В свое время на Снобе тема продления жизни, бессмертия и особенно активной старости была очень популярна. Много писали о всяких старушках, занимающихся художественной гимнастикой и прочими подобными вещами, и почему-то вроде бы был среди дискутирующих достигнут консенсус, что это лучше, чем растить огурцы на даче и играть с внуками. Я тогда в этих дискуссиях практически не участвовала, так как, пожалуй что, своего оформленного мнения не имела, а просто поддакнуть что-то мешало.

Но однажды по случаю написала рассказ на тему бессмертия. Вот он, ниже. Видимо, это и есть мое мнение.

Если вдруг кто прочтет и захочет на эту тему высказаться, пишите. Положу в комменты.

ТЕПЛЫЙ МИР.

                                   «О, если бы ты был холоден, или горяч!»

                                                                        Откр. 3:15  

                                                     

Глаза.

Джессика Варканаве собирала глаза.

Ей казалось, что в них есть разгадка, ответ на мучивший ее вопрос.

Иногда она забывала сам этот вопрос и тогда злилась или плакала. Потом вспоминала и отдавалась своему увлечению с новой силой.

Этот портрет был, наверное, ее лучшей находкой… Достаточно взглянуть на него и воспоминания возвращаются. Во всяком случае некоторые…

Джессика вообще многое забывала. После последней омолаживающей комы она забыла своих родителей. Это до сих пор очень ее печалило. Джессика понимала, что родители у нее были и наверняка когда-то занимали огромное место в ее жизни. Ей казалось, что она даже сейчас может нащупать внутри себя это место – теперь остывшее и опустевшее, похожее на просторную комнату с выключенным светом и покрытой грязно-белыми чехлами мебелью. Если она пыталась все-таки вспомнить, что-то неопределенно яркое вертелось на краю сознания, но его никак не удавалось ухватить – солнечный свет, громкий смех, закатанные рукава рубашки, смуглые сильные руки, поросшие жесткими волосками… Может быть, это были руки ее отца? Или руки Жермена?

Больше всего на свете Джессика боялась забыть Жермена. Жермен Варканаве был ее мужем. Они прожили вместе всю жизнь. Сейчас она думала, что они всегда любили друг друга и никогда не ссорились.

Соседка Лейла говорила Джессике:

- Самое комфортное семейное положение для женщины -  вдова. У тебя уже все было, и это респектабельно. Нет нужды ни к чему стремиться, делаешь только то, что тебе действительно нравится. Плюс можешь придумать себе какую угодно семейную жизнь и искренне считать, что именно ее ты и прожила.

Сама Лейла так и делала. Ее вдовья жизнь была респектабельной и разнообразной одновременно. Джессика искала в себе зависть, но не находила ее.

Она помнила (или думала, что помнит), что они с Жерменом действительно были счастливы.

Когда ученые изобрели бессмертие, Жермен от него отказался.

- Прости, Джесс, - сказал он. -  Но это не для меня. Вечная жизнь? Здесь есть что-то неправильное, противное всей природе. Я буду глупо себя чувствовать, а это – ты же понимаешь! – для мужчины невыносимо.

- А я? – плакала Джессика. Ей очень хотелось снова стать молодой, красивой и бессмертной.

- Ты – это совершенно другое дело, дорогая, - говорил Жермен, целуя ее и языком слизывая ее слезы. – Ты – женщина. Тебе это нужно. Я всегда знал: вы, женщины, вообще с другой планеты.

Они были вместе до конца. Жермен попросил развеять его прах над водами озера Виннипег. Теперь Джессика жалеет, что у него нет могилы, на которую она могла бы ездить. Почему-то ей кажется, что с могилой ей было бы легче помнить Жермена.

Сейчас она думает, что все дело в страховках. Жермен отдал ей свою и их двух страховок как раз хватило, чтобы все оплатить. Он пожертвовал своим бессмертием ради нее.

И вот она живет. И другие бессмертные тоже.

Так продолжается… сколько? Джессика не знает. В ее голове часто клубится звенящий и слабо светящийся туман. Как будто поет растворенный в пространстве жемчуг. В это время ей иногда кажется, что Жермен не умер, просто ушел куда-то. И тогда она идет его искать. Ее приводят обратно и немного лечат, или она сама вспоминает о реальности и, вспомнив, долго, тихо и безутешно плачет.

Когда Джессика смотрит на себя в зеркало, она видит молодую и привлекательную женщину. Чем-то похожую на женщину с того портрета. Только вот глаза… Что не так с глазами? Что не так с глазами у них у всех?

Теперь, наверное, уже все бессмертные. Людей мало, и они не портят природу. Им нужно немного ресурсов и немного машин. Поэтому все живут красиво и спокойно. Иногда кто-то решает умереть. Тогда откуда-то берутся дети, они вырастают и тоже становятся бессмертными.

Дети? Джессика уверена, что у них с Жерменом они были. Теперь она их забыла, но вот это ее почему-то не расстраивает. Может быть, так происходит потому, что в ее нынешнем мире нет детей. Бессмертие не подразумевает деторождения. То есть, где-то, конечно, дети есть, но где и как оно все устроено… Джессику это мало волнует.

