Иллюстрация: Bridgemanart/Fotodom
Иллюстрация: Bridgemanart/Fotodom

Женя пришла на работу пораньше, проверила клетки, подсыпала корм, приклеила ценники. Потом вспомнила, что надо проверить аквариумы, и проверила их.

Она работала в зоомагазине давно — близко к дому, близко к животным, хороший график.

Женя — прямые короткие волосы, крупная, татуированная. Одежда — синие джинсы, черные балахоны: вчера Slipknot, сегодня «Гражданская оборона», завтра опять Slipknot. Раз в неделю Женя ходила к психологу, мяса и молочных продуктов не употребляла, алкоголь не пила.

Краткая биография у нее такая: с трудом окончила школу, поступила на зоотехнический факультет, не доучилась, работала медсестрой в больнице, чистила клетки в зоопарке, вышла в финал Кубка Москвы по муай-тай, а теперь вот уже третий год, как работала в зоомагазине «Бетховен».

Ее коллегой был кассир Николай Валерьевич — приятный округлый человек с седыми усами. Николай Валерьевич больше всего на свете любил заводить непринужденные разговоры и заводил их со всеми, кто попадал в его поле зрения, но с Женей он старался не заговаривать без явного повода и, встречаясь с ней взглядами, почти всегда опускал глаза.

Больше всего в работе Жене нравился утренний ритуал проверки клеток. Он был и тревожным (вдруг за ночь умер кто), и приятным одновременно (ведь ей все радовались). Жене особенно нравились хомяк Миша, похожий на опустившегося до самой нижней черты бомжа, почему-то вечно намокший, как будто ухмыляющийся глупо, и еще какой-то мутант — то ли свинья, то ли грызун, странное существо с пятачком, которое все почему-то называли морской свинкой. Их обоих никто не хотел брать, они жили в клетке годами. Женя очень заботилась о них, кормила и иногда брала домой.

Сегодня Женя была слегка раздражена. Проснувшись и только спустив ноги с кровати, она сразу вступила в кошачью лужицу. В кране не оказалось горячей воды. Овсянка просыпалась, и пришлось подметать пол, а с утра это очень трудно. А еще первым же посетителем оказался какой-то дед с энергичными, почти что бешеными глазами, который стал ей говорить о том, какой козел и волюнтарист был генсек Хрущев. Жене эта информация не понравилась.

Отвернувшись от деда без лишних слов, что выглядело довольно грубо, она стала перекладывать мешки с кормом, а потом и вовсе ушла в отдел с аквариумами. «Если бы не Хрущев, уже бы коммунизм настал», — крикнул из другого отдела дед, но за ней не последовал.

А следом за дедом, с трудом разминувшись с ним в дверях, в магазин протиснулся высокий худой парень. Он был одет в мятые штаны и рубашку, застегнутую на пару пуговиц. В глаза особенно бросился высокий и белый лоб, с налипшими на него рыжими волосами. Волосы уже начинали редеть, хотя посетитель выглядел очень молодо.

Он остановился, взглянул на Женю измученными глазами и что-то пробормотал.

— Что? — переспросила Женя.

Посетитель еще раз пробормотал, уже с усилием, но все равно вышло неразборчиво. Он кашлянул, подсобрался, набрал воздуха в грудь.

— Вы мне поможете? — вдруг громко сказал он, еще и слегка подпрыгнув, как от укола в ногу.

«Наркоман», — сразу решила Женя. Она посмотрела на него бесстрастным, как ей казалось, а на самом деле очень суровым взглядом, и спросила его: «Что вам нужно?». Сочетание этих вопроса и взгляда всегда отбивало охоту поприставать к ней, но вошедший не обратил на взгляд и тон никакого внимания. Он опять стал бормотать.

— Что? — переспросила Женя.

— Моя рыбка болеет, — выдавил он, прокашлявшись.

— Что значит болеет? — спросила Женя. Сразу представив мультяшную рыбу с градусником и завязанным на жабрах шерстяным шарфом, она слегка улыбнулась своей фантазии.

— Она ничего не ест. Просто лежит. В смысле, лежа плавает… Не знаю толком, как объяснить, — посетитель схватил и сразу же положил на место игрушечную кость с пупырышками.

