Так совпало, что 15 мая в Берлине состоялась премьера оперы "Трубадур" с Анной Нетребко в главной роли, а 24 мая в Праге - вторая премьера оперы "Енуфа".
Если бы эти два музыкальных события в двух европейских столицах состоялись в обратном порядке, это было бы по нарастающей. Но после премьеры с мировой оперной дивой каждое выступление которой в Берлине я стараюсь не пропустить, мне было более чем интересно - не упадет ли, как говорят, градус. Я была заинтригована, и оказалось, что не напрасно.
Надо сказать, что Прагу я очень люблю, с удовольствием приезжаю в нее регулярно уже почти 30 лет и каждый раз стараюсь посетить какое-нибудь классическое музыкальное мероприятие. На сей раз мне хотелось послушать оперу чешского композитора Ле́оша Я́начека в Национальном театре (Národní divadlo), старое здание которого называют "Золотой капеллой".
Сам театр заслуживает того, чтобы рассказать о нем отдельно. Он расположен на набережной Влтавы. Хотя главный фасад выходит на улицу Народни тржида, а не стоит на площади, и практически составляет одну линию с фасадами других домов, здание в стиле Неоренессанса хорошо видно со стороны реки и с противоположного берега. Оно, безусловно, является украшением замечательного города.
История театра, с одной стороны, трагична, а с другой стороны - примечательна.
Идея создания национального театра тесно связана с историей чешского национального самосознания. С конца XVIII века чешские элиты - писатели, мыслители и политики - пытались найти определение чешской нации и укрепить ее "самость". Они обращались к правительству и общественности в попытках пробудить любовь к родине и национальное чувство, распространяли чешский язык и культуру среди чешской элиты, которая в основном говорила на немецком - подобно тому, как русское дворянство говорило на французском. Был основан ряд чешских журналов, издательств, в Праге открылся Национальный музей, но здания чешского театра долго не было.
С момента подачи прошения на разрешение на строительствo театра в 1845 году до его открытия 11 июня 1881 года прошло долгих 36 лет. Я не буду утомлять читателей длинной историей, но отмечу, что деньги жертвовали монарх Франц Иосиф, члены королевской семьи Габсбургов, русский царь Александр II, государственные институты, коммерческие объединения, частные лица. Существует миф, что на театр массово жертвовали простые люди, однако это не так.
Итак, архизначимое для культурной и социальной жизни здание театра открылось и... через два месяца сгорело. В нем состоялось всего 12 представлений. Огонь полностью уничтожил медный купол, зрительный зал, занавес известного чешского художника Франтишека Женишека и сцену. Детективная история занимает умы до сегодняшнего дня. Несмотря на то, что пожары тогда не были редким явлением, именно этот вызвал не только ощущение трагедии, но и подозрения в умышленности - уж слишком много странных совпадений оказались препятствием для его тушения. С самого начала высказывались предположения, что театр сгорел из-за национальных трений между пражскими чехами и немцами. Спустя сто лет публицист Мирослав Иванов провел экспертизу в Научно-исследовательском и испытательном авиационном институте, которая доказала, что здание не могло загореться от непотушенных углей, якобы оставленных кровельщиками после нагревания паяльной лампы. Эта тема на протяжении десятков лет периодически поднималась в чешских СМИ.
Трагическое событие было воспринято людьми так близко к сердцу, что сборы средств на восстановление принесли большие суммы. Это позволило уже 18 ноября 1883 году открыть здание для публики той же постановкой оперы Сметаны "Либуше", которой открылся сгоревший театр. Совершенно разные люди сплотились в своем желании отстроить театр. 45% жителей Праги внесли пожертвования. Император Франц Иосиф пожертвовал сумму, намного превышающую его первоначальный взнос на строительство.
Здание пережило три реконструкции и радует глаз как снаружи, так и внутри. С балкона, на который очень приятно выйти во время антракта, открывается великолепный вид на Влтавскую перспективу и Пражский град. Публика всегда выглядит достойно и подобающе одета. На странице театра есть раздел "Что надеть", где написано: "При посещении театрального представления зрители должны своим внешним видом и поведением уважать общественные обычаи". Как этого не хватает во многих театрах Берлина, где на балете-гала в мае я видела мужчину в красных шортах, похожих на мятые семейные трусы! Приятно и то, что среди зрителей много молодежи и людей среднего возраста. Интерес к классике не оканчивается на старшем поколении. У театра есть новые молодые слушатели.
Опера "Енуфа" привлекла меня тем, что она поставлена на родине композитора Ле́оша Я́начека и драматурга Габриэлы Прейссовой, по пьесе которой композитор написал либретто. Всегда интересно послушать произведение на языке оригинала в той стране, где онo былo написанo. Чтение титров одновременно на чешском и английском дает большее понимание текстов и, стало быть, самой оперы. Тем более, что это социальная драма, действие которой происходит в Моравской Словакии.
