Алексей Ваулин:
«Мы различаемся мыслями, ощущениями, переживаниями»
– Алексей, в конце апреля у тебя открылась персональная выставка в Русском музее. И, думаю, стоит начать с вопроса, который интересует тех, кто знает, что в твоем творчестве бывали как периоды полного погружения в абстракцию, так и уходы в фигуративную живопись: почему акцент сделан именно на абстрактных картинах?
Это придает экспозиции цельность и демонстрирует развитие абстрактного направления, которое, признаться, для меня становится с годами всё более значимым. А, с другой стороны, абстракция представляется уникальным инструментом, который дает возможность человеку познать себя.
– Думаю, это надо пояснить нашим читателям...
Смотри, современная цивилизация порождает непрерывный информационный шум, в котором человек тонет. В нашей жизни практически нет места тишине – отсутствуют паузы. Примерно как в знаменитом фрагменте текста без знаков препинания из «Улисса» Джеймса Джойса (смеётся).
– Думаешь, паузы нужны? Быть может, мы научились обходиться без них?
Пока нужны. Как моменты обнуления, для очищения сознания. Для того чтобы остановить ежедневную круговерть, оглядеться, понять, где ты находишься и куда стремиться дальше. Именно абстрактная живопись, не будучи привязанной ни к конкретному сюжету, ни к конкретным предметам, дает возможность зрителю остановиться и задуматься.
– Остановка как момент тишины?
Да. Или, если угодно, пауза как момент Пустоты, в которой рождаются новые смыслы. Вглядываясь в абстрактную композицию, постепенно забываешь о ее названии, занимаясь разглядыванием фактуры и цвета. И вот уже цвет постепенно овладевает эмоциями и запускает новый поток чувств и мыслей! Они будут не о буднях, не о круговерти из полуфейковых новостей, а об индивидуальных ассоциациях зрителя, а значит, о нем самом.
– Получается, тебя не смущают разные интерпретации произведения?
Напротив, это прекрасно! В каждой такой интерпретации люди раскрывают собственную индивидуальность и мы, наконец, снова становимся разными. Мы различаемся мыслями, ощущениями и переживаниями. Во всем остальном мы всё более и более похожи: реклама, мода, шаблонные решения, технологии – всё это не только упрощает жизнь, но и усредняет ее.
– Твой зритель становится СоАвтором. Подобное соавторство – одна из сильных сторон многих современных художественных проектов. Кстати, что для тебя «современное»?
То, что нужно людям. Обрати внимание, что есть проекты, которые актуальны для многих. А есть индивидуальные «наборы» актуальных произведений и они могут быть разбросаны по всей истории искусства.
– Давай тогда обсудим твой актуальный «набор»: кем сейчас вдохновляешься?
Ты будешь удивлена, это скорее не конкретные имена, а стили и направления, такие как, русский авангард, фовизм, импрессионизм, концептуализм, модернизм. В каждом из этих направлений есть прекрасные художники такие как Малевич, Кандинский, Николай Де Сталь, Матис, Полок. И многие другие.
Ты причисляешь этих мастеров к тому кругу авторов, кто сформировал тебя как художника?
Конечно. Правда, в каждом случае у меня складывалась разная степень «ученичества» и, как ты понимаешь, размышление о чьем-то авторском методе далеко не всегда перетекает в собственную технику. В профессиональном плане для меня был более важен опыт общения с обучавшими меня художниками: Аркадием Арсеньевым, Иваном Полиенко, Александром Ишиным и Олегом Лошаковым. Это было удивительное поколение мастеров, прямо или опосредованно связанное с легендарной эпохой нашего искусства, когда творили их учителя – Илья Машков, Роберт Фальк, Александр Дейнека, Юрий Пименов...
– Не кажется ли тебе живопись неким эстетским анахронизмом в современных условиях жизни?
Как ни странно, не кажется. Хотя я понимаю, почему возникает такой вопрос: самой технике масляной живописи более 500 лет – не мало. Да, многое, включая технологии и материалы, менялось за это время, но, как и у каждой техники, у живописи есть ряд своих внутренних ограничений. Например, футуристы пытались «изобразить скорость», но, скажем честно, это осталось лишь интересным опытом – ну нельзя передать на плоскости движение. Даже объемность живописи – это часть ее игровой природы, ведь мы в формате 2d лишь имитируем 3d. Так что ограничения есть, но, мне кажется, они возникают на уровне темы. Причем только в том случае, если нас интересуют «классические» темы... Но стоит перенести акцент на те новые сюжеты, которые подбрасывает нам современная жизнь, и мы поймем, что для передачи многих из них живопись подходит как нельзя лучше.
– Это какие темы, для примера?
Это всё, что связано с постижением человеком нового духовного опыта, например. Еще это – образы новых миров и отношение человека к изменениям жизни. Это также всевозможные новые состояния, открывающиеся способности, футуристические возможности и связанные с этим переживания. Пережитое меняет человека и внутренне, и внешне – именно в живописи эти не всегда видимые глазу ресурсы человеческого существа можно убедительно визуализировать.
– Да, поиск внутренних ресурсов – сегодня один из мировых трендов в самых разных сферах жизни.
Именно. Так вот, живопись прекрасно подходит для того, чтобы передать эмоции и рассказать зрителю об экстатическом переживании открытия нового понимания мира через, допустим, молитву, медитацию, телесные практики, психологию, сновидения и многое другое – путей обретения нового знания о мире и человеке открыто великое множество.
– Давай об этом чуть поподробнее. Как визуализировать переживание?