— Может, она умерла?

Он вытаращил глаза и взмахнул руками:

— Нет! Она жива, она… То есть, конечно, он, Сергей, реагирует, когда я щелкаю по аквариуму, переворачивается на бок, но даже не глядит на меня, не обращает внимания…

— Рыбку зовут Сергей?

— Да.

Женя помолчала. Посетитель, сгорбившись, смотрел исподлобья, нетерпеливо постукивая ногой по полу.

— Может быть, у него депрессия? — сказала она. — Сейчас это такая болезнь, которой все болеют. Что-то вроде пролапса митрального клапана. Болезнь XXI века.

Женя улыбалась все шире. Редко или почти никогда она не позволяла себе шутить с посетителями, а тут сам собой был задан какой-то совсем не свойственный ей игривый тон. Хозяин же рыбки становился грустнее. Выглядел он безвредно и трогательно, как одно из животных в клетке.

— Помогите Сергею, а, — сказал он. — Пропишите лекарство какое-нибудь. Вы же прописываете лекарства?

Женя заметила, что посетитель положил игрушечную кость неровно, и поправила ее. Вышло очень неловко, на пол упала другая кость. Женя ее поднимать не стала. Посетитель тоже не стал поднимать.

— Вы с Сергеем… Вы живете где-то поблизости? — спросила Женя хрипловатым от робости голосом. Она хотела поправить волосы, но, подняв руку, решила не трогать их.

— Да, вот в этом доме, — он махнул в сторону стенда с ошейниками, вероятно, демонстрируя направление.

— У меня как раз обеденный перерыв. Давайте посмотрим на эту рыбу.

Сказав это, она поймала свой слегка ошарашенный взгляд в маленьком овальном зеркальце, висевшем на противоположной стене. Раньше она не навязывалась никогда, а тут навязалась, да еще и без всяких усилий. Посетитель же, судя по выражению лица, только и ждал этой фразы. Он забормотал:

— Конечно, да, да.

Проходя мимо кассы, она отпросилась у Николая Валерьевича.

— Иди, иди, Женечка, — торопливо и как обычно слегка испуганно сказал Николай Валерьевич, выглянув из-под стола. Судя по крошкам в его усах, все это время он под прилавком ел бутерброды, которые ему упаковала жена. Николаю Валерьевичу всякий раз удавалось распаковать и съесть их совершенно беззвучно.

— У меня за последний год девять рыбок умерло, — сказал он, когда они вышли на улицу. Женя переоделась из красной корпоративной футболки в балахон с Летовым. По дороге она успела заметить неприятный рыже-оранжевый пух в его ушных раковинах и что носки на нем были разные — один синий, другой голубой, в клеточку. Не то чтобы Женю смутили эти детали, но просто запомнились. Такой уж она была человек — не могла ничего с этим поделать, всегда замечала мелочи.

— Если с Сергеем что-то случится, я этого не переживу, — сказал он.

— А тебя как зовут?

— Миша.

«Как нашего хомяка», — подумала Женя, ласково глядя на его раннюю небольшую плешь. Не то чтобы этот Миша был в ее вкусе, но все-таки в нем была какая-то детская угловатая притягательность — редко когда увидишь человека, менее приспособленного к миру, чем ты. К тому же Жене в самом деле хотелось помочь рыбке. Она любила рыб.

— Не понимаю, чего они… умирают. И кормлю их, и воду меняю, а они умирают, как… Ну как заведенные. Утром вроде жива, а вечером запах гнили по всей квартире. Это какое-то наказание. Это какой-то злой рок.

Они поднялись к нему. В самом деле, еще на лестничной клетке стал слышен трупный запах, и Женя немного поколебалась, стоит ли заходить. Она подумала, что нужно было хотя бы кого-то предупредить — на Николая Валерьевича надежды мало. Он даже и не заметил бы, если бы Женя перестала ходить на работу. Сомнения упрочились, когда она увидела старую дверь с крупными вмятинами, как от ударов бревном, но, вместо того чтобы идти обратно, первой вошла в нее.

