Пуха была диковатым, угловатым и очень резким подростком, когда мы решили, что пора ее привить и надо отнести к ветеринару. Ветеринара мы об этом не предупредили, Пуху тоже.
Если бы она была человеком, ходила бы в пирсинге и татуировках и с волосами такого цвета, который еще не изобрели художники, но смотрится он очень вызывающе. Однако, Пуха человеком была только, когда сидела рядом со мной и смотрела телевизор, поэтому никакого пирсинга она не допускала, а шерсть ее была всегда в идеальном порядке, вылизанная волосок к волоску, и не трогайте своими немытыми лапами!
Первым ветеринаром у нее был некто Михаил, который к тому моменту очень успешно пользовал тещину кошку, Катьку, впоследствии ставшую Екатериной Первой. Потому, что сейчас у тещи живет, разумеется, Екатерина Вторая. Катька отличалась спокойным характером, размерами средней буренки, хотя молока не давала, и была жуткой трусихой. Когда мы появлялись у тещи, Катька испарялась, где бы она в этот момент не была.
Михаил отличался наивностью, которой в его возрасте у человека, даже если он и не ветеринар, не должно быть. Еще он верил во все хорошее, в собственные силы и в доброе слово. Иными словами, не отличался умом.
Пуха была умна, как дьявол, никому не верила, и была жестким прагматиком. Слово “наивность” к ней не могло прилипнуть даже, если бы его намазали эпоксидным клеем. Единственное, что ее объединяло с Михаилом, это вера в собственное могущество. В отличие от ветеринара, у Пухи эта вера была подкреплена реальностью и опытом долгой изнурительной войны с кактусом.
Через десять минут безуспешных попыток отловить кошку внутри своего кабинета, истекающий кровью Михаил потянулся за последним козырем - щипцами, которыми хватают за горло больших и свирепых псов. Пуха была большой (в собственном понимании) и свирепой. Но в эти щипцы она пролезала целиком три раза. Поэтому прежде, чем ее укутали в простыню (патентованный способ уносить злую Пуху откуда бы то ни было), и услышали, что “спасибо, денег не надо”, Михаил получил еще пару честно заработанных глубоких и ровных царапин. Без антибиотиков не обойдется.
Второй заход мы осуществили несколько позже, и мне повезло потому, что кто-то из нас должен был сидеть с мелким в машине, пока второй навестит ветеринара. Другого. Мелкому было месяцев девять-десять, и тащить его прямиком на передовую мы побоялись. Как выяснилось чуть позже, правильно.
Я не помню, как звали того доктора, но его скальп Пуха тоже сложила в свою копилку. Земфира сказала, что до начала приема он был лыс, а к концу его голова стала раскрашена под зебру, только полосочки были красные. Нам было велено забирать свое чудовище и не приближаться на пушечный выстрел к поликлинике.
Мы погоревали, но поняли, что если мы не хотим, чтобы ветеринаров в городе заносили в Красную Книгу, Пухе лучше с ними не общаться.
Впоследствии нашелся герой, который действительно уговорил нашу барышню провериться. На первый раз ему понадобилась специальная клетка, в которой кошку можно аккуратно зажать, чтобы без помех ввести снотворное. Клетками такого типа, но побольше, пользовался Джеральд Даррелл, когда ловил львов и леопардов.
Поскольку Пуха была девушкой умной, второй заход к тому же доктору закончился без обоюдного насилия, и дальше они уже общались вполне хорошо. В духе взаимного доверия и уважения. Вот так, как в сказке, на третий раз все вышло замечательно.
© Юрий Супоницкий
На фото Пуха в состоянии, когда она относительно безопасна для окружающих.