Иногда  Джессику навещает Юнона, которая называет себя ее внучкой. Джессика ничего не помнит об их изначальных родственных связях, но соглашается, что так оно все и есть – приятно иметь одного родственника, респектабельно, как сказала бы Лейла. Юнона дизайнер, Джессика всегда поит ее английским чаем с фруктовым кексом, который сама печет к ее приходу, спрашивает  профессиональных советов Юноны, горячо за них благодарит и никогда их не исполняет. У них с Юноной хорошие отношения.

Когда она куда-то уезжала, Жермен всегда встречал ее после возвращения. Она сразу видела его в любой вокзальной толпе, а он видел ее. Они смотрели друг на друга и шли навстречу нарочито медленно, продлевая мгновения счастья и ожидания.

А потом они с Жерменом оказались в двух разных вечностях. Каждый в своей. Без надежды на встречу.

Еще с вечера жемчужный туман клубился перед глазами.

Джессика долго смотрела на свою коллекцию, и на тот портрет молодой женщины, который завораживал ее больше всех. По всем данным получалось, что эта женщина – ее прямой предок. Как удивительно…

Однако, глаза.

Глаза на всех этих портретах, и те, которые она видит в зеркале, и вокруг себя… в чем их отличие? На мгновение ей показалось, что она ухватила разгадку, но потом это ощущение, как всегда, бесплодно минуло и Джессика заснула в кресле перед экраном.

Утром туман не исчез.

Джессика пытается сосредоточиться на «здесь и сейчас». Так ее учил врач. Смотрит в окно.

Мимо  ее дома  по улице проходит Каэтана Альба. Она, как всегда, в мантилье с высоким гребнем, в длинном черном платье и босая. У Каэтаны огромные черные  глаза и крест в руках. Она поднимает его к небу и громко призывает всех покаяться. Каэтана полагает, что люди со своим бессмертием забыли Бога, и тогда он тоже их забыл и отвернулся. И вот теперь человечество живет обезбоженным, то есть как бы и не живет вовсе, а находится в каком-то промежуточном теплохладном лимбе, и нужно вернуться к естественному порядку вещей, то есть к смерти и Богу, и тогда все опять наладится.

Каэтана очень красивая и страстная. В основном ее не любят и даже побаиваются, но тем не менее в поселках регулярно находится кто-нибудь, кто на нее западает и зовет к себе - вместе помолиться о спасении. Она всегда откликается и идет молиться и спасать. Говорят, что секс с Каэтаной Альбой – это нечто.

Джессика и раньше иногда разговаривала с Каэтаной. Не про спасение, конечно, а про всякое другое. Альба никогда не врет и не выкручивается. Именно от нее Джессика узнала, что все забывают. И еще, что почти все бессмертные спят в позе эмбриона – перекрутив лодыжки и обхватив себя руками. Кроме как от Каэтаны, которая регулярно ночевала в чужих домах, Джессике просто неоткуда было это узнать, потому что она жила одна, а в сексе давно предпочитала вдумчивое и неторопливое самоудовлетворение.

Может быть, правильно поговорить с Каэтаной Альбой сейчас?

- Да-да, дорогая, именно вы должны меня понять. Мы с вами особые люди по самому своему происхождению, - говорит Каэтана. – И поэтому на нас лежит особая ответственность, ответственность знатных людей, вождей. Мы должны вести за собой остальных, вы это понимаете?

Джессика не понимает, но кивает согласно, потому что спорить с Каэтаной Альбой - бессмысленное занятие.

«Может быть, Каэтана права, и на самом деле мы все уже умерли и находимся на «том свете»? - думает Джессика. – Такая разновидность ада, в котором все постепенно и мучительно теряется и забывается…»

Была ли она сама когда-нибудь религиозной? Трудно вспомнить наверняка, но есть одно воспоминание – тусклое старое золото, разноцветная карусель витражного света, глубокая, до костей, музыка органа, она сама стоит  в перекрестье пыльных солнечных лучей… Они с Жерменом венчались? Вот бы узнать. Наверное, это даже возможно, но столько усилий…

К тому же из того, что она вообще помнит о религии, делается совершенно очевидным, что бессмертным людям Бог действительно больше не нужен.

Каэтана уходит своей гордой, аристократической походкой, словно растворяется в стремительно сгущающемся тумане.

- Да ведь это же все просто причудливый сон! - вдруг догадывается Джессика и по-детски радуется своему открытию. – Надо прямо сейчас пойти и рассказать Жермену о том, какой удивительный, парадоксальный мир мне приснился!

                                         ***

 

Звезды переливчато мерцают, как кристаллы-украшения на маленьком черном платье, волны тихо шелестят, накатываясь на берег, и красноватая луна.

Картинка возникает внезапно, как на экране.

«У меня было такое платье! – вспоминает Джессика. – Я шла в нем вверх по лестнице под руку с Жерменом и чувствовала улыбку на своем лице. Улыбка немного щекоталась.»

- Никаких снов, и, увы, никакого Жермена, - говорит она вслух. – Целый день я где-то бродила. - И тут же понимает, что не одна. – Меня нашли?

Но чужое присутствие ощущается не так, как в прошлые разы, когда вежливый робот отыскивал потерявшуюся во времени и пространстве женщину и препровождал ее, в зависимости от состояния, домой или в клинику.

