Премьерный концерт серии SOUND UP состоится 10 марта в большом зале «Гоголь-центра». Россию представит Павел Карманов — один из самых известных современных российских композиторов, пишущих мелодически красивую и понятную музыку. Второй частью концерта станет выступление британского проекта Piano Interrupted, специализирующегося в наложении на звуковые возможности старого доброго рояля компьютерного экзоскелета в виде электронных ритмов, звуковых эффектов, лупов и глитча.

Начать надо с того, что «неоклассика» — неточный термин и, по-хорошему, его бы надо предать забвению, придумав вместо него что-нибудь другое. У «неоклассики» есть синонимы: современная классика (contemporary classical), постклассика и даже класситроника, но и они не лучше. Удивительное дело: музыка есть, а правильных слов для ее описания — нет.

«Неоклассика» плоха тем, что уже занята. В энциклопедиях вы прочтете, что на самом деле «неоклассицизм» — это течение в музыке XX века, возникшее в промежутке между Первой и Второй мировыми войнами. Это было время новаций и поиска, сознательного отказа от романтической традиции: набиравший мощь авангард начал уверенно теснить тот язык, на котором музыка изъяснялась в 19-м веке. В Европе на авансцену выходит Вторая венская школа (в противовес Первой — моцартовской) — Арнольд Шёнберг и его ученики писали атональную «заумь» и музыку, которая подчинялась жёсткому интеллектуальному контролю. В Москве готовились исполнить индустриальную «Симфонию гудков» Арсения Авраамова,

где город выступал в качестве оркестра, а заводы, самолеты и пушечные батареи играли роль инструментов. Часть композиторов, работавших в это революционное время, обращаются не только к поиску радикально нового, эпатирующего или «варварского». Напротив, они решают вернуться к строгим формам доромантической музыки — обратно в 17-18 века. Главные неоклассики среди наших соотечественников — Сергей Прокофьев, в 24 года написавший остроумную симфоническую «подделку» под Гайдна, «чтобы подразнить гусей», а позже — Игорь Стравинский, обратившийся к музыке предшественников как пространству для композиторской игры: причем среди них были не только баховская музыка и творчество итальянских барочных мастеров, но и искусство Гайдна и Моцарта, и даже Чайковский.

В наши дни «неоклассиками» чаще всего называют музыкантов-композиторов из поколения 20-, 30- и 40-летних. Они не всегда принадлежат к академической традиции и иногда плохо ее знают. Чаще всего они не заканчивали высших музыкальных учреждений и учились исполнительству и композиторским приемам самостоятельно. Вторую мировую видели их деды, а Стравинский, умерший в один год с Джимом Моррисоном, воспринимается ими бронзовой статуей, равно как и Гайдн с Моцартом. Но эти «неоклассики 2.0», экспериментирующие над звучанием инструментов из двухсотлетнего симфонического оркестра, как и Стравинский, обращаются за новыми идеями и новыми звуками к наследию прошлого.

Они все разные, пишут разную музыку и используют разные приемы и техники, в том числе очень изощренные и искусные. Например, седой украинец Любомир Мельник строчит по клавишам с неимоверной скоростью, сливая пулеметные ноты в импрессионистское звуковое полотно, а немец Hauschka играет на препарированном и электрифицированном фортепьяно акустическое техно.

Дуэт Piano Interrupted на рояле и программе Ableton Live рисуют насыщенные звуковыми деталями масштабные пейзажи экзотических стран, а британская скрипачка и пианистка Поппи Акройд, используя нетрадиционное звукоизвлечение, плетет из перезвонов и перестуков тончайшие аудиальные макраме.

Ничего общего. Их объединяет, пожалуй, только резкое неприятие, испытываемое ими к жанровому ярлыку «неоклассика», которым пытаются их пометить журналисты и продавцы из музыкальных магазинов. Впрочем, не бывает творческих людей, которым нравится быть каталогизированными. Стив Райх, Терри Райли, Филипп Гласс и Майкл Найман, которых «неоклассики 2.0» за мнимую простоту музыки считают своими духовными отцами и учителями, протестовали и протестуют против нашитого на них бренда «минимализм» — несмотря на то, что он помогает им продавать диски, билеты на концерты и оставаться в десятке самых востребованных академических композиторов современности.

Самый популярный «классический» композитор в эпоху интернета — как раз принадлежит к касте «неоклассиков 2.0», к тем, которых нельзя называть. Его зовут Людовико Эйнауди. Он — итальянец, ученик перепробовавшего десятки течений классика XX века Лучано Берио. Как это часто случалось в истории музыки, ученик пошел наперекор учителю. Эйнауди сочиняет преимущественно медитативные пьесы для рояля — тональные, «утешающие душу и услаждающие слух». За них его обожает молодая публика и презирают снобы от академической музыки. Зато Людовико Эйнауди - самый популярный композитор в стриминговых сервисах, у него 400 тысяч поклонников в Spotify — больше чем у Бетховена. 60-летний итальянский композитор стал ролевой моделью для многих молодых сочинителей. Например, для немца Мартина Кольстеда, воспроизводящего в своих пьесах успокаивающий зеленый шум лесов родной Тюрингии, или москвича Миши Мищенко, к 25 годам выпустившего 25 альбомов.

Людовико Эйнауди считает, что задача музыки — вызывать эмоциональный отклик у слушателя, не  стесняясь, давить на кнопки чувств в его душе, и говорит, что ценит шлягеры Portishead, Radiohead и Эминема выше многих классических произведений. Тем самым, он, конечно, слегка дразнит эстетов, которым чем головоломнее, тем лучше, но не кривит душой. Обращаясь к молодой аудитории, Людовико Эйнауди использует понятный ей язык поп-музыки, подгоняя свои сочинения под лаконичный формат, который современный человек способен усвоить. Нам ведь трудно сконцентрировать свое внимание на чем-нибудь дольше чем на 5-7 минут — отвлекает смартфон, как тут слушать симфонии в бетховенской традиции, в которых, как в больших романах, идет круговерть событий. По сути,  Эйнауди комбинирует шубертовский романтизм с идеями большого немецкого композитора, настоящего неоклассика Пауля Хиндемита, сформулировавшего концепцию  «gebrauchsmusik» — музыки быта. Он был уверен  в том, что композитор должен писать полезную музыку для повседневной жизни. Хиндемит говорил: «Время композиторов, которые сочиняют только для себя, ушло навсегда». Людовико Эйнауди, как и другие «неоклассики», пытающиеся ненадолго вырвать своих современников из цепких лап суеты повседневности, могли бы под этими словами подписаться.