Войти, впрочем, оказалось непросто — раскрытые и набитые доверху мусорные пакеты скопились у входа. Переступив через них, Женя оказалась на небольшом островке относительной чистоты вокруг вешалок: во всяком случае, здесь можно было разглядеть пол, а дальше пола не было видно из-за ровного слоя перепутанных между собой мужских и женских вещей, остатков еды и разного бытового мусора, покрывавшего путь от коридора в спальню. Окна были зашторены, но в комнату все равно пробивался свет. Солнце жгло занавески. Женя сразу увидела аквариум, стоявший в спальне возле балконной двери.

Миша шатался по коридору, в его движениях была и нетерпеливая решительность — казалось, он едва сдерживался, чтобы буквально не затолкать Женю в спальню, к аквариуму, — и в то же время растерянность. Возможно, он уже давно не оказывался наедине с женщиной, и пытался вспомнить, как вести себя в такой ситуации. А может, и вовсе не оказывался никогда — в жизни и не такое бывает.

Наконец он взял себя в руки и сказал, что поставит чай.

— Чай. Я поставлю чай, — сказал он с нажимом, как будто убеждая себя в правильности этого намерения. Женя услышала, как он уронил что-то тяжелое по пути в кухню.

Было не похоже, чтобы в аквариуме была какая-то жизнь, хотя аквариум по виду был самой ухоженной частью квартиры. В нем были декоративные кораллы, камни и водоросли. Они были подсвечены лампочками. Это было красиво. На поверхности плавал корм. Рыбка плавала на боку среди него. Женя щелкнула по стеклу.

— Он мертв, — сказала она.

— Что? — крикнул Миша из кухни. Чайник шумел, и из-за этого он не слышал.

— Сережа мертв! — крикнула Женя, еще раз побарабанив пальцами по стеклу, сильнее.

Чайник щелкнул, и наступила тишина. Непонятно, что Миша делал с собой эти тянувшиеся беззвучные секунды, но потом он вбежал: открытый беспомощный рот, глаза — дикие, вытаращенные, как шарики скачут туда-сюда. Он упал на колени перед аквариумом и стал бормотать. Женя не могла разобрать ни слова. Она сначала хотела подойти к нему, положить на плечо руку, но в его реакции было что-то слишком вызывающее, неадекватное — ведь это рыбка, в конце концов, — поэтому Женя остановилась и решила, что все-таки лучше скорее уйти отсюда.

Но Миша, как будто почувствовав, схватил ее за ногу и весь затрясся. Рыбка все так же лежала в воде. Смотреть на нее было трудно, на другие детали комнаты — еще трудней, а на Мишу — так вовсе невыносимо. Женя послушно стояла, вздохнув и закрыв глаза.

Ей всякий раз не везло с парнями, вот и теперь она не была удивлена. Один из первых был тоже помешан на живности — сжигал мух и жуков в домашних условиях и называл это «аутодафе». Женя встречалась с ним почти два года. Другой иногда ходил голым по улицам. Последний был относительно ничего — вроде простой русский парень, но ей с ним было невыносимо. Хотя и с ним бы она послушно жила хоть всю жизнь, если бы он не изменял ей так открыто. Женя никогда не уходила первой, даже когда отношения превращались в сплошную пытку. Что-то мешало ей всякий раз оборвать самой последнюю ниточку. Она не знала точно — страх или доброта.

Женя подумала, что если бы Миша повел себя вдруг нормально, ее это скорее бы испугало, чем обрадовало. Так что все было на своих местах. Женя чуть наклонилась и, вздохнув, погладила по голове Мишу. Ей показалось, как будто она делает это уже в сотый раз, совсем никакой новизны в ощущениях.

Женя только сейчас заметила, что Миша снял рубашку и вместо нее надел майку. Он был очень худой, нездорово худой — руки его были совсем как тростиночки, а кадык выпирал из тонкой и серой шеи болезненно странно, напоминая большой фурункул. Миша вспотел и был горяч. Жене на мгновение захотелось, чтоб он стал очень маленьким, чтобы она могла покачать его на руках.

— Опять, опять… — шептал он, обхватив Женю и прижавшись к ее боку влажным лицом. — Почему они умирают?

— Не знаю, — сказала Женя. — Все умирают… Всегда.

— У вас такое бывало? — он снизу вверх глядел ей в глаза, все время моргая.

