Карантинное закрытие Лондона поймало меня в прекрасный момент: я только что переехала в новую квартиру, в моем распоряжении были мои два постоянных любовника, оба по имени Дэвид — один полицейский, один спецназовец — оба рослые, рыжебородые, не страдающие рефлексией, не претендующие на отношения и скрашивающие мой холостяцкий быт между моими бизнесами, пока дети в школе. Ну и сайты знакомств иногда приводили не будущих, но потенциальных.
А потом пришел март. Закрытые школы. Запрет на передвижение. Неожиданный и насильственный целибат.
В отличие от продвинутых голландцев, которые в официальном руководстве порекомендовали одиноким мужчинам и женщинам организовать себе «секс по дружбе», английское правительство, несмотря на заботу о ментальном здоровье граждан, не включило секс в витальные потребности и оставило 8 миллионов неспаренных британцев с бесплатным порнохабом.
Мои дни стали одинаковы: дети, кухня, онлайн-школа, поддержка замершего на карантине бизнеса, попытки словить хоть несколько часов одиночества до 4 утра, когда дети, наконец, давно спят.
Мягкой, предательской волной подкатила апатия. Откуда-то выползли пижамные штаны. Слез лак с ногтей. В тумбочке вместо наручников, смазок и помад образовались какие-то носочки с масочками, обертки от конфет и бутылка Монтепульчано.
Иссяк поток виртуальных знакомцев из Тиндера. Входящие «привет, как проходит карантин?» вызывали сначала скуку, потом раздражение, потом игнор.
И когда я уже почти провалилась в житие домашнего хомячка неопределенного пола, верные изголодавшиесся Дэвиды вытряхнули меня из флисового кокона отчаянными сообщениями.
Сначала неохотно — «ох отстаньте уж» — сделала для них каких-то полуголых селфи для поддержания духа и тела. И в процессе вдруг вспомнила, что же это такое яростное, чувственное, требовательное в себе я запихала в ящик и закрыла на ключик, чтобы не думать и адаптироваться.
Влилась снова в это чувство и в это тело. И начала планировать побег.
«У меня есть пропуск!»
«А если в машине в лесу?»
«Мне кажется, я переболел еще в январе!»
Ах, если бы просто побег.
Внезапно гражданское самосознание, здоровье старушек и симптомы ОРВИ ворвались в разговоры, в которых их никогда не задумывалось. Где-то между «как я тебя заломаю» и «как я истомилась» возникла необходимость сверить ценности: считает ли каждый из нас потребность в сексе достаточным основанием для риска здоровьем своим, партнера, окружающих с обеих сторон и пресловутых старушек? Как мы будем чувствовать себя, если поневоле станем причиной заражения или смерти партнера или его близких? И даже если мы оба окажемся счастливыми бессмертными и одинокими пофигистами, как мы будем себя чувствовать, пойманные, как школьники, за прелюбодеянием в машине на отдаленной лесной поляне?
Гражданское самосознание победило, мы в Дэвидами разошлись по карантинным клеткам, и я отправилась налаживать будущие знакомства в виртуал.
Там обнаружились совершенно новые факторы сексапильности:
«Я уже переболел» стало звучать почти как «я не женат»: пойманный на вранье человек навсегда теряет шанс на прощение.
Тест на антитела по ценности стал равен чуть ли не американскому паспорту.
Безвольные подбородки скрылись за мужественными бородами. Отросшие шевелюры были сбриты налысо — внезапно коллективное лицо Тиндера взглянуло на меня как 300 слегка оплывших спартанцев.
Пара лишних килограммов и отсутствие эпиляции стало сближающим смол током на первом виртуальном свидании. Темы крутых тачек, тусовок и дизайнерских блэйзеров как-то растворились в уравнивающем опыте: очень странно тратить разговор на меряние регалиями и ритуальные танцы, сидя с бокалом у экрана компьютера.
Мы как-то сразу и легко стали немного проще, немного откровеннее.
«Долбаное одиночество», — выдает брутал, который до ковида стойко держался бы роли альфа-самца. «Мне кажется, я следующего мужчину съем живым», — щебечет девушка, наплевав на таинственность и игривую недоступность.
В ставшем опасным воздухе — мимолетность, острота настоящего, замедленность внешнего времени, невыносимая легкость и тепло момента на фоне предавшей стабильности мира. Право осмелеть.
Ловлю себя на отчаянной откровенности: война все спишет, живем один раз, нет смысла играть в игры. Будет странно встретиться через недели или месяцы и вдруг оказаться из крови и плоти, и вернуться к ужимкам вежливости.
Появился новый страх: выстроить отношения с виртуальной иллюзией. Сколько можно топтаться в лобби «расскажи о себе» — неделю, две, три? Мой мозг путается в сценариях: мы в такой стадии откровенности на словах в чате, что можно съезжаться, но мы разговариваем с фотографиями. Каково будет не обнаружить химии при встрече, объяснять, почему мы не будем встречаться — после того, как мы делились в ночи сокровенным одиночеством или претворяли в жизнь самые тайные фантазии?
Выяснилось вдруг, что за дефицитом секса стоит не только дефицит страсти, эмоций, физических прикосновений, но и дефицит нормальной, естественной близости. Что она ценнее гладких ног и идеальных локонов. Что она не в разговорах, не в словах, не в оргазмах, а в доступности на расстоянии протянутой руки.
Может быть, поэтому, когда, наконец, обнаружился один с в/о, в/п, квартирой, антителами и бородой, и я прорвалась, незамеченная, избегая крупных шоссе, часа два-три мы просто сидели рядом, держась за руки, совершенно оглушенные близостью наших потерявших упругую кондиционность тел.
Добавлю еще ссылку (не знаю, актуально ли, скорее для атмосферы): «Правительство Англии объявило секс между не проживающими вместе незаконным».