Глава Фонда «Екатерина» Владимир Семенихин: Мы частные коллекционеры, поэтому у нас больше прав, чем у музея
На вернисаже в фонде «Екатерина», как всегда, яблоку негде упасть, хотя работы выставлены по большей части знакомые, даже можно сказать хрестоматийные. Бронзовые Микки и Минни с серпом и молотом встречают на входе, восковая теннисистка Кулика играет на разрыв аорты, Чаплин грустно смотрит глазами Влада Мамышева-Монро, бесконечно веселятся инопланетяне Виноградова и Дубосарского, «Синие носы» заставляют Ленина крутиться волчком в картонной коробке и выдают за супрематизм бутерброд из сырокопченой с бородинским – разудалая и беспечная компания, еще более веселая, чем гости с бокалами игристого. Екатерина и Владимир Семенихины показывают избранные работы из своей коллекции, созданные и приобретенные в первой половине нулевых, – пристрастная история не столько искусства, сколько собственного собирательства.
СВладимир, расскажите, довольны ли тем, как в этот раз представлена ваша коллекция?
Безусловно. Вообще, у нас в фонде главным драйвером является Екатерина. Вы берете интервью у меня, но, в принципе, должны у нас обоих. Так уж повелось, что я лицо фонда, но всеми его делами больше занимается она. Мы часто шутим, что в публикациях о фонде Владимир Семенихин – это псевдоним Екатерины Семенихиной. В этой шутке есть доля шутки.
Мы довольно давно не делали выставок на основе только своей коллекции. Нынешний проект – экскурс в то, как мы начинали собирать актуальное искусство. Мы анализируем период с 2000 по 2005 год, но главная цель – показать широкой публике, какие работы нас привлекали и где мы их приобретали.
СА как вы вообще начали собирать современное искусство?
Первые покупки были абсолютно интуитивными. Мы начинали с классики, самая ранняя работа в нашей коллекции – пейзаж Федора Матвеева 1778 года, один из первых известных в его творчестве, мы показывали его на выставке в Третьяковской галерее. От классики мы перешли к авангарду, открыли для себя «Бубновый валет», потом начали приобретать нонконформистов. И в этот момент наши друзья-художники стали говорить: «Ну что вы сидите, работы же уходят! Вы и нас поддержите, и себе хорошие вещи приобретете, вам точно это понравится». Они, конечно, были правы, и сейчас нам нравится, но в тот момент актуальное искусство было для нас совсем непонятным. Вот убеленный сединами художник – он мэтр, а актуальное – еще же неясно, кто есть кто. Но друзья нам говорили: мы точно знаем, кто мэтр, вот лучшие работы. Мы посмотрели – не шокирующие, красивые. И начали покупать. А дальше, по мере того как накапливается опыт и складывается своя коллекция, развивается глаз, и ты уже приходишь на выставку и понимаешь: вот это интересно, это хорошо ложится в нашу подборку. Мы очень рады, что тогда нас заставили обратить внимание на актуальных художников. Но почва была уже готова. Ну а сейчас, оглядываясь на то, что было десять-пятнадцать лет назад, мы готовы делиться опытом и с другими.
СНа выставке много крупноформатных работ. Как вы с ними живете?
Большая их часть хранится в депозитариях, потому что любое жилище может вместить одну, две, пять крупногабаритных вещей, не больше. Но для художника это отражение его ощущения реальности. Сегодня оно открытое, масштабное. Миниатюра тоже имеет право на существование, но к ней нужно подойти, рассмотреть, иногда взять лупу, чтобы понять, что это. А тут за десять, двадцать или пятьдесят метров ты можешь увидеть работу, мгновенно оценить, сказать Wow!
СДля вас при выборе работ этот вау-эффект насколько важен?
В моем понимании актуальное искусство базируется даже не на вау-эффекте, а на шок-эффекте. Для созерцания, возможно, это здорово. Для приобретения – нет. Некоторые работы визуально неприятны. Они созданы специально, чтобы провоцировать, но жить с ними невозможно. Такие работы мы не приобретаем в принципе. Мы покупаем красивое искусство – то, которое нам нравится и с которым мы сможем жить. Несмотря на то что большинство работ хранится в запасниках, любую из них, ну или почти любую, можно повесить дома. Мы любим все, что покупаем, именно поэтому мы не расстались ни с одной картиной классического периода. И в этом своеобразие нашей коллекции – она разноплановая. Страшно признаться, до какой степени широки наши интересы. Скульптура, графика, живопись, народные промыслы, русское искусство, зарубежное – нам все интересно. Мы же не закрыли коллекцию, она находится в процессе.
СИ вам никогда не приходилось разочаровываться в своем выборе и продавать отдельные работы?
