знающего литературу, талантливого, волевого и отважного полководца — до жестокого, коварного и безмерно честолюбивого властелина. Суеверного и мнительного. Чьё бессердечие особенно проявилось при подавлении восстания в Фивах (335 г. до н.э.). Также при взятии филистимского города Газы (332 г. до н. э.). После чего филистимляне — как вид — полностью исчезли с поверхности планеты Земля.

Когда македоняне по приказу Александра изуверски расправлялись с мирным населением. Не щадя ни женщин, ни детей: «Распадёшься ты, вся земля филистимская; ибо от севера дым идёт, и нет отсталого в полчищах его» (Книга пророка Исаии). — Руками Македонского исполняя пророчества библейских святых.

Громкие победы он присваивал исключительно себе. А неудачи — неведомой воле божества. Подчёркивая, что никогда не отступал перед людьми, — лишь перед богами.

Его тщеславие не знало предела.

Нежный друг — коварный враг. Обожаемый сын — бесцеремонный убийца родни. Военный новатор (разведывательная, интендантская, медицинская службы) — угнетатель свободы. Сын эпохи, крупный македонский рабовладелец, — он так и не исполнил своих сокровенных грёз: стать полновесным владыкой Вселенной.

Беспощадные битвы с Дарием. Виктории при Гранике, Иссе, Гавгамелах — всё воспроизведено Воронковой строго по научно обоснованным источникам.

И как Александра объявили в Амоне сыном Зевса. Как, 24-х лет от роду, заложил строительство Александрии — восхитительную столицу птоломеевского Египта.

Жестокие расправы над лживыми придворными. Восставшие зарафшанская Согдиана и ферганская Бактрия: кровавое противостояние с ахеменидским аристократом, согдийским вождём Спитаменом.

Затем мучительный поход в Индию, страшный обратный путь через пустыни Гедросии, через неисследованную землю! В то время как его флот шёл по океану вдоль таких же неисследованных берегов от устья Инда до Персидского залива.

Тогда-то и чертились первые карты. Тогда-то и начала созревать мечта о мировом господстве.

Л.Ф. отменно показала соратников Александра (Гефестион). Также противников (верные когда-то Парменион, Клит).

В «Мессенских войнах», в частности, Л. Воронкова повествует об известнейшем поэте, создававшем элегии для воинов Спарты, — Тиртее (VII в. до н. э.). Элегии, как правило, исполнялись на марше или перед боем.

Л.Ф. приводит традиционную для XX в. версию появления поэта, согласно которой Тиртей приехал в Спарту из Афин. В свою очередь, современные учёные выяснили, что Тиртей, оказывается, сам был спартанцем. Позже ему приписали афинское происхождение.

Думаю, подобные фактологические нюансы простительны. Это даже не ошибка — неточность, не зависимая от автора.

Добавим, что в конце 1960-х гг. на экраны кинотеатров вышел эпически модерновый фильм американского режиссёра Рудольфа Матэ «300 спартанцев» с Ричардом Игэном в роли Леонида. Тогда же, словно получив дополнительный зрительский толчок признания, фолианты Л. Воронковой становятся бестселлерами!

Несколько поколений ребят — девчонок, пацанов — в далёких волшебных грёзах защищали мессенскую крепость Итому. Бряцая тяжёлыми доспехами, вместе с Киром Старшим и Александром Великим совершали умопомрачительные переходы через азиатские горы и пустыни. Для послевоенной, точнее, «оттепельной» и далее молодой поросли 1970-х то было изумительное, ошеломляющее открытие целого мира! Мира чести, подвига и отваги.

Л.Ф. обладала удивительнейшим талантом — «минимальными средствами добиться погружения в реальность прошлого!» (Р. Светлов). Её книги — насквозь кинематографичны. Оставляя приличное место для богатого ребячьего воображения.

Не соблазнительно ли, согласитесь, господа, лицезреть себя в строю мужественных спартанцев или свободолюбивых мессенцев. Рядом с Леонидом или Аристоменом. Или самим Македонским.

Писать о том в мельчайших подробностях было ой как непросто!

А ведь делалось это не для кого-нибудь, а для юных читателей. Подростков, учащихся. Причём всех возрастных категорий: от дошколят до десятиклассников. И ежели принять во внимание её тиражи, то по количеству изданного Л.Ф. стоит буквально на втором месте за Гайдаром — всего выпущено более двух десятков миллионов книг! — Учитывая переводы на иностранные языки.

«Вот она передо мной, эта волшебная дверь, — старая книга «отца истории» Геродота. Откроешь её и войдёшь в удивительный мир давнопрошедших времён. Геродот, историк, путешественник и писатель, позовёт тебя. И в его пленительных рассказах, овеянных легендами, встанут перед глазами древние государства в славе их величия и бедствиях падения; зашумят большие войны; пройдёт жизнь разных народов с их богами, обычаями, героями…» Любовь Воронкова

С любовью к минувшему, верой в настоящее. С непреклонной уверенностью в грядущие дни!