О нелюбви

Лестница на Марс

В их доме располагалась лавка старьевщика, и Мартин по привычке остановился, чтобы рассмотреть забавные вещицы. На этот раз его глаза, привыкшие копаться во всяком барахле, остановились на чашке. Он сразу понял, что чашка, стоявшая на блюдце, которое в свою очередь стояло на тарелке, были из совсем разных опер. Нет, они подходили по тону, но все же были из разного набора: тарелка, как спина кита, блюдце, выгнутое словно панцирь черепахи, и чашка на полусфере, на которой, взявшись за руки и откинувшись, стояли мальчик и девочка. Такого в мире не бывает?

— Сколько? — спросил Мартин, зайдя в лавку к старьевщику — кажется, тот был пакистанцем.

— 10 евро! — ответил старьевщик, продолжая сметать щеткой пыль с вещей.

— За одну чашку, — изумился Мартин, — неслыханные цены.

— Нет, за весь комплект.

— Но эта чашка из другого набора.

— Они продаются вместе.

— Но, — попытался было снова возразить Мартин, пока не находя слов.

— Вместе, — широко улыбнулся, как бы давая понять, что он согласен с наблюдением Мартина, но таковы правила, а правила в лавке пока еще устанавливает хозяин, и не Мартину их менять.

Правильно истолковав лукавый взгляд продавца, Мартин растерянно посмотрел по сторонам.

— За 10 евро, — нашелся он, — я возьму эту чашку вместе вон с тем старым пластиковым будильником. Думаю, чашка к нему больше подходит.

— Ок! — рассмеявшись, согласился продавец, уже не знавший, как избавиться от цветастого желто-красного китайского барахла. — Будильник, так будильник. Слово покупателя — закон.

Положив чашку в один карман пальто, а будильник в другой (карманы и так были оттопырены), довольный улыбающийся Мартин вышел на солнечный свет, который после полумрака лавки на время ослепил его. Чтобы не рисковать, он решил перейти дорогу у светофора.

Но, ослепленный, он не мог видеть не только машин, но и сигнала светофора. Он все еще щурился и прикладывал козырьком ладонь к съежившимся бровям, когда вдруг где-то слева чуть ниже сердечного желудочка раздалось протяжное «пи-и-ип», словно у него не было сердца, а вместо него искусственный прибор, который нужно подзаряжать каждые двенадцать часов.

Прошло несколько секунд, прежде чем Мартин понял, что это звенит будильник. Еще несколько секунд ушло на то, чтобы вытащить будильник из кармана. За это время слепая женщина, шаркая подошвами и стуча по мостовой палочкой, начала осторожно переходить проезжую часть. На середине полосы, сделав резкий вираж, ее стала объезжать машина. Сначала слева, но когда слепая старушка притормозила, услышав звук, справа. Старуха метнулась! На полной скорости автомобиль вышиб из ее рук палку, которая разлетелась на два куска. Пожилая женщина, откинувшись назад, грохнулась спиной и, возможно, головой на асфальт. Машина, не снижая скорости, скрылась из виду.

Только теперь Мартин понял, что во всем виноват будильник. Это услышав его звук, старушка стала переходить дорогу. Мартин смотрел на это, открыв рот и держа будильник в руке.

— Скорую, — бросился Мартин на помощь женщине, — надо вызвать скорую!

— Нет-нет, не надо, — села старушка. — Со мной вроде все в порядке. К тому же у меня нет страховки. Только голова ужасно кружится...

— Я вас провожу, — предложил Мартин. — Где вы живете?

— Лучше помогите мне найти мою палку — мой третий глаз, — предложила бабушка. — Я и так почти уже дошла.

— Палка, к сожалению, треснула пополам, — пояснил Мартин. — Но не беспокойтесь, мы закажем новую! Скажите, ваши кости целы? Ничто не повреждено?

— Ах, очень жаль, — расстроилась пожилая женщина, — тогда я принимаю ваше предложение. Без палки мне будет тяжеловато преодолеть оставшиеся метры.

И они вдвоем вошли в арку самого ужасного дома в мире. По пути они познакомились. Мартин так старался поддерживать Илану под локоть, что забыл рассмотреть и двор, и внутренний фасад дома. Мартину казалось, что кости женщины были такими тонкими, что могли вылететь из суставов и рассыпаться на мелкие части.

По привычке женщина выкидывала вперед ноги и вместо палки ощупывала пространство носком. На ступеньки лестницы она ступала так же аккуратно, словно те были крылатыми качелями. Держась за выщербленные перила и ощупав связку, словно крутя барабаны из детского городка, она выбрала нужный ключ и, взяв его за окончание, направила в замочную скважину, которую нащупала другой рукой. Все очень близко и зыбко.

Только в квартире Илана расслабилась. Здесь ей был знаком каждый предмет. А вот Мартин, наоборот, стал осторожным, словно уловил тлетворный запах смерти. В квартире, большие комнаты которой выходили на противоположные западную и восточную стороны, пол был покрыт толстым слоем пыли.

— Не снимайте обувь, у меня не прибрано! — потребовала Илана, хотя Мартин и не собирался ее снимать.

