Спектаклей о любви – превеликое множество.

Спектаклей по любви – единицы.

«Любовь как невозможность» Владимира Аленикова из числа единичных.

Не только потому, что этот тот редкий случай, когда в спектакле без антракта умещается симфония искусств (от музыки до слова, от фотографии до кино, от вокала до театра, от искусства костюма до танца).

Не только потому, что квартет актеров здесь заполняет своей энергией и мастерством не только сцену, но и весь зрительный зал.

Не только потому, что он повествует о том, как решиться от выученной или вынужденной единичности (одиночества наедине, вдвоем или со всеми) перейти к единению.

Не только потому, что он о единственных, о любимых. На этом спектакле и этим спектаклем можно в буквальном смысле слова признаться в любви.

Не только, потому, что он о единственном… О театре. О любви к нему. Неблагодарному. Который требует, чтобы его любили больше, чем любит сам.

сцена из спектакля «Любовь как невозможность»
сцена из спектакля «Любовь как невозможность»

Пусть не пугает название «Любовь как невозможность». Невозможность здесь не в значении «миссия невыполнима». Невозможность здесь вызов нашей слишком человеческой убежденности в собственном здравом смысле, рассудительности и практичности. Но приходит любовь, и прежняя жизнь становится невозможностью. И не воздух наполняет легкие, а дыхание любимого человека. Без него уже не дышится. И им не надышаться. Может быть, поэтому в спектакль привнесен «парфюмерный компонент». Он заставляет вдохнуть, впустить в себя те образы, которые примеряет главная героиня (искрящаяся палитра Анастасии Светловой). Несколько лет назад в «Геликон-опере» в моноспектакле Тамары Гвердцители на основе «Человеческого голоса» Жана Кокто использовали ароматический эффект, окутывая зал тем или иным ароматом. В спектакле Владимира Аленикова основа тоже от Кокто, но парфюмерный компонент решен иначе, интимнее, не массово. Не про духи история, про души… И все здесь дышит искусством. И аромат этот не выветривается. Особенно это касается мудрой и символичной сценографии и костюмов Владимира Середина, в которые погружаешься не только глазами (перемигиваясь с «очами» а-ля Кьяра Ферраньи, устремленными со сцены в зал), но и мыслью, подмечающей то «Постоянство памяти» Сальвадора Дали, то декаданс, то руины «Золотого века»).

сцена из спектакля «Любовь как невозможность»
сцена из спектакля «Любовь как невозможность»

Владимир Алеников отталкивается от «Человеческого голоса» и мрачного голоса Кокто, не отталкивая их. Он написал собственную пьесу о разрыве, которую на разрыв и исполняют. Чисто исполняют. Так чисто, как звучит сопрано Ксении Муслановой (первое театральное открытие этого сезона для меня и ярчайшее впечатление!) Музыкальные дивертисменты (от Пиаф до Вертинского) здесь не «вставки», а полноценные реплики пьесы. Пьесы именно о любви, а не о конце любви.

Потому ли что любовь подразумевает голоса двоих, режиссер отверг форму монолога и развернул его в полноценный спектакль без маленьких ролей? Как бы то ни было, это полилог и полифония искусств, чувств, мыслей… И я всем рекомендую ее услышать. Точнее, вслушаться. Неслучайно центральный образ спектакля – телефон в виде ушной раковины. Из него отчетлива слышна спасительная для дня сегодняшнего мысль о том, что самый драматический, самый трагедийный момент или полоса – это еще не финал. Ни за что не финал. Вопреки всему не финал. И Любовь побеждает и длится, длится, длится…

центральный образ спектакля – телефон в виде ушной раковин
центральный образ спектакля – телефон в виде ушной раковин

Поэтому ANTE, только ANTE*!

Ante – «вперед» в переводе с латинского и название театра Владимира Аленикова.

Фотограф Александра Надемская.

Фотограф Александра Надемская
Фотограф Александра Надемская