- Кто там? – немного испугано спросила Джессика темноту кустов.

- Это я, Роза, - ответили кусты. – А вы меня не выдадите?

Что-то обрушилось изнутри обжигающим водопадом. За полсекунды Джессика проанализировала только что произошедшее с ней и поняла: невероятно давно она не испытывала никаких настоящих чувств и попросту отвыкла от них.  И вот это опять случилось.

Привычная теплохладность нарушилась внезапно и без предупреждения. 

- Вылезай. Обещаю: я не выдам тебя ни при каких обстоятельствах.

История Розы, рассказанная ночью на берегу лесного озера, была короткой и странной. По окончании ее Джессика опять проанализировала свои чувства и желания и поняла: больше всего ей хочется вернуться домой и выбросить все это из головы. Счесть частью очередного случившегося с ней эпизода помутнения сознания. И немедленно забыть также, как она уже забыла миллион всяких других вещей. Скорее всего, так она и поступит. Она обещала Розе никому ничего не рассказывать о ней и, конечно, сдержит свое слово. Но ей самой все это совершенно не нужно.

Роза наверное что-то поняла, потому что больше ничего не говорила,  не спрашивала и не просила.

Две женщины, в темноте выглядящие ровесницами, сидели на старом поваленном дереве, смотрели перед собой  и, тяготясь друг другом, ждали утра.

Пролетел предрассветный ветерок. Выполз из леса на воду, облизнулся и спрятался обратно вкрадчивый туманный язык. Черно-бархатное, искристое небо спустилось, стало сначала сероватым, потом серо-желтым, похожим на назревший гнойник. Тяжело и влажно пролетела какая-то большая птица. Потом низко над горизонтом появилось узкое воспаленное облачко, подсвеченное еще невидимым солнцем, темно-розовым и золотым – словно небо где-то поцарапалось.

В мутном утреннем свете Джессика, прежде чем встать, уйти и забыть, обернулась и в первый и последний раз окинула взглядом  свою ночную собеседницу. Луч восходящего солнца озарил лицо девушки. Она широко раскрыла глаза и неуверенно улыбнулась. Вот оно! – мысленно ахнула Джессика.

Глаза Розы оказались точно такими, как на старых портретах в ее коллекции. И увидев их, Джессика мгновенно постигла простую истину, которая прежде от нее ускользала. Это было так незамысловато, что ей стало смешно и досадно. И одновременно – это все изменило.

Мысленно Джессика снова прокрутила в голове и по возможности систематизировала сбивчивый рассказ девушки – теперь это становилось важным.

Розе недавно исполнилось 20 лет. Она росла вместе с шестью другими девочками, приблизительно ровесницами. До десяти лет с ними жили и обучались еще двенадцать мальчиков, потом их разделили и воспитывали отдельно, и мальчики и девочки друг с другом уже не виделись и не сообщались.

В основном детей обучали и заботились о них роботы. Но иногда появлялись и взрослые люди. На протяжении лет они менялись, но все были неизменно спокойны и доброжелательны. Если кто-то из детей заболевал (это случалось редко) или становился излишне беспокойным или агрессивным (это случалось), их забирали в клинику, лечили и потом возвращали назад. О мире вокруг Роза  и ее однокашницы знали не так уж много, но им казалось - достаточно. Птицы, звери и растения стареют и умирают. Люди, в отличие от животных, вечно молоды и практически бессмертны. Это не их врожденное качество, это – достижение науки. Когда-то люди умирали также, как птички, трава и пауки. И всегда мечтали о бессмертии, и стремились его достичь. Они упорно работали и однажды их мечта сбылась. И тогда все изменилось. Бессмертные люди не стареют и не рожают детей. Дети теперь появляются путем искусственного оплодотворения наиболее подходящих яйцеклеток качественными сперматозоидами и вызревают до условного «рождения» в специальных сложных устройствах. Детей нынешнему человечеству нужно совсем мало, так как люди больше почти не умирают и совсем не хотят, чтобы их общее число бесконтрольно увеличивалось. Те дети, которых все-таки выращивают,  занимают места  бессмертных,  погибших от несчастных случаев или тех, которые сами почему-то захотели умереть. Мальчиков всегда приходится выращивать больше, потому что женщины осторожнее и им реже надоедает вечная жизнь. После «рождения» дети вовсе не бессмертны и вообще совершенно такие же, как отпрыски их далеких предков. Полноценными людьми, частью современного человечества их считать трудно, да никто в общем-то и не считает. Только в 23 года уже полностью выросший и сформировавшийся человек может пройти сложную медицинскую процедуру, в процессе которой закладывается основа его будущего бессмертия. Накануне этого у юношей и девушек берут и подвергают криоконсервации половые клетки, чтобы можно было выращивать следующих детей, когда и если они понадобятся.

Дети неполноценны и потому ограничены в правах и свободе передвижения. Бессмертные настоящие люди абсолютно свободны и могут вечно заниматься всем, что им понравится. В их распоряжении целая планета, которая после изобретения бессмертия очень похорошела. Кроме порядкового сокращения численности населения на облик планеты очень повлияло изобретение синтетической говядины из культуры клеток, использование в пищевой промышленности быстро размножающихся одноклеточных водорослей и печатание стандартных 3Д домов из переработанных пластиковых отходов.