— Такое — нет. В смысле, чтобы в таких масштабах… А так — умирали и собаки, и кошки, и морская свинка, и даже черепаха. И попугай. А вот рыбок у меня никогда не было.

— А сейчас есть какое-нибудь домашнее животное?

— Кошка. Еще был пес, но умер совсем недавно. Ему было двадцать лет.

— Жалко.

— Да.

Женя взяла со стола газету, показавшуюся относительно чистой, и, подложив под себя, уселась в кресло. Миша продолжал сидеть на коленях и расчесывал голову. Было видно, что он в самом деле сильно огорчен, на нем лица не было — хотя получается, что это была его уже десятая рыбка за год. Эти смерти уже должны становиться рутинными.

Было слышно, как на кухне льется вода. Миша явно не собирался ничего предпринимать, кроме как продолжать чесаться. Женя пошла на кухню, отключила кран, сделала зеленый чай, мимоходом протерев хлебные крошки с разделочной доски, и вернулась в комнату.

— Меня жена бросила, — сказал Миша. Миша произнес эту фразу с обиженно-растерянной интонацией, как будто кто-то сломал его игрушку.

— Такое бывает. Обычно неприятности идут одна за другой, — сказала Женя. Она протянула ему чашку с чаем. Он беззвучно хлебнул горячий чай. Женя взяла газету, на которой сидела, и, оторвав кусок, завернула в него мертвую рыбку.

— Ничего, если я его… — Женя сунула Мише под нос рыбку, а потом жестом показала на туалет. Миша кивнул. Но стоило ей войти в туалет с рыбкой, как он закричал: «Стой, нет! Надо в мусорный бак! В бак! А иначе он не утонет».

Сережа был успешно утилизирован. Они вернулись в комнату.

— Как звали… то есть я хочу сказать, как зовут твою бывшую жену?

— Юля. Ее зовут Юля. Да. Вот только... — Миша замолчал, задумавшись. Женя ждала продолжения, но его не последовало.

Миша сел перед Женей прямо на пол, но почти сразу же встал, начал ходить туда и обратно.

— Чем ты занимаешься? — спросила Женя.

— Хожу в магазин «Дикси», — сказал Миша. — Езжу в магазин «Икеа».

Он говорил тихо. Казалось, как будто он сидит на дне, под толщей воды, и вопросы доходят до него сквозь эту толщу, а отвечает он на них на всякий случай, без малейшей надежды быть услышанным.

— Ты не работаешь?

— Мне нельзя много работать по состоянию здоровья. Синдром усталости, когда-нибудь слышали о таком?

— Нет.

— Это не очень распространенная болезнь. Обычно ей болеют в цивилизованных странах. Но я, хотя живу в России, заболел. Вообще-то мне хотелось стать татуировщиком. У меня есть эскизы. Хотите… Ты хочешь посмотреть?

Миша испытующе поглядел на Женю — она-то сразу перешла с ним на «ты», но значит ли это, что и ему можно? Он обрадовался, что Женя на это не возразила. Она только кивнула. «Хочу. Конечно, хочу».

Миша протянул ей пачку помятых листов с эскизами. Женя сначала быстро пролистнула их все, а потом стала смотреть каждый эскиз в отдельности.

На рисунках были сплошные рыбы — в основном древние рыбы, пузатые, с крупными хищными челюстями. А еще неприятное существо, похожее на жука — кажется, оно называется трилобит. Да, Миша нарисовал и трилобита. Были и скелеты рыб, и рыбы с целой головой и скелетом, и даже люди с головами рыб, и еще русалки.

— Здесь только рыбы, — сказала Женя. — Ничего, кроме рыб.

— Нужно сосредоточиться на чем-то одном и стать в этом деле мастером. Мне нравятся рыбы, и я хочу уметь хорошо их писать. Я был бы рад, если бы кому-то из твоих знакомых понадобилась татуировка.

— С рыбой? Ну... я спрошу.

В это время дверь, которая, оказалось, была не заперта, открылась. На пороге стояла женщина в легком пальто не по погоде и высокий сутуловатый парень с бритым черепом. Женщина выглядела свежей, румяной, ярко накрашенной. Вроде бы в ней не было ничего пугающего, то есть даже наоборот, она приветливо улыбнулась, но от одного ее вида у Жени все внутри сжалось.

