Иллюстрация: Corbis/East News
Иллюстрация: Corbis/East News

~ Перевод с немецкого: Александр Филиппов-Чехов 

Б.: Брюннхильде

В.: Вотан, странник

Б.: В общем, я попробую уточнить, это несколько деликатное дело, это не так просто. В общем, так. Папа приказал возвести этот чертог, а теперь не может выплатить кредит. Такое бывает буквально в каждой второй семье. Трупы инструментов и станков уже убрали, великаны использовали ковши своих рук, что наверняка не соответствовало их изначальным желаниям. И что они за это получили? В чем заключалась их работа? В чем оплата? Так они и думали, что на пути встанут и другие странники, будут шататься вокруг, бесстыдные странники, э-э-э, перехожие путники права. Когда дело дойдет до оплаты, о великанах вспомнят в последнюю очередь. Как руки тянуть, так они первые. Но это им не поможет. С чего бы другому возвращать то, что один украл? Все, что плохо лежит, прекрасная женщина, например, почему бы им ее не забрать, почему бы не им наживаться на ее талантах? Так и получат они с этого больше первых, они ведь тяжелее, им и в рост давать не надо: просто женщина или женщина как форма товара или женщина в форме товара. Садовница. Нет, яблоки пока останутся тут, без садовницы из них прибавочной стоимости не выжать, а меновая стоимость этих яблок, никто, случайно, не знает? Она, должно быть, огромная, хотя бы потому, что не с чем их сравнить, не с чем соотнести. Потребительная стоимость нулевая. Есть-то эти яблоки нельзя. Золото. Тот, у кого оно есть, его не отдаст. Собственность — это воровство1. Это вкратце. Иначе был бы покой. Эта, как там ее, Фрика, супруга, но это, в общем, и все, что она собой представляет, постоянно попрекает папу этим кредитом. Атмосфера в замке невыносимая. Скандалы. Папа говорит: Ты же хотела новый дом! Мама говорит: А я тебя первая спросила, ты сказал, ты тоже хочешь. Надо же нам где-то жить. Да, я была рада, что теперь ты почаще будешь бывать дома. Ошиблась. Мы не подумали о жертвах, которых нам это будет стоить. Собственное жилье так манило, а чем все кончилось? Тысячи странных креатур, и все предъявляют требования. Тот, кто требования предъявляет, себя же их рабом и выставляет. Даже бог становится рабом, и в этой цепочке украл самый первый, но украсть у вора2 тоже воровство. Папа. И вернул ли ты то, что взял у вора? Ты же, наверное, подписал сотни долговых обязательств, папа! Ты вообще помнишь, кому ты должен и сколько? Ты еще можешь в этом разобраться? А что ты скажешь по поводу временных неполадок, что в твоем новом доме судьба убежала, как молоко из кастрюли или еще какая-нибудь текучая вкуснятина из картонного стаканчика какой-нибудь элегантной кофейной цепи, последним звеном которой всегда оказываешься ты сам, будучи конечным потребителем, который так или иначе все оплатит? Даже если стаканчик выпадет у него из рук? Новый дом на выгодных условиях, нужно только заплатить человеком, который в действительности вовсе таковым не является, иначе ни один бы петух по нему не кукарекал, а кто бы не запустил руку? Вот как ты думал. Ничего удивительного. Людей достаточно, а эта одна, эта богиня, а чем иначе было усмирить великанов? Обнищавшему рабочему, которого ты, конечно, не взял, а если бы и взял, то только на коллективный договор, иначе он бы не стал нищим, ему ты ничего обещать не хотел, нет, ему ты бы никогда ничего не пообещал, ты сразу нанял великанов, которые сберегают, уберегают и заменяют всех прочих рабочих, один великан вместо тысячи рабочих (хотя ты все равно, с самого начала, да, я поняла: хотя ты сам все это написал, ты ни во что все это не ставил, ни договора, ни договоренности по выплатам, ни обязательства по прокату, ни договор по лизингу, ни брачный договор, с этого все и начинается, кстати говоря!), а эти двое оказались идиотами, великаны, сначала были идиотами, в процессе ничему не научились, да и после идиотами остались, универсального рабочего, скажем: вот тот, рабочий, каких много, просто сейчас у нас есть только этот, которого никто больше не видит и уже много лет не видел, его-то ты не нанял, хотя он и так уже обесценил свою рабочую силу дальше некуда, настолько, что полностью исчез. Уже много лет никто не видел настоящего рабочего! Возможно, ты потому и взял великанов, великанам-то ты что-то пообещал, в этом я уверена, ты все время обещаешь что-нибудь, что не обязан исполнять. Другие задействовали бы машины, они бы не выдвигали требований, конечно, может быть, их хозяева, но не они! Но там, где машина захватывает поле производства, она производит хроническую нищету в среде конкурирующего с ней рабочего класса3, который исчез, чтобы перенести свои силы куда-нибудь еще (а куда ему было еще деваться), рабочим все время приходится бороться за тарифы и заработную плату, к счастью, не здесь, к счастью, там, где их не видно, их работу должно быть видно, но не их самих, так же и детей должно быть видно, но не слышно, они сами как дети, нет смысла чем-либо их занимать, их слишком много, одновременно везде и не тут, они ушли от нас, им же приходилось еще и придерживаться законов, я знаю, знаю, папа. Мы, наверху, можем только утверждать, что так делаем. А они, внизу, те, у которых ничего не получается, на самом деле должны так поступать. Потому и великаны? Да? Потому что гномы такие скандалисты, ты говоришь? Да когда им скандалить, если им все время приходится работать? Потому что они никогда не могут договориться и тебе не придется выплачивать долги? Потому что представители их профсоюза давно в психушке? Да, они тут же приняли свою любимую сторону! Ты, странник, перехожий путник права? Ну, как оно? Ты еще удивишься, с чем они придут, папа. Они будут хвастаться своим ремеслом кузнецов, ясное дело, ковать-то ты не умеешь, это умеют только они. Разновидностей гномов так много, и все они друг друга люто ненавидят, и даже самые мелкие улучшения в их металлообрабатывающем ремесле, все, в чем они специалисты, все их разработки, что требуют особого искусства и твердой руки, все это впустую, стоит оторвать их от легко возбудимого и с трудом усмиряемого