Вечен мир высоких истин...
Нет! Снов небесных кистью смелой
Одушевить я не успел… Веневитинов
*
Когда пророк свободы смелый
Тоской измученный поэт,
Покинул мир осиротелый,
Оставя славы жаркий свет.
И тень всемирные печали,
Хвалебным громом прозвучали
Твои стихи ему вослед...
Пророчески обращается двадцатилетний Веневитинов «К Пушкину» в 1826-м. А на приход нового — 1827-го — напишет, прощаясь со старым, последним в его жизни годом:
Но слушай ты, беглец жестокий!
Клянусь тебе в прощальный миг:
Ты не умчался без возврату;
Я за тобою полечу
И наступающему брату
Весь тяжкий долг свой доплачу.
Весной, к великому сожалению, не станет автора этих строк. Через 10 лет уйдёт в небытие и сам «наставник» Пушкин.
Его имя облечено легендами…
Как, к примеру, сбылось следующее поэтическое предсказание:
Века промчатся, и, быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нём тебя откроет вновь…
«К моему перстню»
В 1930 году могила Веневитинова перенесена на Новодевичье кладбище — при эксгумации праха перстень, подаренный княгиней Волконской, был снят с безымянного пальца правой руки поэта и помещён как реликвия в московский Государственный Литературный музей.
Наследие Дмитрия Владимировича невелико — около 40 лирических стихотворений, примерно столько же писем, начало ненаписанного романа, несколько статей, отрывки из переводов. При жизни опубликовано менее 10 стихотворений, 5 философских и критических текстов. Но интерес к его личности и творчеству не угасает.
Скажем, до сих пор ведутся филологические битвы по поводу литературоведческих компетенций, вольных интерпретаций и издания якобы неопубликованных ранее писем Веневитинова. На самом деле вполне знакомых специалистам. (А. Рейтблат. «Неизвестное известное». НЛО, № 126, 2014).
«Обозрение русской словесности 1829 года» И. В. Киреевского, друга Д.В. по кружку любомудров, — первая попытка нарисовать литературный портрет Веневитинова. Где дана высокая оценка дарованию молодого ещё совсем поэта и где «созвучие ума и сердца» отмечено как отличительный характер духа полёта, независимости и смелости изображения сущего. А самая фантазия его была более музыкою мыслей и чувств, нежели игрою воображения: «Это доказывает, что он был рождён ещё более для философии, нежели поэзии».
За разгадку творческой персоны Веневитинова брались многие: М. Погодин (один из членов «общества любомудрия»), П. Полевой, Н. Котляровский, у которого Д.В. — проводник шеллингианства на русскую почву; также племянник поэта М. Веневитинов. Брались Белинский, Чернышевский, Герцен, который считал, мол, Д.В. полон мечтаний и идей 1825 года.
Далее — Д. Благой, Л. Гинзбург, Л. Тартаковская. Обилие попыток разгадать тайну личности безвременно ушедшего сочинителя объясняется равным образом и скудностью биографического материала о жизни этого и в самом деле замечательного, дивного юноши. Речи которого своей философской отвлечённостью «приводили нас в восторг» (А. Кошелев).
Природа одарила Дмитрия Владимировича Веневитинова самыми разнообразными талантами: он знал латинский, греческий, французский, немецкий и английский языки. Учился живописи у художника Лаперша. Музыке — у композитора Геништы. Увлекался поэзией, философией, переводами, критической работой.
Завершив образование в Московском университете, Веневитинов ежедневно и ежечасно стремится расширить свои познания: становится членом «Общества любомудрия». В котором его участники (В. Одоевский, И. Киреевский, А. Кошелев и другие) изучали философию Шеллинга, интересовались вопросами эстетики и искусства. Переводит произведения Окена, Платона («К Платону начинаю привыкать…»). Вергилия, Гёте, Гофмана. Размышляет о роли просвещения в России.