Лысый парень, не поздоровавшись, сразу прошел на кухню. Опять зашумела вода.

— Здравствуйте. Мы знакомы? Что тут у вас? — женщина вошла в спальню, деловито оглядываясь, как врач Скорой помощи.

— Ничего. Сергей умер, — сказал Миша.

— Что? Сергей Николаевич умер? — спросила женщина.

— Нет. Мой Сергей.

— А… твой Сергей. Какая жалость, — женщина сморщила носик и, чуть-чуть улыбнувшись, обернулась к Жене. Наступила неловкая пауза. Миша покашлял в кулак. Женя угрюмо склонила голову.

— Меня зовут Юля. А вас?

Женя бросила взгляд на Мишу, потом посмотрела опять на женщину.

— Юля? — переспросила она.

— А что удивительного? — женщина довольно ловко стащила первый сапог и бросила его в открытые дверцы шкафа. Раздался глухой удар.

— Наверное, ничего, — сказала Женя и тоже представилась.

— Кого попало приводит, а меня и спросить не надо, — вдруг пробормотала Юля, совсем не громко, но так, что Женя услышала, и бросила следом второй сапог. На кухне громыхнула посуда.

— Петя, поставишь чай?! — Юля крикнула так, что на улице залаял пес. С кухни не отозвались.

В квартире стало ужасно некомфортно. Женя не понимала, куда себя деть. В носу зачесалось — наверное, аллергия на пыль. Но чихнуть она не решилась — у нее это всегда выходило смешно и громко.

— Это Петя, — сказала Юля. — Мой жених. А вы давно здесь… — Юля некоторое время раздумывала, пытаясь подобрать нужное слово и, подобрав, произнесла его с манерной вкрадчивой интонацией, — …встречаетесь?

— Мы не встречаемся, и мы вообще не... — Женя нахмурилась и почесала костяшки пальцев. Ей было неприятно, что приходится вот так, как школьнице, оправдываться перед женщиной, которая чуть ли не младше нее, да и в чем — она ведь только хотела помочь рыбке.

— Вы вообще… Ну ясно. Вы рыбку пришли смотреть, да, это я понимаю. Рыбы... Его послушать, так можно подумать, что он женат на этих рыбах, — Юля прошлась по комнате, поглядывая то на Женю, то на Мишу. Вещи запутывались в ее ногах, но она не обращала внимания. От нее как будто бы шел жар, в комнате сделалось невыносимо душно. — А вы хорошо знакомы с Мишей?

Женя пожала плечами.

— Думаю, что не очень хорошо, — сказала Юля, оглядев Женю с ног до головы так, как будто ее джинсы, толстовка, носки могли что-то сказать о степени их знакомства. — Но вы должны кое-что знать. На случай, если... Если вам опять захочется посмотреть рыбок, — сказав это с напускной скромностью, Юля вдруг широко и резко улыбнулась, отчего Женя невольно вздрогнула. Она вспомнила поэтическую строку про рот, который располосовало улыбкой. Это были тот самый рот и та самая улыбка.

Улыбка все не сходила с лица. По-видимому, Юле очень нравился придуманный ей эвфемизм про рыбок.

Женя стояла, потупившись, и думала о том, что легко побьет эту бабу за две секунды, а за пять секунд она забьет ее коленями и локтями до смерти. Совершенно ясно, что эта Юля была не старше ее, но Женя не могла избавиться от этого детского чувства беспомощности, ощущения двоечницы у доски.

— Миша — особенный человек. Вы знаете, что у него есть справка из психдиспансера? Нет? — Юля, чувствуя свою власть, приближалась, давила, нависала над Женей. Жене стало казаться, что она уменьшается в росте. — А знаете, что написано в этой справке?

Юля стала копаться в сумке, очевидно, рассчитывая найти справку.

— Чего она все время молчит? — сказала она Мише, заметно раздражаясь. Справки нигде не было.

Миша тоже молчал и мял листы с эскизами.

Вздохнув, она уселась в кресле, продолжая копаться. В сумке было слишком много вещей, чтобы найти хоть что-нибудь.