Все Розины однокашницы с нетерпением ждали момента, когда их наконец сделают настоящими бессмертными людьми. После наступления подростковости им стало казаться, что ждать очень долго. Все они знали, чем займутся вначале и учились по соответствовавшей их интересам программе. Всех очень интересовал секс и они много экспериментировали. Двое самых отважных несколько раз сбегали «в мир», добирались до ближайшего поселка бессмертных и по возвращении рассказывали много интересного.

Когда их побеги в конце концов были раскрыты, приехал куратор и произошел серьезный разговор со всей группой.

Куратор сказал девушкам следующее:

- Вы должны понимать: быть частью бессмертного человечества – не только удача и высокая честь, но и большая ответственность, которая не всем по плечу. Отбор достойных ведется именно сейчас. Нашему региону по плану замещения на самом деле нужно всего пять девушек и десять юношей вашей возрастной группы. Вас, как вы видите, несколько больше.

- Зачем же тогда нас сделали больше? – спросила одна из девушек.

- На всякий случай, - ответил куратор. – Пока человек не обрел бессмертие, его иногда тянет на всякие фатальные глупости. Или кто-то начинает вести себя не как бессмертный в будущем человек, а как смертное лишенное разума животное. Мы должны иметь некий резерв. Дальше думайте и взвешивайте сами.

Девушки подумали. Все вылазки тут же прекратились.

Роза была самой тихой в группе. Никогда не спорила и всем уступала. Другие девушки ее слегка за это презирали и не обращали на нее особого внимания. Только поэтому никто не знал, что она уже много лет, используя роботов снабжения (они, разумеется, обслуживали и мальчиковую, и девичью группу), переписывается со своим детским приятелем Антуаном. Дети договорились и все придумали еще тогда, когда им не исполнилось десять лет (их заранее предупредили о разлуке и сообщили, что в следующий раз они встретятся уже полноценными бессмертными людьми). Антуан тоже был самым тихим в своей группе, и наличествовала своя закономерность в том, что они подружились. А вот удвоенной смышлености и наблюдательности Антуану и Розе было не занимать. Не удивительно, что их канал работал много лет. Постепенно их дружеская переписка самым естественным образом переросла в любовную. Они почти забыли детский облик друг друга и потому не особо стеснялись в изъявлении чувств, рассматривая все это практически как чистую фантазию.

Но беседа о «большой ответственности» и «отборе достойных» состоялась в свой черед и в мужской группе. Антуан не на шутку испугался и сообщил подруге, что по всей видимости им следует перестать рисковать и надо прекратить переписку. «Ждать осталось уже недолго, встретимся бессмертными». Роза как всегда согласилась, но удивляясь собственной храбрости, предложила напоследок один раз все-таки встретиться живьем, и уж потом совсем не переписываться и жить воспоминаниями. Как это обустроить технически, они оба знали от своих более решительных товарищей. Вся задача была в том, чтобы сбежать одновременно. «Мы не пойдем в поселок, а значит, нам ничего не угрожает,» - писала Роза. Ее письмо было нежным,  лирическим, печальным, насквозь проникнутым тонким и терпким эротизмом девятнадцати лет. Антуан, конечно, не смог устоять.

Они встретились, трепеща, заново узнали друг друга, провели вместе удивительную ночь и расстались навсегда или до встречи в ином качестве.

А спустя четыре месяца Роза собрала достаточно информации, чтобы понять, что именно с ней происходит.

Еще почти месяц она обдумывала сложившуюся ситуацию. Для нее было очевидно – как только о ее положении узнают взрослые бессмертные люди, ее заберут в клинику, из которой не выйдет живой ни она, ни уж тем более ее ребенок. «Фатальная глупость смертного животного», - как сказал бы куратор.

Роза написала Антуану и предложила бежать вместе. Он не ответил на три ее письма, и она до сих пор не знает – то ли он их не получил, то ли просто испугался. Ее Антуан был хорошим и ласковым юношей, но он не был героем, здесь она не заблуждалась ни минуты. Она тоже не была героиней, но обстоятельства просто-таки вынуждали ее что-то предпринять.

Все взвесив, Роза доверилась девушке, которую все считали лидером группы. Девушка сказала: «Я прямо умерла!» (выражение высшего эмоционального потрясения в мире бессмертных – прим.авт.) - села на пол и долго снизу вверх смотрела на стоящую Розу. Потом она все обдумала и тайком от всех остальных помогла Розе сбежать с некоторым запасом вещей и некоторым, весьма приблизительным планом дальнейших действий.

С тех пор прошло полтора месяца.

Все это время Роза живет в лесу между двумя поселками, в старой полуразрушенной хижине на болотистом берегу озера. Вероятно, когда-то она была построена охотниками или рыболовами, но бессмертные давно отказались от охоты и рыбалки, как от бессмысленного отбирания чужой жизни. У нее есть личный идентификатор, но она, конечно, не может им пользоваться, и девушка-лидер помогла ей его заблокировать. Поэтому еду она ворует, что несложно, но разумеется опасно в смысле разоблачения.

