Смотрю сейчас на Зендею — а на нее невозможно не смотреть, ведь все телеграм-каналы в ее фотографиях — молодая актриса с утра до вечера ходит в подиумных нарядах, а луки меняет со скоростью света. Вот она в Bottega Veneta, Balmain, Alaia, Louis Vuitton, винтажном Mugler, а вокруг нее 25 фотографов и стилистов во главе с Лоу Роучем. Пресс-тур новой «Дюны» в самом разгаре. В какой-то момент становится понятно, что это история уже не про актерство. Да и вообще, Зендея разве сыграла хоть какие-то выдающиеся роли в крутых фильмах? Что было еще, кроме «Эйфории» и «Дюны»? Нет, она еще не успела сыграть ничего толкового, а общество все равно смотрит на нее, как на икону. Чего только стоит выход у Schiaparelli: с этим черным развевающимся хвостом и суетящимися людьми вокруг. Это как история про редкого зверя в цирке, на которого все пришли посмотреть: хорошенький, худенький, молоденький зверек, на котором все костюмы сидят отлично. Я даже не могу определить, какие заслуги актрисы позволяют все это, потому что особых актерских достижений у Зендеи в реальности ноль. Это же не Николь Кидман, которая за 40 лет сыграла множество первоклассных ролей. Все, что сейчас происходит с Зендеей —  это самая настоящая персократия*.

Корни персократии* как раз из Голливуда. Голливуд первым начал создавать «сказки»: это были сказки об актерах и их сказочной жизни — с красными дорожками, церемониями, публичными поцелуями и пиар-романами. Вся частная жизнь актеров стала частью большого спектакля, где у каждого была роль кинозвезды, для которой создавалась особая мифологизация. 

Голливуд первым в целях заработка понял, что звезды — мощный инструмент продвижения и заработка. И чтобы этот инструмент исправно функционировал и приносил доход, необходимо создавать публичные «маски» актерам в ответ на запрос зрителей в их частной жизни. 

Как было? Был театр с классическими комедией и трагедией, потом комедия дель арте, где бал правили маски: Коломбина, Пьеро и Арлекино, которые олицетворяли определенные типажи. Арлекино — веселый смутьян, Пьеро — романтичный меланхолик. Актеры чаще всего были абсолютно неизвестными и их жизнь за стенами театра мало кого волновала: актер умирал для публики в тот момент, когда уходил со сцены. 

Голливуд впервые стал выносить на публику всю ранее скрытую жизнь артистов, делая их образы более настоящими, родными и близкими. Чтобы их роли были не просто кинематографическими, а становились социальной «маской», оживающей в газетных хрониках, сплетнях и открытой демонстрации образа жизни. Голливуд понял, что людям интересно смотреть на таких же, как они, — и создавал «персоны», ставшие прообразом современной персократии*. 

Мерлин Монро — яркая трагедия личности, жертва становления персократии. Ее персональный нарратив оказался такой разрушительной силы, что «маска», «персона» полностью уничтожила личность. Монро взлетела на голливудский олимп как секс-бомба, и ей тут же присвоили образ сексуальной поверхностной блондинки в жизни. Она хотела играть Чехова и драматические роли, а ее никто всерьез не воспринимал. Она хотела глубоких любовных отношений, а ее принимали за классическую любовницу. Такой разрыв «маски» и личности в итоге привел к трагедии. Внешний образ сексапильной блондинки Монро поработил, и она не смогла им управлять. Он отличался от ее внутреннего самоощущения и, видимо, родился спонтанно на запрос общества. 

Подобные пассионарии всегда выражают большой социокультурный тренд. Например, Владик Мамышев-Монро был пассионарием искусства в перестроечный период. Мерлин Монро тоже была пассионарием эпохи сексуальной революции и феминизации. Персона Монро отвечала большому энергетическому запросу общественности в тот момент. Монро ворвалась в кинематограф с образом, который ей создали, а он оказался  настолько сильным и наполненным ожиданиями публики, что ей просто не позволили его поменять. Ее «персона» полностью владела ею, а не она персоной. 

Это пример того, как «маска» властвует над хозяином и рождается в ответ на запрос общества. Когда образ сильный и «маска» ему соответствует, человек быстро взлетает. А дальше рождается вопрос, управляет ли он «маской»? Сможет ли пройти огонь, воду и медные трубы? Это всегда большой вызов, — можно вспомнить многих, кто столкнулся с подобным и не справился. «Битлз» вознеслись на такие высоты, что Леннона в итоге застрелили. Джим Моррисон умер от передозировки. Эми Уайнхаус была в жизни хорошей девочкой, а на сцене выстраивала образ плохой. Наркотики были призваны нивелировать этот разрыв: плохая девочка употребляет допинг, а хорошая понимает, что это зло. В итоге это привело к трагическому кризису личности. 

Не у всех есть такая сила, какая была, например, у Владимира Жириновского. У него была публичная «маска» скандального эпатажного политика. Но когда его никто не видел, Жириновский нормально разговаривал, был очень умным, глубоким и очень образованным человеком, который в обычной жизни не общался так, как на публику. Это знают все, кто с ним пересекался и видел его не только по телевизору. Эту публичную «маску» он создавал сам сознательно. Бывают персоны, которые рождаются спонтанно и бессознательно — и люди потом не могут с этими «масками» справиться. Это как раз и случилось с Монро.  

История Мерлин Монро развивалась в то время, когда еще не было соцсетей и не родилась настоящая персократия*. А сейчас ситуация абсолютно другая, и отрыв персоны от таланта все сильней. Представители семейства Кардашьян не играют, не поют, — они просто хорошо выглядят, много вкладывают в имидж, социальные сети и рекламные контракты. Но у них нет никакого таланта, нет актерской игры Авы Гарднер или хотя бы Джей Ло. Это и есть настоящая персократия: когда на первом плане люди, которые не в чем-то талантливы, а у кого образ более яркий и востребованный. 

*Персократия (©️ Роман Левшин, 2023) – новый социальный класс. «Персо» в переводе с латинского означает «социальная роль», «кратос» по-гречески — власть и господство. Все вместе буквально — «господство публичного лица».