— Я хочу сказать… Я хочу вам дать дружеский совет, как женщина женщине. Вот только… — Юля, наконец, отложила сумку. Взмахнув рукой, она показала Мише на дверь — небрежным и не лишенным изящества жестом. Пальцы у нее были длинные, с разноцветными ногтями.

Что-то пробормотав, Миша вышел из комнаты и встал сразу за ней, не зная, куда себя деть. На аквариуме остались лежать эскизы с рыбами.

Жене больше всего хотелось тоже уйти из этой душной комнаты, и она с трудом удержалась, чтобы не сделать этого.

— У вас должна быть о нем полная информация. А у нас — полная информация о вас. Так обычно бывает в приличных семьях. Согласны?

— Не знаю! — сказала Женя чуть громче, чем нужно, почти выкрикнула. Ей было неудобно стоять перед Юлей, и она все-таки села напротив нее, снова подстелив под себя ту же газету.

Женя хотела сказать, что в приличных семьях не принято оставлять мусор гнить посреди комнаты, и вообще, кто она такая, чтобы перед ней отчитываться, и что за странная ситуация сложилась в этой квартире? Миша, он что, живет с бывшей женой и ее женихом? И все это в однушке? Ведь так не бывает. Так нельзя.

— По-вашему, у нас грязно? — спросила Юля, поймав ее взгляд. — Это еще не беспорядок. Да и вообще, когда животные в доме…

— У вас не так уж и много животных в доме, мне кажется, — набравшись сил, Женя посмотрела в глаза Юле. У нее были круглые, чуть вытаращенные глаза. Женя вспомнила, что ее обеденный перерыв, каким бы долгим он ни был, давно закончен.

— Как минимум два рогатых скота, — сказала Юля, возвысив голос. Миша и Петя о чем-то тихо переговаривались.

Дальше Юля говорила, не меняя мягкого улыбчивого выражения.

— Ну, так вот. Я понимаю, чем Миша привлекает женщин. Это материнский инстинкт. Женщины хотят его защитить, накормить, и вообще, отряхнуть как-то. Но все это ненормальные отношения. Все-таки Миша есть Миша.

Она потянулась, взяла эскизы с аквариума, стала их перебирать, не всматриваясь.

— Миша есть Миша, — повторила она со значением. — Мишеньке лучше всего одному… Хотя и совсем без присмотра он тоже не сможет. Я надеюсь, у вас серьезные намерения.

Женя и не собиралась ничего говорить, но Юля решительно взмахнула рукой, желая пресечь любые возможные возражения.

— Нет-нет, конечно, я знаю, вы пришли посмотреть рыбку, — Женя заметила, что Юля крутит в руках листок с трилобитом, пытаясь с разных сторон его рассмотреть. — Это благородно. Это очень благородно с вашей стороны. Вы добрая девушка.

— Она в самом деле мне помогла, — сказал Миша из коридора. — Это не ее вина, что Сережа умер.

Юля улыбнулась так, как будто ей стало неловко за Мишу.

— Знаете, а я привязалась к этому дурачку. Он добрый и трогательный. Но все это несерьезно. Конечно, несерьезно. Надо это четко понимать. А вы были замужем? Нет? Я так сразу и подумала. Миша вот уже побывал в этой петле. Хе-хе, больше ему этого даром не надо.

— Наверное, мне пора, — Женя медленно поднялась и стала отряхиваться.

Видя, что она собралась уходить, Юля заговорила быстро, серьезно.

— Ему нельзя давать влюбляться. Если он влюбится — это конец. Не будет давать жить ни себе, ни людям. Видите, как он на меня смотрит? Как больной щенок. Думаете, если он ходит за тобой по пятам, это такое уж удовольствие? Вы должны знать, что у Миши родовая травма. Не так важно, какая именно, но она есть. Миша очень легковозбудимый, нервный, он часто впадает в ярость, бывает просто неуправляем, честно говоря. Я уж молчу про некоторые анатомические дефекты…

— Ясно. Я очень опаздываю, так что… — Женя с трудом двинулась с места и пошла из комнаты.

— Если хотите, можете остаться на обед, — поднимаясь, сказала Юля. — У нас красная рыба с рисом. Сейчас рыба стала такой дорогой — что делать, санкции. Подорожала в два раза. Или в три.