Днем Роза из соображений безопасности в основном спит, активна в сумерках и по ночам.

В поселке, где живет Джессика, она регулярно делает аккуратные набеги на окраинный огород.

- Мне очень стыдно перед той женщиной, я ее видела, она там столько трудится... – сказала Роза. – Но я просто не могу удержаться, мне так хочется, и оно все такое вкусное…

- Я знаю, это Ганна Вачовски, - сказала Джессика. – Она все это выращивает для своего удовольствия.

Джессика иногда покупала у Ганны овощи и зелень. Они пахли остро и пряно, и именно запахи чаще всего вели за собой, оживляли прошлое. Придя домой, она резала свежую зелень на доске и пыталась ухватить хвостики старых воспоминаний. Иногда удавалось на мгновение вернуться в детство – лето, теплые доски под босыми ногами, миска с ромашками по ободку, кружащаяся оса, чья-то рука замешивает сметану в салат, передник с тесьмой, отставленная чашка с малиной на десерт, лицо… лицо ускользает… Часто, если вспомнить ничего не удавалось, Джессика оставляла и потом выбрасывала уже готовое блюдо с нарезанными овощами…

- Да, Ганна говорила, что какой-то непонятный зверь приходит на ее огород, но берет немного, ничего не портит, и ей в общем-то не жалко… Наверное, решила она, зверь приходит из леса.

Больше и неоткуда – так все думали. В поселке вместе с людьми жили бесчисленные мыши, певчие птицы и насекомые, но не было никаких крупных домашних животных. Люди хорошо относились к кошкам, собакам, козам и прочим, но больше не держали их возле себя. Ведь животные и птицы оставались смертными, и бессмертным людям было тягостно смотреть на их неизбежное и стремительное по меркам бессмертных угасание.

- Получается, что ребенок родится осенью, - сказала Джессика.

Роза кивнула и обхватила ладонями живот.

- А что же дальше?

- Я не знаю.

- Мы что-нибудь придумаем.

«Что ты придумаешь? Что тут вообще можно придумать, когда мир таков, каким он стал?!» – ужаснулась Джессика внутри себя, но усилием воли заглушила панические голоса. Жемчужный туман окончательно рассеялся, мозг работал на удивление четко.

- Спасибо вам, - сказала Роза.

В ее тихой улыбке светилась надежда. Обжигающий внутренний водопад разнообразных чувств омывал душу Джессики как душ, который забыли выключить. Ноги подрагивали. Сердце билось ощутимо. Кончики пальцев покалывало. – «Неужели мы раньше все и всегда так жили? – потрясенно подумала Джессика. – Такими… такими живыми?!»

                                               ***

Джессика навещала Розу строго через день – ей нравилась упорядоченность. Приносила еду и другие вещи. Чувствовала себя старшей, опытной, умной, а не одинаковой со всеми – это оказалось волнительным и приятным.

Растущим Розиным животом Джессика сначала чуть-чуть брезговала и даже отказывалась потрогать его и почувствовать как пихается малыш, а потом в какой-то момент что-то изменилось скачком – все касающееся уже не Розы, а будущего ребенка вдруг сделалось невероятно трогательным и важным.

- Прямо вот как-то подсела я на твои витамины, - говорила Джессика Ганне, охапками покупая огородную зелень.

- Да я ж тому только рада! – отвечала круглощекая Ганна и тут же сетовала. – Зверик-то мой огородный не приходит больше. Тревожно мне  за него что-то…

- А чего ж ты тревожишься-то?

- Жив ли? Здоров? Ему ж сейчас надо как следует кушать, жирка на зиму подкопить…

 

Роза была неразговорчивой, но очень любила слушать.

- А кем вы были раньше, что делали до того, как появилось бессмертие? – спрашивала она.

Джессика старалась вспомнить и рассказать. Получалось не очень хорошо, но, к ее удивлению, с появлением в ее жизни Розы воспоминания перестали пропадать и некоторые как будто даже стали возвращаться (или ей это только казалось?). А вот жемчужный туман перестал приходить совсем – это она знала наверняка.

- Возможно, я была продавщицей-консультантом и продавала парфюмерию в большом универмаге, - рассказывала Джессика. – Я помню сложные запахи, которые не могу сейчас описать, но могу сказать, что они были похожи на лестницу из многих разноцветных ступенек. Потом много-много ярко одетых людей, шум, огромные окна, бесшумные прозрачные лифты и сверкающие люстры, все улыбаются, спорят, что-то рассматривают, говорят на разных языках, я тоже улыбаюсь, что-то им показываю, предлагаю и потом обязательно говорю: спасибо, возвращайтесь к нам еще!

- Как интересно! Я никогда не видела так много людей!.. А как это – быть бессмертной? – продолжала расспрашивать девушка. – Как это ощущается? Ведь мне, скорее всего, не доведется этого испытать…

Джессика пыталась рассказать и об этом.

Об исчезновении воспоминаний.