Прежде всего, цветом. Ведь, находясь внутри своих переживаний, человек не видит себя со стороны – грубо говоря, не знает, как он выглядит в эти моменты, какая пластика у его тела. Зато он помнит каждой своей клеткой эту встряску, он помнит свои эмоции, а цвет веками был приспособлен для передачи эмоций и чувств! Фактура живописи и композиция тоже важны.– А что дальше? Вот, допустим, зритель пережил свои индивидуальные эмоции рядом с той или иной работой.
Как ему использовать этот опыт?
Отличный вопрос! Сам об этом много думаю. Мне кажется, это должно работать примерно как поход к личному психологу (улыбается). Одна и та же картина разных людей приведет к разным переживаниям. Например: один скажет, глядя на работу, что в ней «много черного» и это ввергает его в печаль. И надо бы разобраться, почему. Ведь на самом черном нигде не написано, что это цвет печали – это традиция восприятия данного цвета, причем далеко не во всех культурах, делает его знаком траура. В нашей воле примыкать или не примыкать к той или иной традиции. А другой зритель отметит, что это вообще не черный, а множество оттенков серого, синего и иных цветов, столкнувшихся в фактурных мазках – и ему кажется, что это затемнение сообщает пространству особую глубину, светится и дарит радость. Вот он, индивидуальный опыт в действии – опыт, дающий то самое знание о самом себе! А картина, которая украшает твой дом, и ты имеешь возможность всматриваться в нее в разные периоды жизни, вообще может стать «художественным тестом», определяющим подвижки в настроении. Мне кажется, картина может быть какой угодно, но главное, чтобы на нее хотелось смотреть. Даже так: чтобы ее хотелось рассматривать. И отмечать, что она меняется не только в зависимости от освещения и времени суток, но и в зависимости от состояния смотрящего.
– Так значит, живописи пока быть?!
Конечно! Посмотри, сколько раз на протяжении лет ста ее хоронили. Когда зритель пройдет и нынешнюю стадию общения с произведением – назовем ее условно «психоаналитической» – снова будет что-то новое. Возможно, проявится какая-нибудь обновленная функция картины, например.
– А как ты относишься к картине как к элементу дизайна?
Что, если человек выбирает художественное полотно просто по цвету, чтобы оно хорошо подходило к подушкам?... И такой подход возможен, стесняться его не стоит. Картина и есть часть пространственной среды и ее дизайна. Правда, мне кажется, что со временем картина и ее хозяин начнут «воспитывать» друг друга и всё у них может сложиться значительно интереснее, чем думалось изначальною. Например, хозяин может пытаться переломить «власть» картины на стене и в пространстве помещения. А волнующая его картина, вместо того, чтобы «сдаться», может постепенно генерировать не только новое настроение, но и обновленный ход мыслей ее обладателя. И вот уже, глядишь, хозяин меняет текстиль подушек или даже убирает их вовсе! И заводит кота или леопарда! Или вообще уезжает в путешествие: проверить, так ли выглядит заснеженный Эльбрус, как ему это показалось дома, глядя на художественное полотно... Современная живопись, особенно абстракция, она ведь не только художников проверяет на прочность, но и зрителей.
– Мы говорим с тобой о картине как о некоей данности. А что ты думаешь о ней как о классическом формате, которому приходится отвоевывать внимание зрителя у более современных медиа?
Мне кажется, что мы вообще давно обозначаем по привычке «картиной» то, что ею более не является. Например, для многих зрителей «картина» – это практически любое «нечто» в рамке, висящее на стене. Такие зрители привязываются к понятию «границы» картины (это ее рама), к представлению о композиции и, возможно, еще к каким-либо традиционным характеристикам этого формата. Но ведь всё меняется! И современная картина уж не та, что даже 50 лет назад. Например, у нее может не быть границ (и мне, к слову, интересен этот вариант) или других привычных «определителей» формата. Картина сближается с декорацией, с дизайном, с новыми технологиями проецирования – и через это она становится снова актуальным объектом, из которого рождаются уже иные современные, зачастую междисциплинарные формы современного искусства.
– У тебя получилось такое исчерпывающее объяснение, что, пожалуй, мне остается лишь задать заключительные вопросы: почему ты делаешь эту выставку именно сейчас?
Цвет – это ведь волны определенной длины. И именно через эти волны мне хотелось поделиться энергией и позитивным видением дальнейшего развития мира: верю, что человечество преодолеет и нынешний кризисный момент.
– Как тебя принял Санкт-Петербург?
Публика просто чудесная! Я столько добрых откликов получил за дни вокруг открытия, а это очень важно для художника. Александр Боровский поддержал этот замысел, в его тексте для каталога я увидел массу важных наблюдений. Куратор выставки, Марина Серегина, мне кажется, в какие-то моменты понимала меня даже лучше, чем я сам – это огромный труд, так тонко поработать с пространством, цветом и освещением, мастерски выстроив вместе с Александром Боровским драматургию экспозиции.
– А что за видео в одном из залов?
Это замечательный фильм, который специально к выставке сделали Анна Золотарь и Николай Огарьков – питерские мастера режиссуры и звука: не разрушая тайну рождения произведения, они приоткрыли любопытные моменты его создания. Удалась и передача общей таинственной ауры вокруг процесса творчества: мысль – идея будущего произведения, конкретный день, свет, мастерская, множество деталей подготовки... И еще то неуловимое, что всегда так трудно вербализовать – некий незримый путь, который художник прокладывает к своему зрителю, каждый раз особым, неповторимым образом.
Из интервью Алексея Ваулина кандидату искусствоведенья Илоне Лебедевой.
2023
#vaulinart #алексейваулин #алексейваулинхудожник #интервью #илоналебедева