Всему хорошему в том, кто я сегодня, я обязана маме, папе, бабушке, другим членам семьи, друзьям и собакам. Но, конечно же, некоторые главные вектора личности формируются именно, когда просто живешь в поле родителей, неосознанно впитываешь этику и эстетику их мировосприятия, являешься невольным свидетелем их спонтанных поступков...

Мне семь лет. Мы катаемся с папой на санках с горки в Кузьминском парке. Он сидит сзади, обхватив меня руками. Он большой, сильный и мне ничто не угрожает. На полпути вниз в нас врезается лыжник. Папа падает так, чтобы я не ушиблась. Никто и  никогда в моей жизни с тех пор не падал так, чтобы я не ушиблась. Он долго потом ходит с перемотанным локтем. На все мои вопросы о бинте отшучивается. У него футболка в широкую бело-красную полоску; красное полиняло на белое. Футболка близка к пенсии - переходит в категорию домашней одежды.

Мне лет двенадцать. Папа приходит домой с работы. Говорит: "Я был в пяти минутах от драки в метро". "Что случилось?" "Пьяный мужик прицепился к беременной женщине". "А что же ты сделал?". "Я внимательно на него смотрел - видно, он понял, что лучше перестать до того, как я дам ему по морде".   Я иду к зеркалу и начинаю корчить ему угрожающие рожицы. Я очень хочу научиться смотреть так, чтобы никто и никогда не сомневался, что я могу дать по морде. Мне страшно. Но я знаю, что так надо.

Мне пятнадцать лет. Мы идем по улице. Обсуждаем что-то про убийство.

- Это ерунда, - говорит папа. - Умер и все. Вот если человека оклеветать, написать о нем непроверенную информацию, ему можно сломать жизнь.

- Что ты, ведь умереть это страшно. А все остальное можно исправить. Мало ли, кто что сказал.

- Ты пока не понимаешь. Но когда-нибудь поймешь. Умер, это страшно для других. Тебе самой все равно. А испорченная репутация - это навсегда. Не хотеть жить с самим собой, вот это страшно.

Мне девятнадцать. Я делаю огромную глупость, о которой я не хочу рассказывать. Ни тогда родителям, ни здесь и сейчас. Я пытаюсь решить проблему, избегая общения на эту тему с родителями, мне помогают друзья. Проблема не решается. "Глупышка, разница между твоими друзьями и родителями в том, что твои друзья для тебя сделают все, что могут. А мы сделаем все, что нужно сделать". Проблема постепенно решается.

Папа работал в "Советском спорте", вел, среди прочего, бокс. Запомнилась его фраза из статьи о боксере Енгибаряне: Умница и интеллигент, он как-то сказал: "Лицо мне дано не для того, чтобы по нему бил кто попало".  Случайно в новостях прочла, что Енгибарян умер года два назад в Америке.

Кстати, если вдруг у кого возникнет вопрос, я даю папе читать то, что пишу до того, как принимаю решение выпустить книгу. И выпускаю только то, что ему нравится - привыкла полагаться на его вкус. Он его никогда не подводил, а меня - никогда не обманывал.

А смотреть в глаза так, чтобы стало понятно, что я не шучу, что могу дать по морде, я научилась еще в подростковом возрасте. Мне страшно, как и тогда - в двенадцать лет. Но я знаю, что так надо.

====

Поскольку со времен публикации блога были закрыты комментарии, выношу два содержательных комментария сюда:

По сути все сводится к: - защищать тех, кто слабее, - думать, прежде, чем обещать, - если обещал, то делать, - самой решать проблемы, - быть хорошим другом.

===

Мне тридцать восемь, папе - семьдесят четыре. Он сильно болеет и отказывается обращаться к врачам. Мама ничего не может сделать. Я пытаюсь его уговорить, он огрызается. Я начинаю плакать.

- Что ты ревешь?

- Я не хочу, чтобы ты болел.

- Подумаешь, я скоро умру, поплачешь, успокоишься и будешь жить дальше.

Я плачу сильнее.

- А если бы я болела и отказывалась лечиться, ты бы что делал? (уже почти не могу выговаривать слова сквозь слезы).

Он меняется в лице и на следующий день идет к врачу....

Ох, ну почему   в с е   мужики считают, что если я просто, без накала, говорю, я, типа, шучу? :-)...

=============

Бывшие папины коллеги сегодня порадовали! В Советском Спорте, в Спортэкспрессе, и на сайте Министерства спорта размещены новости-поздравления с 80-летием.

Я зашла в яндекс и набрала его фамилию. На меня высыпалась заметка незнакомой мне женщины годовой давности. Она меня так тронула, что я решила, что и я напишу про своего папу. А вот, что написала про моего папу она:

===

Много лет тому назад потрясающий Лев Николов, воспитавший не одно поколение спортивных журналистов, вбивал в мою юную головку: - Запомни: пусть спорт идет перед погодой, даже после культуры, которой заканчиваются новости, но все равно, мы - спортивные журналисты, - это абсолютно отдельная каста среди прочих журналистов. Мы - отдельная профессия... Власьич, такое у Льва Васильевича было прозвище в редакции старого, великого "Советского спорта", вбил в наши головы многое. Он научил работать с командами, он научил понимать законы спорта, он заставил выучить историю спорта. Наконец, он научил понимать, что может происходить в командах, предвидеть и объяснять. Зато отучил от тупого фанатства. Через школу Николова прошли многие. Прошли и полюбили профессию. Уроки грандов старого "Совспорта" уже почти канули в Лету. В моду вошли спортивно-криминальные и спортивно-светские новости. Вместо попыток понимания спорта появился вопль "Россия, вперед". Если "вперед" не получается, то решение простое - гнать всех, набирать новых. В результате стало получаться здорово назад. Так как к болельщицким крикам стало присоединяться молодое поколение спортивных журналистов, мы начали терять доверие команд, которые по новым веяниям также стали тупо лакироваться. Наступило время серости. И не хочу сказать, что уж слишком я люблю "Спорт-Экспресс", но они оставались одними из немногих, кто старались делать именно спортивную журналистику. О том, что у них возникали проблемы с выплатой зарплат, было известно уже не один год. Похоже, менеджерская команда достала ребят. Они готовы к забастовке. Только не выплесните с водой ребенка. Пока есть вы, есть и остальные... P.S. Готовится к переформатированию на музыкальное вещание Радио Спорт, что-то неправильное происходит в отличном спортивном отделе "Московских новостей"... Скоро кроме междометий "Оле-оле-Оле" никто и сформулировать ничего не сможет. Некому этого будет сделать.