- С этим я, наверное, могла бы смириться, - объясняла она то ли Розе, то ли самой себе.  – Однажды я все-таки поговорила с врачом, и он объяснил мне: возможности мозга не безграничны, повседневное функционирование организма тоже требует немалых ресурсов, для того, чтобы жить практически бесконечно, нужно избавляться не только от отмерших клеток и тканей, но и от неактуальной уже информации из прошлого. Иначе мы не сможем воспринимать, фиксировать и обрабатывать информацию здесь и сейчас. Он смотрел с сочувствием, и мне казалось, что я поняла его слова.  - «А как же вы помните?» – спросила я. - «Так я же это все время повторяю пациентам, изо дня в день, у меня просто нет возможности забыть, что мы все забываем,» - улыбнулся он. И его улыбка показалась мне печальной…

Но, видишь ли, воспоминаниями дело не ограничивается.  Исчезли, или почти исчезли ощущения и даже желания.

Я что-то все же помню. Вот качели – доска на цепях, и я раскачиваюсь на них все сильнее и сильнее и лечу лицом прямо в розовые, лиловые, голубые заросли бугенвиллеи, они как цветной взрыв перед моими глазами.

Или я бегу с горки, раскинув руки, и громко кричу от восторга.

Или – я грызу хрящики, чувствую во рту вкусный хруст, едва ли не рычу от наслаждения и одновременно - вижу себя как бы со стороны – белые зубки, розовые губы и черные кудряшки свешиваются на щеку.

Мое тело и сейчас все это может – качаться на качелях, бежать с горы, грызть – но мне почему-то совершенно не хочется. А если я все-таки себя заставлю, то не испытаю ровным счетом ничего…

Или вот воспоминание о гОре. Я не помню, что именно тогда со мной случилось – кто-то не пришел на свидание? Не позвонил? Обманул? – запомнилось место и само чувство. Я стою на перекрестке, все вокруг звенит и сверкает, проносятся лоснящиеся под солнцем машины, мимо, не обращая на меня никакого внимания, бегут люди, и я думаю, что вот – они-то все счастливы и благополучны, а я несчастна и прямо сейчас умру от этого горя, которое буквально разрывает меня изнутри.

Вот это все исчезло, и когда я это осознала и сумела сформулировать, то поняла, что с этим  смириться намного, намного труднее, чем с растворением воспоминаний…

Но больше всего они говорили о любви. Роза жадно выслушивала и как будто глотала даже крошечные обрывки истории Джессики и Жермена. А Джессика, рассказывая и собирая их для такого слушателя, как будто проживала все заново и радовалась тому, что разрозненные воспоминания в процессе ее повествования  обретают целостность законченной истории.

- Если бы Жермен был с вами сейчас, все было бы по-другому, да? – спросила Роза однажды.

- Не знаю, - ответила Джессика и чего-то испугалась.

 

Как-то поздним вечером Джессика привела Розу к себе в гости и показала ей свою коллекцию.

- О, как же вы на нее похожи! – воскликнула Роза, сразу выделив значимый для Джессики портрет.

Джессика испытала благодарность.

- Эта картина из России. Портрет Нарышкиной. У меня были русские корни, я об этом знала еще в детстве. Но саму картину нашла много позже. И по всему, что я постепенно узнала, получается, что она, эта женщина – мой прямой предок.

- Наверняка так оно и есть! Джессика, я просто уверена! – горячо поддакнула Роза и погладила свой живот. – Когда смотришь на вас и на нее – невозможно сомневаться.

- Но вот глаза… ты видишь разницу?

- Как будто нет… хотя… может быть…

- Я давно поняла: у нас упругие тела и гладкие лица, но мы даже внешне чем-то отличаемся от тех людей, которые окружали меня, когда я еще не была бессмертной. Но чем? Я долго не могла ухватить, а потом этот портрет и зеркало подсказали мне: и у меня, и у всех бессмертных что-то не так с глазами. Но что? Я стала искать разгадку на старых портретах, видишь, сколько их у меня собрано…

- И вы нашли? На одном из портретов?

- Разгадку подсказала мне ты, и она оказалась такой простой, что мне даже стало неловко за свою глупость.

- Но как я могла?..

-  Я собирала портреты молодых людей – вот в чем дело. А потом увидела тебя – первого небессмертного человека за много-много лет, и у тебя были такие же глаза, как у этих людей на портретах. И я все поняла. У нас у всех старые глаза на молодых лицах. И именно в наших глазах отражается то самое оскудение чувств и постепенное исчезновение воспоминаний, о которых я тебе говорила.

- Как это грустно… - откликнулась Роза.

Джессика вдруг отчего-то разозлилась.

- Вот не уверена, что это называется именно так, - сказала она. – Однако пойдем,  нам пора идти, я провожу тебя до озера.

                                      ***

Время родов приближалось. Роза чувствовала себя неплохо, только много спала. Женщины уже собрали и сложили все потребное. Лейла когда-то работала медсестрой, и Джессика отправилась к ней – в сложившейся ситуации никакие сведения, как ей казалось, не будут лишними.

У Лейлы жили две женщины-блондинки, и у них был менаж де труа.

Когда Джессика описала Лейле круг своих нынешних интересов, Лейла женщин отослала.

- Я не спрашиваю, зачем тебе это нужно, - сказала Лейла. – Но вспомнить будет занимательно для меня.

- Слишком интересоваться причиной было бы не респектабельно? – усмехнулась Джессика.

- Именно так, - согласилась Лейла и принялась вспоминать все подряд. Джессика внимала и записывала.