Не поглядев на Мишу и ничего не ответив Юле, Женя принялась энергично обуваться. Юля отозвала Мишу чуть в сторону и стала разговаривать с ним громким шепотом. Женя, совсем не пытаясь прислушаться, расслышала почти все.

«Она мне не нравится. Твоя девушка мне не нравится. Я хочу, чтобы ты знал… Почему у нее такие короткие волосы? Ты не выяснял, может, она больная?».

Миша бормотал в ответ что-то беспомощное. Петя из кухни сказал: «Чай готов».

Уже в дверях Женя услышала: «Я вчера покупала рулон туалетной бумаги. Не знаешь, кто его спер?».

Женя не стала ждать лифта и спустилась по лестнице. На улице было по-прежнему жарко и солнечно. Она поняла, что на работу сейчас не вернется. Было необходимо как можно быстрее лечь и лежать, глухо зашторив окна. Женя уже представляла, как валяется без движения и слушает Love will tear us apart по кругу.

Сойдя с тротуара, она услышала, как кто-то догоняет ее. Миша.

Женя продолжала идти, и Миша пошел с ней рядом, не пытаясь остановить или обогнать. Было слышно его сбившееся дыхание. Она начала считать: «Раз… два… три…» На пятый счет она, резко затормозив, спросила:

— Это что, твоя жена?

— Да, это моя жена. Это моя бывшая жена, — с готовностью сказал Миша. Он не сразу сообразил, что она перестала идти, и еще какое-то время продолжал движение.

Миша выглядел очень смущенным и грустным, то ли из-за рыбки, то ли из-за этой ситуации — тут не узнаешь наверняка. К тому же его одышка усугублялась. Наверное, он никого не пытался догнать уже очень давно. Женя остановилась, ожидая, пока он придет в себя. Что-то подсказывало ей — наверное, это были зачатки гордости — что ей нужно идти, идти не оглядываясь, как можно быстрей, но она не могла сделать этого.

— Вернее, это все-таки не совсем бывшая жена, — Миша почесал за ухом. — То есть по сути да, бывшая, но, говоря формально, это моя действующая жена. Мы не разведены.

— Я так и подумала, — сказала Женя, хотя с тех пор, как она увидела Юлю, ни одна внятная мысль не пришла ей в голову. Повинуясь предчувствию, она посмотрела на окна дома. Ей показалось, что Юля сейчас смотрит на них, хотя окна квартиры вроде бы выходили на другую сторону.

— Ты любишь ее? — спросила Женя.

Возникла пауза, которой Женя никак не ожидала. Казалось, Миша молчал бесконечно.

— Если мы разведемся, ей будет негде жить, — наконец, сказал Миша. — И она не хочет разводиться до тех пор, пока не будет уверена, что сразу же выйдет за Петю. — Миша опять почесался и сказал с серьезным лицом. — Она права: ведь разведенной женщине живется трудно.

Женя некоторое время стояла молча, в недоумении смотря на Мишу, а потом покачала головой.

— Да уж, — сказала Женя.

— Что? — переспросил Миша.

— Мне надо домой.

Миша смотрел на нее все тем же беспомощным и влажным взглядом. Женя вспомнила слова Юли насчет этого щенячьего взгляда, перед которым сложно устоять. В самом деле, от него делалось не по себе. Он смотрел и смотрел на нее. Он что-то хотел сказать. Он еще не начал говорить, а Женя уже знала, что согласится с любыми его словами.

Миша сказал: «Можно мне тоже пойти с тобой?». Рубашка на нем была расстегнута, и голая грудь выглядела беззащитной, как перед скальпелем.

Вообще-то Женя была неразговорчивой, но, пока они шли до парка, рассказала ему всю жизнь: и как подралась с одноклассником в третьем классе, и как получила неуд за экзамен по кормопроизводству, хотя учила все. И о своем деде — ветеране войны, и о своей маме, о том, кем мама работает, и о том, что они в последнее время стали реже общаться. О том, что любит тофу с паприкой, и что когда готовишь нут с овощами, то лучше добавлять в него не кабачки, а баклажан. И даже показала ему хорошее разминочное упражнение для тайского бокса — когда прыгаешь с корточек и хлопаешь ладонями над головой. Миша слушал ее, как казалось, внимательно. В какой-то момент он неуклюже навис над ней, напрягшись всем телом. Женя поняла, что он хочет ее поцеловать. Но это было преждевременным. Она улыбнулась и взяла его за руку. Вот еще вещь, сегодня случившаяся с ней в первый раз: чтобы она кого-то взяла за руку по собственной инициативе.