Если говорить о чешских композиторах, то на ум сразу приходят имена Дворжака и Сметаны. Ле́ош Я́начек, к сожалению, не так хорошо знаком любителям классической музыки. Очень жаль, так как он композитор очень необычный. Автор “Енуфы“ интересовался мелодикой и темпом речи, фольклором, звуками природы. Многие его произведения основаны на собранных им моравских народных мелодиях. Я́начек утверждал, что ему важны не слова, но интонации и по ним он может определить, говорит ли человек правду. Композитор изучал речь людей из разных социальных слоев и регионов, разного возраста, в разных психических состояниях. Он записывал слова и мелодию речи в обычной музыкальной нотации, называя их мелодиями речи, и был убежден, что это дает возможность заглянуть в человеческую душу.
Несмотря на несомненную "чешскость" его произведений, он примкнул к русофилам и совершил несколько поездок в Россию. Композитор был одним из основателей русского кружка в Брно и организовывал его встречи. Я́начек был энтузиастом русской литературы и культуры. Это также отражалось в его творчестве - несколько его творений написаны по произведениям русской литературы.
Опера "Енуфа" (другое название "Ее падчерица") прошла непростой путь от долгого написания в течении восьми лет через нежелание ставить ее в Национальном театре до триумфа через 12 лет и мировой славы. При жизни автора ее ставили более семидесяти раз за десять лет, включая премьеру в Метрополитен-опера в 1924 году.
В девяностых годах девятнадцатого века в Чехии, как и в других странах, стали появляться и пользовались успехом произведения в стиле социального реализма. Одним из таких произведений была драма Габриэлы Прейссовой о жизненной истории в деревне, которая сперва подверглась резкой критике пражской публикой за грубость и натурализм. Это произведение вызвало впоследствии интерес композитора, который считал, что в искусстве должен быть реализм: "Истина, прежде всего правда, а не красота. Но пусть правда возьмет с собой красоту". Автор сам переработал пьесу в либретто, сохранив при этом ее прозаическую форму, то есть тексты исполняются речитативами, а не стихами. В опере нашло отражение его многолетнее изучение народных песен, интерес к человеческой психике и личная драма композитора - долгая болезнь и смерть любимой дочери Ольги. Музыка получилась очень сильной, эмоционально напряженной и интересной. В произведении есть два хоровых номера - Словацкая плясовая и Свадебная. Они кажутся переработанными народными мелодиями, но на самом деле это сочинение автора, который долго изучал моравские мотивы.
Если излагать телеграфным стилем, то сюжет таков:
у деревенской костельнички (женщины, помогающей в церкви, что-то между ризничей и завхозом), местного морального авторитета, есть падчерица Енуфа. Она влюблена в первого парня на деревне, пьющего Штеву. Его сводный брат Лацо любит Енуфу, но успехом не пользуется. Девушка беременна от Штевы и надеется выйти за него замуж. Ее мачеха не знает про беременность. Она ставит Штеве условие не пить год, так как ее муж пропил все хозяйство и она не хочет падчерице такого же супруга.
Между Лацо и Енуфой происходит бурная сцена. Он ранит девушке ножом щеку и сам ужасается от содеянного. Лацо признается Енуфе в том, что любит ее с детства.
Оказывается, что Енуфа привлекала Штеву только своим "яблочным" личиком, жениться он больше не хочет. Чтобы избежать позора, девушка до родов тайно живет в доме Костельнички. После рождения ребенка мачеха безуспешно пытается уговорить Штеву жениться. Потом она рассказывает Лацо о ребенке, но тут же говорит, что он умер. Лацо готов жениться на Енуфе.
Мачеха решает убить ребенка и кинуть труп под лед в надежде, что до весны тело исчезнет. Она обманывает падчерицу и говорит, что ребенок умер во время долгого сна матери. Однако содеяное не проходит для нее даром - она все время об этом помнит и терзается.
Лацо женится на Енуфе. Прямо во время свадьбы приходит известие, что нашли тело младенца. Мачеха во всем признается и должна предстать перед судом. Гости разбегаются.
Новое исполнение "Енуфы" в постановке Каликсто Биейты было представлено "Золотой капеллой" в рамках фестиваля "Пражская весна" на двух премьерах 22 и 24 мая и сразу же подверглась бурной критике из-за акцента на насилии, алкоголе и сексуализации. Это не слишком удивляет. В Википедии можно прочитать: "Бийето, Каликсто (род. 1963, Миранда-де-Эбро) — испанский оперный и драматический режиссер. Известен провокативными постановками классических пьес и опер. Одна из важных тем творчества — насилие".
