Шагаю по столице шансона. Я в Париже! Музеи и многовековые здания величественны. Хочется знать историю всего. Турист утонет в экскурсиях, если позволит гиду рассказывать про каждый дом и камушек. Но мы с вами «двинутые» на музыке. Без нее в Париже никак!
В России народный герой – Виктор Цой, во Франции – Серж Генсбур. В Москве, на Арбате, есть стена Цоя, а в Париже – стена памяти Генсбура. Он был шансонье, музыкантом и поэтом. Но запомнился как хулиган, неисправимый курильщик и пьяница. И сын русских эмигрантов. Вдали от дома мне захотелось узнать о Серже Генсбуре побольше...
Во Франции много непривычного. Идешь к открытому кафе, а его владелец машет тебе издалека со словами «Мы закрыты!». И он прав. Так уж работают заведения во Франции: несколько часов с утра, обеденное время и пара часов на ужин. В остальное время закрыто. Пообедать в кафе или попасть в магазин – целый квест. Создалось впечатление, что с музеем та же история. Хочешь отправиться в прошлое и узнать, чем жил герой – закажи билет заранее. В дом шансонье не попасть. Билеты распроданы до осени. Зато есть билеты в музей – пристройку у дома музыканта, где хронологически выставлены больше 450 его личных вещей.
Ура! Я радостно подпрыгиваю по серой парижской брусчатке в дождь. В далекой стране я иду в гости к дорогому русскому другу! 👏🏻
Родители Сержа Генсбура – Ольга и Иосиф Гинзбурги, крымские евреи. Свое студенчество они провели в Санкт-Петербурге, а после Октябрьской революции переехали в Париж. Там у них родился сын Люсьен. Люсьен обожалСергея Рахманинова и в честь него взял псевдоним. Так на свет появился Серж Генсбур.
В детстве его мама часто пела вальс на русском языке, но его названия Серж не знал. Позже он разыскал его и исполнил песню на русском. Сейчас мы знаем, что это песня «В лесу прифронтовом». Однако в самом музее мало что напоминает о происхождении Генсбура. Большая часть экспозиции рассказывает о начале и пике популярности шансонье. Но и это не главное...
Музей максимально напоминает атмосферу дома Генсбура. Черные стены и потолок, пестрые ковры. Узкое пространство с экспонатами напоминает узкий коридор в доме Генсбура. Ты словно в нем, в его сердце. Посетитель становится гостем. Я поняла, что кого-то обстановка может теснить и давить со всех сторон. Я почувствовала элегантность и тепло. Чернота вокруг не сжимала и не давила, а уютно обволакивала. Ковры добавляли мягкости, и захотелось присесть рядом с личными вещами Генсбура. Задержаться. В это время на больших экранах показывали редкие видео и интервью. Там было одно любопытное, в котором Серж называл себя русским. «I’m Russian», – гласили субтитры к видео.
А потом я нашла слова биографа Генсбура:
«Генсбур говорил, что гордится тем, что русский. И добавлял: "Еще я еврей, но в первую очередь я все-таки русский". Его характер был очень славянским. Мы во Франции о России мало что знаем. У нас есть представление, что славянский характер – это романтизм, что-то вроде меланхолии, рефлексии и, может быть, то, что Генсбур называл "я не очень пригоден для счастья"»
Для поклонников в 21 веке счастье – прикоснуться к его творчеству.
Я жалею, что не попала в дом Генсбура. Но «дома» я все же побывала. Стена дома на улице Верней пестрит граффити и признаниями генсбуровских «паломников». Говорят, рядом с ней часто поют уличные музыканты. И грех не дать им на чай. Скупости Генсбур точно не терпел. Его семья и друзья вспоминают, что он был талантливым, открытым и щедрым. Но грустным и постоянно искал счастья. Это ли не про русскую душу?