Правда, над мудрствованиями любомудров подтрунивали и издевались многие. В том числе Пушкин с Кюхлей: «…Вырвись, ради бога, из этой гнилой, вонючей Москвы, где ты душою и телом раскиснешь! Твоё ли дело служить предметом удивления современным невеждам — Полевому и подобным филинам?» — злонравно писал Кюхельбекер Одоевскому.
Александр Сергеевич же называл любомудров «архивными юношами». Возможно, имея в виду следующие строки Веневитинова:
...иногда пороешься в пыли,
И, право, отрывать случалось
Такой столбец, что сам ты на земли,
А будто небо открывалось.
Издевательства над любомудрами, думаю, суть другой статьи — в основе же поддёвок и подтруниваний находится, конечно, вечная пушкинская погоня за недостижимым совершенством собственным. А также друзей, его окружавших…
В век гениев, трагический и великий, которого даже и лёгкие упрёки звучат неестественно глупо, все они — творцы, поэты, — будучи необычайными самородками, тянулись естественно и вне сомнения за Пушкиным. Подражая либо противопоставляя себя ему.
К тому же Пушкин с Веневитиновым были в родстве, что играло большую роль в отношениях. Сближая поэтов по-человечески и творчески. Вообще родственные связи в светском обществе значили довольно много.
Пара строф для сравнения:
Но когда коварны очи
Очаруют вдруг тебя,
Иль уста во мраке ночи Поцелуют не любя —
Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!
Пушкин. «Талисман»
*
…Но не любовь теперь тобой
Благословила пламень вечный
И над тобой, в тоске сердечной,
Святой обет произнесла...
Нет! дружба в горький час прощанья
Любви рыдающей дала
Тебя залогом состраданья.
О, будь мой верный талисман!
Веневитинов. «К моему перстню»
Да и пылкие взгляды обоих к царице московского света княгине Зинаиде Волконской подливали масла в огонь касаемо дружеских подколов. Правда, в отличие от всеядного, быстро воспламеняющегося и влюбчивого Пушкина страсть Дмитрия к Волконской прямо-таки растерзала душу несчастного философа. Лишила его покоя и, может статься, «ускорила раннюю смерть» (биограф Пятковский). Что лирически запечатлено в стихах «К моей богине», «Элегия», «Италия», «К моему перстню» и др.
*
Теперь гонись за жизнью дивной
И каждый миг в ней воскрешай,
На каждый звук её призывный —
Отзывной песнью отвечай.
*
Он крайне высоко оценивает роль поэзии и литературы в жизни народа: «…читай, мечтай — пусть перед тобою завеса времени падёт», «прекрасному предела нет», «поэт — сын богов, любимец муз и вдохновенья», «завидней поэта удел на земли», «доступен гений для гласа искренних сердец», — читаем в стихах совсем ещё молодого человека.
Возвышенно пишет Веневитинов о скульптуре: «Живы священные памятники человеческих усилий — их не коснулась всё истребляющая коса времени». О живописи: «Чувства человека вполне вылились на мёртвый холст, и мысль о бесконечном сделалась для него понятною». О музыке: «Чувство жизни разлилось повсюду; всё огласилось звуками радости, и все звуки слились в общую волшебную гармонию».
Для полноценного понимания отношения Веневитинова к просвещению важны его критические статьи.
О романе «Евгений Онегин»: «Он есть новый прелестный цветок на поле нашей словесности». О трагедии «Борис Годунов» Пушкина: «Поразительная по своей простоте и энергии, может быть смело поставлена наряду со всем, что есть лучшего у Шекспира и Гёте». Важны вдумчивые разборы текстов Полевого, Мерзлякова, Погодина.
В 1826 году написана статья «О состоянии просвещения в России». Кстати, в том же году Пушкин разработал «Записки о народном воспитании», на которые Николай I отреагировал неоднозначно: «Просвещение, служащее основанием совершенству, есть правило, опасное для общественного спокойствия!» — будто бы погрозил пальцем Пушкину Император.