Солнце уже закатывалось. Очень уныло цвела зелень вокруг пруда.

Они долго гуляли — среди гаражей и по аллеям — и все не размыкали рук. Жене было все равно, уволят ее или нет, к тому же она понимала, что этого не произойдет, они вряд ли найдут кого-то на ее место.

Ей неудобно было задавать Мише прямые вопросы, и она обдумывала их про себя. Неужели у Миши нет родственников? Ведь кто-то должен ему помогать. Помощь ему необходима. Лучше всего, если бы нашлась какая-то сильная женщина, которая бы выбросила эту Юлю на улицу вместе со всем хламом. Женщина, которая бы не дала умереть его рыбкам, которая устроила бы его жизнь. Женя, конечно, такой быть не могла. Она могла бы забить Юлю и заодно Петю локтями и коленями до смерти, но вот жестко поговорить с ними у нее бы не получилось. Да и Жене был нужен другой человек. Кто-нибудь посильней, с устойчивой психикой, спокойный, простой. А они с Мишей будут, как два сломанных колеса в телеге.

Вернувшись к пруду, они стали смотреть на уток. Их был тут целый выводок. Крючковатые руки Миши оплели ее, и они долго сидели так. Жене все это нравилось.

— Ты не голодный? — спросила она.

И Миша кивнул.

Дома Женя приготовила гречневую лапшу с кунжутом и овощами. Овощи долго готовились в пароварке, и Миша нетерпеливо грыз ногти, а, когда ел лапшу, помогал себе пальцами. Он съел две порции, но щеки его оставались впалыми, болезненного оттенка, хотя в уголках губ блестел жир.

Из комнаты вышел дедушка. Он долго стоял и смотрел на них мутно-молочными глазами и потом направился в туалет, так и не произнеся ни слова. Женя хотела представить друг другу Мишу и дедушку, но дедушка очень плохо слышал, а у Жени совсем не было сил кричать.

— Если хочешь, ты можешь остаться, — сказала она тихо, как будто надеясь, что ее не услышат.

— Остаться? В смысле, на ночь?

— Нет, насовсем. Можешь остаться здесь насовсем. Дедушка не будет против.

Миша смотрел на Женю не отрываясь. Это не был испытующий или размышляющий взгляд. Это был просто взгляд. Так смотрит муж на жену, когда немного угасла страсть, но еще нет отвращения.

Женя постелила ему на полу. Он лег, не говоря ни слова.

— Твоя жена не будет тебя искать?

— Нет, я думаю, она за меня не очень волнуется. И ты ей понравилась, точно тебе говорю, это она так… Ну, можно сказать, она тебя проверяла.

Женя лежала на кровати над ним, и почему-то все не решалась взглянуть на пол. Ей вдруг стало казаться, что Миша давно ушел, и звук исходит из переговорного устройства, которое он оставил.

— Почему рыбы, можешь сказать? — Женя перевернулась со спины на бок, и все же скосила осторожный взгляд на пол. Там было темно, ничего не видно.

— Почему я люблю рыб?

— Да, почему ты так любишь рыб.

— Не знаю. Просто в детстве у меня была ненастоящая рыба. Кажется, она была даже тряпичной или вроде того. И она все время плавала на поверхности, если ее опустить в воду. А я долго не мог понять, почему. А когда понял, мне стало очень обидно. Знаешь, такое чувство, когда тебя подло обманули. Очень подло. Вот. И с тех пор я всегда хотел живую рыбу.

Просто хотел живую рыбу? И все?

— И все.

Женя повернулась на другой бок, к стенке. Ей было спокойно, и не было чувства, что что-нибудь особенное произошло. Как будто совсем ничего не произошло. Ей захотелось спать. Она почувствовала, что ее укачивает, как на морских волнах.