мастера, чтобы тем самым доверить все это особому механизму, скажем: машине. Так искусно построена эта машина, но ничего искусного она не производит, разве что, пожалуй, для женщины, во время шитья. Конкуренция среди квалифицированных рабочих, в том числе гномов, но несколько более острая, это логично. Так что они специализируются все больше и зарабатывают все меньше. Им уже приходится приниматься за мантии-невидимки, за кольца в тонну весом, которые ломают им пальцы, и прочие глупости, им приходится страховать свои склонные к разного рода беспорядочности руки абсурдными договоренностями, на случай, если руки вдруг больше не будут функционировать и их заменят машины, которые, конечно, не делают ошибок, но, с другой стороны, так же легко приходят в негодность. Что тогда? Гномы-ремонтники? Между тем все эти процессы уже настолько механизированы, что их может выполнять и ребенок. Даже Зигфрид, который в технике настоящий идиот, но ему этого просто не надо. Он работает с каким-то призрачным удаленным влиянием, достаточно увидеть результаты этого влияния, чтобы прийти в ужас. Он уехал, чтобы научиться бояться4, но он никогда не приходит в ужас. Уж егото не запряжешь. Пока его машина работает, он болтает с птахами5 или трахается, извини. Но как назвать того, кто даже не знает, кого трахает? Я-то знаю, как я его назову. А ты, папа, в долгах по горло. Тебе нужна громадная сумма для этих громадин. И согласно Адаму Ризу6, выплатить ее ты никогда не сможешь. Машина заменяет большое количество взрослых рабочих еще большим количеством нуждающихся, которым теперь нечего делать. Они даже не запасные войска, безопасные войска, они просто в опаске, что они теперь ничто и ничего больше не стоят и у них нет денег. Образованные рабочие, и если бы они были доступны в форме гномов или же совершенно несподручны, как великаны, у которых в тумане не видно другого конца, если смотреть на них снизу вверх – это, кстати, точно как в нашем новом доме, он настолько большой, что снизу в тумане не видно крыши, в туманном доме7 (что толку в доме, если его нельзя увидеть целиком), если прежде всего его не могут увидеть другие и позавидовать нам? ну да, великаны, гномы, машины, вода, туман, дождь, лес, звери, всех этих тварей из-за их неквалифицированного труда легко заменить машинами, которые даже не могут петь, как лесные птахи. Они вообще ничего не могут, эти машины. И все-таки людей заменяют, даже когда не осталось уже ничего, что могло бы их заменить, одного другими, многих всеми, всех немногими, образованных необразованными и обратно, необразованных образованными, взрослых детьми, обученных необученными и обратно, необученных обученными, как будет нужно, никто из них ничего не предполагает, но кто-то же все располагает. Говорим им, что делать. Многие трудятся, один поручает. Я знаю: не ты, папа! У тебя долгов больше, чем волос на голове. Ты хочешь прикарманить то, что выплюнула твоя человеческая машина. Ты не хочешь выплачивать долг и говоришь еще, что виноваты другие. Только не ты. Всегда другие, ты делаешь долги, но караешь вину, которая оказывается на других. Ты делаешь, что хочешь. А больше всего ты хочешь получить профит, после того, как заменяешь одних другими, мужчин женщинами, женщин мужчинами, детей приборами, из которых раздаются их голоса, все равно, в любом случае, пока никто больше не будет понимать, куда ему деваться, но не переживает, потому что ему все скажут. И ты думаешь, что никто больше не будет понимать, кому ты что должен! Громадную кучу денег, кольцо, невестку, урожай с яблочной плантации, откуда мне знать! Штурм, который ты задолжал человечеству, чтобы ему не пришлось его совершать. Тор устроит по этому поводу турнир, Фрея устроит фейерверк. Но по поводу них никто не проронит ни слова. Но такая вещь как долг, задолженность, долг, который на тебе лежит, такую вещь не положишь в чемодан и не унесешь, как деньги, которые нужно перевести, чтобы его покрыть. Свести концы с концами никогда не удастся, в том числе с самим собой. Бессмысленные сделки, к тому же противоречащие друг другу, кто тут разберется! Я вижу адвокатов! Я вижу трех женщин под землей, мне хватило бы и одной, я бы тут же бросила недострой, чтобы заливал дождь, так чтобы они еще и! да, точно, с их вязанием, и что это будет? Даже не шарф, даже не кухонная тряпка! Они глухо шепчут, конечно, накрученные своей мамашей, доброй землей, я как-то ходила к ней, не знаю, что с ней такое, все время на что-то обижена, просто так, а я все еще навещаю землю, дочери на заднем плане, засовывают свои аппараты в гортань и используют по назначению. По мне, так пусть повесятся на своих нитках. Все, что они говорят, мне до одного места. У меня все-таки где-то еще был меч, так я им перерублю их золотую нить, а потом и их самих, всех порублю, все равно терять уже нечего. Все остальное я уже попробовала. Другие пробуют больше, но что толку? Рабочего продать невозможно, но его товар может получить любой. К чему тогда договоры? Я тебе отвечу: потому что ты не должен их выполнять. Ты и правда мог бы сказать об этом раньше! Это так сложно. Работа сделана, но рабочего нельзя будет продать, как обесценившиеся бумажные деньги, и твои договоры тоже теряют силу, папа, просто потому, что тебе так хочется. Над тобой больше никого нет, по твоему приказу возгораются костры, великаны вкалывают, гномы бьют друг другу рожи. Но это все добром не кончится, папа! Мы все знаем, что ты никогда не сможешь выплатить заем, который, кстати, никогда не был выплачен, а лишь обещан. Тебе придется обратиться за помощью к твоим богатым друзьям. Проценты ниже. Но что ты так неуклюж, рискуешь таким наваром, папа, такого я подумать не могла. Что ты попадешь в тиски кредита8 только потому, что спутался не с той компанией и уже не знаешь, кто это вообще такие. Все равно у тебя и так в планах не было платить, а долг с тебя не взыскать, ты ведь все время странствуешь, все время в пути, сначала ты построил дом, а теперь никогда там не появляешься. Кроме того, хорошая компания тебя не интересует. Не говори ерунды!