                                              ***

- Как ты думаешь, тебя уже перестали искать? – спросила Джессика у Розы. Она думала о том, сможет ли на зиму поселить девушку с ребенком у себя.

- Нет, конечно. Они и сейчас ищут, - спокойно ответила Роза. – И будут искать до тех пор, пока не убьют. Я же для них не человек. Я животное, совершившее фатальную глупость. Если бы Зоя не заблокировала идентификатор, меня бы давно не было в живых.

- Современные люди избегают даже убийства животных, - напомнила Джессика. – И вот я как-то плохо себе представляю – кто-то из людей убивает беременную девушку…

- Конечно, это будет не человек, - возразила Роза. – Антуан рассказывал мне – вы же понимаете, мальчишки всегда больше интересуются оружием. Люди не убивают. Это просто роботы, и у них задание. Один из них найдет меня, убьет, избавится от тела, потом принесет идентификатор своим людям-хозяевам. А пока я жива, задача не выполнена, и стало быть, остается. Роботы не устают, они будут искать меня всегда.

- А если извлечь и подбросить им идентификатор?

- Ну, тогда они поймут, что я просто от него избавилась и будут продолжать искать.

Джессика задумчиво кивнула. Никаких страшных людей или орудий. Просто задание. Практически любой обслуживающий поселки робот  при необходимости может предотвратить опасность для бессмертных и убить, допустим, взбесившееся или просто ставшее опасным животное – волка, лису, медведя или тигра. И Роза и уж тем более ее малыш еще людьми не считаются. Никаких противоречий.

- Мне кажется, нужно удалить твой идентификатор.

- Зачем? – удивилась Роза. – Он же неактивен.

- Ты отдашь его мне, а я спрячу в поселке. Так будет надежнее. Кто знает, как повлияют на него роды – все-таки это очень сильное воздействие…

То, что говорила Джессика про роды, было полной ерундой. Но Роза-то об этом не знала… Сведений, полученных от Лейлы, для извлечения идентификатора должно было хватить с избытком. Джессика помнила: всегда, даже в ее реальной молодости, она считалась решительной. Многие ее подруги бесконечно искали себя, страдали от депрессий и апатий. Тогда это считалось модным: ах, и вот тут на меня как накатило… всю осень я лечилась от депрессии… мой психотерапевт советовал мне побольше секса и отдых на море… У Джессики никаких депрессий не бывало. Жермен говорил ей: «Джесс, в тебе столько жизни!» - и в его молодых глазах было столько любви и восхищения…

- Хорошо, Джессика, если ты считаешь, что так будет лучше…

- Да, я так считаю!

Джессике нравилось, когда ее слушались.

Вот наверняка у меня был ребенок! – думала она. – И скорее всего даже не один, а несколько.

Про жемчужный туман она просто забыла. Почти каждый день радовал ее новым чувством или воспоминанием. Она даже не знала, что ей нравилось больше – умиляться крошечным пинеточкам, которые они с Розой сшили из трикотажной Джессикиной кофты, или бессильно злиться на стремительно нарастающую Розину тупость… И умиление и злость были забыто-восхитительными.

Схватки начались в середине дня. Роза ходила, разговаривала и кажется не особо боялась или мучилась. Джессика была с ней и волновалась  сильнее роженицы. Ребенок родился почти точно в полночь. Это был мальчик – довольно большой, грязный и голодный. С двумя последними пунктами женщины совместно и удовлетворительно справились. Мальчик стал чистым и сытым и сразу заснул. Роза  захотела назвать его Жерменом, и Джессика даже немного поплакала по этому поводу.

Стояла довольно теплая осень. Туман над озером развеивался только к полудню. Журавли, живущие на болоте, собрались на пригорке и улетели на юг кривым клином. Джессика покупала у Ганны картошку, и жарила ее с розовыми болотными сыроежками. Роза могла уплести за раз целую сковородку. Жермен рос не по дням, а по часам и уже научился держать голову и слюняво улыбаться матери и Джессике. Березы роняли в разноцветный мох золотые монетки листьев. Однажды Роза сказала:

- Я прямо чувствую, как сжимается кольцо. Уже совсем скоро они меня найдут. Но, Джессика, я хочу, чтобы вы знали: я ни о чем не жалею. И о бессмертии тоже. Оно мне, как и вашему мужу, ни к чему. И я вам очень, очень благодарна. Всегда, до самой последней минуты…

Глаза Розы были молодыми и мудрыми одновременно.

Сама Джессика ничего такого не чувствовала, но понимала, что молодая мать права. Плюс осень и подступающая все ближе зима. Надо было что-то решать.

Для реализации Джессикиного плана нужен был кто-то третий. Джессика долго колебалась между неболтливыми Лейлой и Каэтаной Альбой и в конце концов выбрала последнюю.

Каэтана, как  Джессика и ожидала, пошла с ней, ничего не спрашивая.

Роза стояла с Жерменом на руках, в дверном проеме, как в старой раме.

Альба рухнула на колени в болотную грязь, простерла руки и возопила:

- Мария!!

- Меня вообще-то Роза зовут, - сказала Роза. – А его – Жерменом. Приятно познакомиться.