Но всего этого у скандального режиссера я не увидела, во всяком случае не была шокирована - а перевидала я довольно много современных постановок, где авторы в порыве самовыражения переходят все границы и теряют смысл.
Действие оперы зачем-то перенесено в 70-е годы (по крайней мере, судя по дизайну транзисторных приемников, которые с непонятной целью поставлены на сцену). Декорации отсутствуют, на сцене только стоят различные предметы, которые меняются по ходу действия. Одежда действующих лиц скорее соответствует 70-м, чем, как пишут некоторые критики, 60-м. Замысел режиссера непонятен уже с первой сцены, в которой две молодые девицы курят и хихикают на скамейке на фоне баскетбольной сетки, после чего старик приносит им бутылку алкоголя. Зачем-то введен персонаж девушки-фотографа, типичной хипстерши или альтернативщицы. Во втором акте Штева приходит на разговор с Костельничкой с толстой цепью, которой он потом удерживает ее на полу. Все это сценически никак не объясняется и не прибавляет постановке каких-то новых смыслов.
Но к счастью, эти "режиссерские находки" не портят впечатления от прекрасного вокала обоих мужских партий. Великолепное исполнение роли Лаци сильным тенором Алешом Брисцеином (Aleš Briscein) сразу же "бросается в уши". Несколько менее уверен, но все равно хорош тенор Мартин Шрейма (Martin Šrejma) в роли Штевы. Главная героиня Енуфа сыграна сопрано Альжбетой Полачковой (Alžběta Poláčková) сначала легкомысленно-уверенной, а потом полной отчаяния и боли.
Затронутые в опере темы на самом деле не слишком привязаны к определенному времени. Убийство нежеланных младенцев, к сожалению, периодически происходит и во вполне благополучном мире. Правда, обычно это совершают беспутные или отчаявшиеся матери, а не их родственники. Ревность, нежелание жениться, мечты девушки о любви, когда интерес мужчины - это всего лишь влечение, - все это не ново, но и не старо. Каждый из нас воспринимает события из реальной жизни или увиденное на сцене по-разному. Могут быть совершенно различные интерпретации и объяснения. Сейчас многие режиссеры пытаются подтянуть произведение под модные ныне темы. В ходе работы над этой статьей мне попалась рецензия 1959 года Л. Поляковой на постановку оперы "Ее падчерица" в Большом театре. Среди прочего я узнала, что "советскому слушателю близка прогрессивность идейного содержания оперы". Тогда подобные слова были неким пропуском к публикации, к постановке, к рецензии. Не хотелось бы, чтобы в наше время нужен был бы такой же "пропуск" в иной оболочке, чтобы произведениям давали "зеленый свет" за соответствие повестке, неважно какими способами это достигается. Провокация не должна быть самоцелью.
Существуют разные мнения насчет мотива мачехи Енуфы, Костельнички (в некоторых русскоязычных источниках ее называют сторожихой или дьячихой). Кто-то считает, что она убила ребенка, спасая свое имя и авторитет деревенской святоши. Другие говорят, что она действовала из любви к падчерице, освобождая таким образом ей путь к браку с Лацей. Последняя версия, как мне кажется, наиболее соответствует замыслу автора.
В любом случае, роль в исполнении английской меццо-сопрано Рози Олдридж (Rosie Aldridge) завораживает своим трагизмом. Начиная со второго акта костюмы, место и время действия отступают на второй план. На первый план выходит драма, переходящая в трагедию, прекраснейшая глубокая музыка, игра певицы и ее вокал. Глубокие переживания сильной женщины, ее попытки найти выход из положения, убийство младенца и осознание ужаса содеянного - все это приковывает зрителя.
В третьем акте фантастическим является финал. Признание Костельнички в преступлении и уход со сцены (по сценарию арест) сыгран так сильно, что во всем зале воцаряется мертвая тишина.
Кажется, уже разрушено все что можно. Енуфа осознает потери со всех сторон: отец ребенка - слабак, любящая мачеха убила ребенка, свадьба обернулась кошмаром.
Енуфа опустошена, она говорит Лацо, что простила ему то, что он поранил ее лицо и предлагает ему уйти. И в этой совершенно безнадежной ситуации оказывается, что он готов разделить с ней и горе, и радость. Его слова "что нам людской суд, когда мы будем друг другу утешеньем" дорого стоят.
Не буду спойлерить, каким нехитрым способом режиссеру удалось достичь эффекта просветленного конца, но меня это тронуло до слез. Опера оставила светлое и глубокое чувство.
Что бы ни говорили "вечно холодные, вечно свободные", призывающие к эгоизму во всем, но большинству людей нужна поддержка и опора в трудную минуту, человеческая теплота, добро и прощение. Именно в этом актуальность и вечность оперы Я́начека.
Оперу можно послушать 13 и 27 июня. Спешите насладиться!