Тем не менее именно о Культуре с большой буквы, без которой нет в России свободы и «истинной деятельности», идёт речь в статье Веневитинова.
Всякий человек, одарённый энтузиазмом, знакомый с «наслаждениями высокими», стремится к образованию, духовному росту: «Самопознание — вот цель и венец человека», — убеждён автор. Ради этого творит художник, одушевляя холст и мрамор. Пишет стихи поэт, провозглашающий торжество ума. Такую же цель преследует и человечество, стремящееся к просвещению. То есть к самопознанию той степени, на которой оно отдаёт себе отчёт о своих делах и определяет сферу своего действия.
Какой же степени достигла на сем поприще Россия? — задаётся он вопросом.
Увы, если у всех «народов самостоятельных» просвещение развивалось из истоков, так сказать, отечественных, местных. То Россия всё получила извне. Её просвещение, подобно искусству, подражательно. В нём отсутствуют реальная свобода и истинная деятельность.
Россия приняла лишь наружную форму образованности. Воздвигла мнимое здание литературы безо всякого на то основания. Ядро нашего просветительства состоит из сбивчивых суждений французов о философии и искусстве. Которые почитаются законами: условные оковы (вроде триединства) и невежественная самоуверенность французов были предметом подражания. А правила неверные заменялись у нас отсутствием всяких правил.
Кое-кто из литераторов считал, что о развитии культуры в России говорит всеобщая страсть выражаться в стихах. Тут уж Веневитинов даёт волю своей язвительности: «...многочисленность стихотворцев во всяком народе есть вернейший признак его легкомыслия». Ведь истинные поэты всех народов, всех веков и времён были глубокими, глубочайшими мыслителями. Были философами, так сказать, венцом просвещения. А нередко поэтическое чувство у людей лишь освобождает от обязанности мыслить. Отвлекает от высокой цели усовершенствования. Посему надобно более «думать, чем производить»!
Как же всё-таки просвещать Россию? Веневитинов предлагает следующую программу.
Во-первых, опираясь на твёрдые корни новейшей философии, предоставить полную картину развития «ума человеческого». Этому должны помочь сочинения писателей. Журналы, рассказывающие о теоретических исследованиях, их приложении к истории общества и Мельпомены в частности: «Философия и применение оной ко всем эпохам наук и искусств — вот предмет, заслуживающий особенное наше внимание».
Во-вторых, должно всенепременно изучать историю древнего мира. Но не следует забывать и собственную историю, собственное начало начал: «Дух древнего искусства представляет нам обильную жатву мыслей, без коих новейшее искусство теряет большую часть своей цены».
Ответственность за «просветление» России лежит прежде всего на образованных людях, писателях, поэтах и журналистах, стоящих «мыслям наравне» с веком и просвещённым миром.
К своим молодым соплеменникам Веневитинов обращался с призывом быть полезным народу, посвятить ему нашу образованность, наши нравственные способности. Всем жертвовать ради благоденствия и процветания отечества. Это поможет истинному цивилизационному прогрессу России, без которого у неё нет будущего.
Веневитинов убежден: «Жить — не что иное, как творить будущее. Она снова будет, эта эпоха счастья!»
Завидней поэта удел на земли.
С младенческих лет он сдружился с природой,
И сердце камены от хлада спасли,
И ум непокорный воспитан свободой,
И луч вдохновенья зажёгся в очах.
Весь мир облекает он в стройные звуки;
Стеснится ли сердце волнением муки —
Он выплачет горе в горючих стихах.
«Из всех поэтов, явившихся в первое время Пушкина, исключая гениального Грибоедова... несравненно выше всех других и достойнее внимания и памяти Полежаев и Веневитинов». В. Г. Белинский
Сбылись пророчества поэта.
И друг в слезах с началом лета
Его могилу посетил...
Как знал он жизнь! как мало жил!
Д. Веневитинов (1805—1827)