Джессика подняла Каэтану, помахала ладонью у нее перед лицом, усадила на пенек, поправила сбившиеся гребень и мантилью, и коротко объяснила, что тут к чему.

- Не надо ничего объяснять, - решительно сказала Каэтана, все внимательно выслушав. – Ты – потомок русских аристократов. Я – потомок испанских. Мы вместе будем служить Матери и Младенцу. Так решил Бог.

Каэтана жила в поселке, но на отшибе. Ее дом стоял в речной влажной низине. Ее никто никогда не навещал. Она забрала Розу с Жерменом к себе. В ее темноватой гостиной господствовало огромное деревянное распятие. Между пальцами ног у Христа росла плесень. Жермен полюбил играть с матильей и гребнем, и легко засыпал под латинские молитвенные песнопения.

К Джессике пришла Лейла.

- Если ты сочла возможным довериться  этой сумасшедшей фанатичке, то уж мне не знать, что вообще происходит – явно не комильфо…

 

- Я абсолютно точно уверена, что помню – у меня никогда не было детей, - сказала Лейла после посещения дома Альбы. – Но все-таки во всем этом  есть что-то… интригующее… Дорогая, у тебя есть платок? Передай мне, мне кажется, этот идол Каэтаны меня немного заплевал…

Лейла, Джессика и Каэтана (и еще многие из их поселка) выросли в обычных семьях. Они пусть смутно, но помнили мир до изобретения бессмертия. Ганна «родилась» много позже и до обретения бессмертия воспитывалась также, как Роза.

- Ганна Вачовски, настало время познакомиться с теми, кто летом воровал твои овощи, - сказала Лейла.

Ганна всегда чувствовала, что в ее мире  не хватает вещественности, отсюда и ее огород. Познакомившись со своими «звериками» воочию, она пришла в неуемный восторг, и все норовила их обоих потрогать и потискать. Жермен охотно играл с поздней редиской и рассматривал разноцветные декоративные тыквы, но саму Ганну немного сторонился. А вот Роза позволяла себя обнимать, гладить, выказывала явное удовольствие и хоть и робко, но пыталась ласкаться в ответ.

- Теперь я вижу, что поселок справится, - сказала Джессика Лейле. – У нас будет только одна попытка, поэтому надо продумать все досконально.

- Поняла тебя. Это традиционно для твоих предполагаемых предков. Совершить подвиг и оставить всех расхлебывать последствия. Но все-таки спрошу: что ты видишь в дальней перспективе этой ситуации?

- Они, кто бы «они» не были, боятся и имеют алгоритм для регулирования ситуации. Значит, Роза не абсолютное исключение, и где-то еще есть не бессмертные, а обычные люди. Сейчас мы о них ничего не знаем, но ты постепенно соберешь информацию. Туда и должны в конце концов попасть Роза с Жерменом…

- Не лишено, но… - Лейла вздохнула с явным недоверием.

- Плана получше у нас сейчас нет! – отрезала Джессика. – Когда появится, будешь его реализовывать. А сейчас ты возьмешь у меня и после вживишь Розе мой идентификатор. Меня никто, кроме Юноны, снаружи не навещает. Сегодня вечером я напишу Юноне письмо о том, что уезжаю путешествовать, вряд ли вернусь в этот поселок и обязательно сообщу ей о том, где осяду в дальнейшем. Ты сумеешь активировать идентификатор Розы?

- Альба сумеет. Теперь трудно поверить, но когда-то она была математиком-программистом. Я должна буду вживить его тебе?

- Нет, это не нужно. Я буду просто держать его в руках, как будто в последний момент сообразила от него избавиться, чтобы отвлечь преследователей… Что ж, тогда можно считать, что у нас все готово…

- Тебе не жаль? Все-таки вечная жизнь…

- Ни на одну минуту. Этот теплохладный мир давно осточертел мне, а я – ему. Ты же понимаешь, что с нами произошло? Мы хотели вечной молодости и вечного цветения. Но так не бывает. И поэтому мы получили вечно длящееся увядание, вечную старость в обновляющихся телах. Жермен знал это с самого начала, но он видел, как мне хочется…

- Я, наверное, должна тебе сказать. Эта твоя идефикс с глазами… Загадка, отгадка…

- Что?

- Вот эти последние месяцы. Ты стала еще больше похожа на этот свой любимый портрет. Я думала: за счет чего? Сегодня поняла: у тебя наконец стали такие же глаза, как у той девушки. Что же это? Ты снова стала молодой?

- Нет, Лейла. Я просто перестала быть бессмертной и это меня оживило.

- Звучит во всяком случае интригующе…

                                        ***

Два преследующих Джессику робота выглядели такими же дружелюбными, как обычно. И говорили они тоже самое, что и всегда:

- Я помогу вам. Я помогу вам.

«Очень надеюсь, что вы мне поможете. И что ваша помощь будет быстрой. Ведь теплохладному миру вовсе ни к чему быть жестоким.»

Джессика демонстративно швырнула на землю  идентификатор Розы и забежала внутрь давно опустевшей охотничьей избушки.

Последняя ее мысль была такой:

- Жермен, я иду! Если сумеешь, встреть меня, пожалуйста, потому что я очень по тебе соскучилась!