Когда приобретаешь то, что нравится, относишься к этому как к своему ребенку. Если что-то не сложилось, ты же все равно его любишь. Ну да, оказался непутевый, но твой. А если путевый, так ты за него горд. Так же и с картинами. За неказистой внешностью может скрываться большой потенциал. Наш выбор – сознательный, и нам за него не стыдно. Для кого-то показать коллекцию – как раздеться, но мы так не считаем. Конечно, сначала сомнения были. Когда мы только погрузились в актуальное искусство, оно нас захватило, мы покупали достаточно много. Для нас, для меня особенно, это был новый этап, и я думал, вдруг я в чем-то переборщил. Тогда я решил попробовать продать несколько вещей, чтобы себя проверить. И продал работы три или четыре. Теперь с таким сожалением и смехом вспоминаю эту проверку! Зачем я это делал? Сейчас на рынке подобных работ просто нет, люди, которые их приобрели, счастливы. Одну работу вынесли в тот же вечер, как только я ее предложил. Я пытался вернуть назад, но не отдали и даже добавили денег к первоначальной цене. Сейчас я понимаю, что не нужно было этого делать. Но тогда эти продажи убедили меня, что мы все делаем правильно.
СИ что стало первым в коллекции, на какие работы актуальных художников вы решились?
Конкретные имена уже не назову, но мы изначально приобретали самые важные работы этого периода, которые вы сейчас видите на выставке. Действительно, самые важные. Честно говоря, по уровню собрания не уверен, что в каком-то нашем музее существует такая подборка. Позже мы докупали работы отдельных направлений или художников, чтобы представить их во всем многообразии. Знаете, здесь главный фактор – время. Если упускаешь момент, бюджет нужен уже совсем другой. Начало нулевых – сумасшедший период роста. Я не хочу расстраивать читателей тем, сколько это стоило тогда просто потому, что не было модно, не было нужно. Конечно, сейчас время непростое, мы не можем себе позволить то, что могли раньше. Но этот период пройдет, будет лучше, мы привыкнем к новому обменному курсу. А пока надо больше работать.
СХудожники пишут для вас работы?
Нет. Нам это не нравится не только в искусстве, но и в других сферах жизни. Приведу хорошо понятную вам, как девушке, параллель с драгоценностями. Вот приходите вы в ювелирный магазин, видите украшение, оно вам нравится, вы его покупаете и, счастливая, уходите. Или вам его дарят, и оно может нравиться или не очень, но вы все равно рады – это подарок, и это здорово. Но когда вы делаете украшение на заказ, бывает, что результат не оправдывает ожиданий. Я сталкивался с этим на практике. И вроде мастер сделал все, как ты просил, но то ли ты объяснил плохо, то ли мастер плохой – думаешь-гадаешь, кто неправ, но в любом случае неприятно. Так же и с искусством. Вдохновение художника рублем ведь не меряется. Если посмотреть на классиков и современных художников, видно, на заказ это сделано или для себя, для той эйфории, которая была у художника в тот момент.
СДрузья спрашивают у вас совета, что и как покупать?
Конечно. Но делают всегда по-своему. Совет один – покупать то, с чем сможешь жить всю жизнь. Тогда ты никогда не будешь расстраиваться. Нас часто спрашивают, как делать инвестиции в искусство. Но мы никогда не инвестируем, мы приобретаем вещи, которые нам нравятся. Мы не торговцы, мы собиратели – это в корне разные подходы. И если ты в этом не разбираешься, лучше не начинать. Это как на фондовом рынке: если не понимаешь, что такое акции, лучше их не приобретай. Или сначала изучай рынок – стань специалистом, пойми, что является главным, и тогда тренд повышения или понижения ты будешь использовать себе во благо. Так же и с искусством.
СУ вас есть ощущение, что вы пишете историю?
Так как мы люди публичные, мы чувствуем, что в своих поступках должны избегать крайностей. Но благодаря тому что мы частные коллекционеры, у нас гораздо больше прав, чем у музея. Музей не может закрыться, а частная коллекция – может. Даже не обязательно из-за финансовых обстоятельств, а просто потому, что все надоело или окружающие не так воспринимают, не те кураторы оказались рядом, коллекционер увлекся чем-то другим. Конечно, мы думаем о будущем, но мы не музей.
СПочему? Мне как раз казалось, что вашу коллекцию можно считать полноценным музеем.
У нас музейный подход к собирательству, и он очень помогает в формировании коллекции и в целом в работе фонда. Но мы не музей и сознательно себя так не называем. Музей должен существовать после того, как тебя не стало. Но чтобы его сохранить, чтобы наследники ничего не растащили, нужно продумать все юридические детали, создать эндаумент-фонд. Сложно все предусмотреть. У руля музея может оказаться человек, который не будет твоим последователем и сделает все по-своему. Как это все прописать? Разумеется, есть частные фонды, к работе которых привлечены правильные кураторы, которые не интересуются сиюминутной выгодой и смотрят в будущее. Вот к этому мы, вероятно, тоже когда-то придем.С