_________________________

1 Цитата из статьи анархиста Пьера Жозефа Прудона «Что такое собственность? или Исследование о принципе права и власти» 1840 г. (Рус. перевод М.: Республика, 1998. (Б-ка этической мысли)). Прудон спорил с Марксом, называя любую собственность бездоказательным абстрактным заблуждением и выступая против применения революционных сил.

2 Das Rheingold. 2. Loge: Was ein Dieb stahl, das stiehlst du dem Dieb... Коломийцев: То, что вор взял, – у вора возьми...

3 Капитал. Книга 1. Процесс производства капитала. Отдел 4. Производство относительной прибавочной стоимости. Глава 13. Машины и крупная промышленность. Раздел 5. Борьба между рабочим и машиной.

4 Имеется в виду «Сказка о том, кто ходил страху учиться» из сборника братьев Гримм.

5 Согласно Старшей Эдде, убив дракона Фафнира, Сигурд (Зигфрид) принялся жарить на костре его сердце. Попробовав его кровь, он начал понимать язык птиц.

6 Adam Riese (1492–1559) – немецкий математик, чье имя стало нарицательным для обозначения точных подсчетов. Кроме того, фамилия математика переводится как «великан».

7 Nebelheim. Игра слов «Nibel-Nebel» (туман) и, следовательно, отсылка к пьесе Елинек 1988 г. Wolken.Heim (рус. пер. Т. Баскаковой. Облака.Дом // Иностр. лит. 2008. No 9). Нибельхайм у Вагнера – царство гномов нибелунгов.

8 Капитал. Книга 3. Процесс капиталистическо- го производства, взятый в целом. Часть 1. Отдел 5. Деление прибыли на процент и предприниматель- ский доход. Капитал, приносящий проценты. Глава 28. Средства обращения и капитал; воззрения Тука и Фуллертона.