Посадив женщину в кресло-качалку, Мартин подошел к окну, чтобы расшторить его и пустить свет в комнату. Но это ненамного облегчило положение, потому что окна были грязные. Грязь лежала и на подоконнике.

Словно в детстве, Мартин пальцем стал писать на окне.

«Свинья, — написал он об уехавшем с места аварии водителе. — Какой же вы водитель машины? Свинья!»

— Думаю, это мог быть и мой муж, — отозвалась старушка на слова Мартина, которые, как ему казалось, он проговаривал про себя.

— Как?! — удивился Мартин. — Что вы имеете в виду?

— Думаю, это мог быть мой муж, потому что однажды Франц вот так же оставил меня на середине дороге, растерявшуюся и почти рухнувшую наземь.

— Он вас бросил? — спросил Мартин, понимая всю неловкость своего вопроса.

— Нет, что вы! Он умер от сердечной недостаточности. Его сердце было увеличено в несколько раз.

— Соболезную, — сказал Мартин, все еще стоя спиной к женщине, и она это поняла.

— Вы ведь сейчас смотрите на дом напротив? — спросила Илана, желая поскорее переключить разговор на своего визави. — Расскажите, как он выглядит? Давно хотела знать.

— Ничего особенного в нем нет, — солгал Мартин. — Обычный барочный концерт. Чересчур много завитушек, балкончиков и полное отсутствие вкуса.

— Мой муж с вами бы согласился. Он это называл избыточным стилем. Франц утверждал, что наш дом — лучший в округе.

— А вы знаете, что ваш дом — настоящее произведение искусства, — продолжил Мартин. — Его построил известный архитектор. Снаружи он как крепость, а внутри — настоящее небо.

— Не знала об этом, — сказала женщина, раскачиваясь в кресле. — Это социальное жилье. Нам его предоставили по инвалидности.

— Тем не менее. Его построил знаменитый архитектор Ханс Кольхофф. Он также построил одно из самых высоких зданий в Берлине — башню на Потсдамерплатц.

— А вы знаете, он правда как небо, — словно поймав волну, Илана согласилась и начала раскачиваться в кресле-качалке. — Когда я прихожу сюда, я так же расслабляюсь, разжимаю все мышцы, даже мышцы лица. И тогда у меня наступает ощущение полета, особенно когда я сажусь в кресло-качалку. Как будто летаю. Я парю над городом.

— Хорошо сказано! — улыбнулся Мартин.

— Хотя, что это я все о себе да о себе. Хотите чаю?

— Сидите, сидите, — тоже спохватился Мартин. — Я сам все сделаю. Он прошел на кухню и увидел в раковине гору грязной посуды с ошметками еды — картофелем и лапшой. Такой небьющейся из «Икеи». Посуда в кухонном шкафу была вымыта так плохо, что на дне стаканов образовались многослойные чайные разводы. Тарелки и блюдца напоминали ракушечник с наростами соленых отложений и моллюсками отбросов.

«Здесь работы на несколько бригад клининговых компаний!» — профессионально оценил ситуацию Мартин, прикидывая, во сколько обойдется старушке уборка со всеми скидками.

Пока чайник закипал, Мартин принялся искать чашку почище. Затем, отыскав один бокал, который, видимо, принадлежал хозяину квартиры и потому более-менее сохранил чистоту, сполоснул его, бросил на дно лягушку и залил кипятком. Лягушка съежилась и, словно краб, стала выпускать из себя чернила-внутренности, создавая облака видимости чая.

Вторую не черную изнутри посудину найти не удавалось. Да и не хотелось копаться во внутренностях раковины. И тут Мартину опять пришла оригинальная идея. Он достал чашку из кармана пальто, ту самую чашку, которую только что купил у старьевщика.

— Чай готов, — сам себе улыбнулся Мартин. Спустя секунду он принес на подносе и поставил чашку перед старушкой, а сам, сжимая бокал в руке, занял свою исходную позицию у окна. Действие второе вот-вот должно было начаться.

В полной тишине Мартин наблюдал, как женщина взяла чашку руками и стала ее ощупывать. И то, что она ощущала, тут же отражалось на ее лице. Вся гамма недоумения и замешательства.

Илана раскачивалась в кресле, которое чуть-чуть поскрипывало.

— Откуда эта чашка? — спросила неожиданно серьезно женщина. Она снова вся напряглась, и в наступившей тишине казалось: еще качок — и она опрокинется вместе с чашкой назад.

Тут Мартин вспомнил, что это из-за его будильника она чуть не расшиблась.

— Не знаю, — он так и не решился признаться.— Я взял ее с буфета.

— С большого чайного шкафа? — уточнила женщина. — До которого я не дотягиваюсь?

— Да! — подтвердил Мартин. — Именно!

Он уже пожалел, что снова решил соригинальничать. Потому что из-за этой своей оригинальности и остроумности он уже рассорился с друзьями и чуть было не убил человека.

— И все же очень любопытно, кто ее принес? — продолжала, раскачиваясь в кресле, рассуждать женщина. — Потому что, сдается мне, это не просто чашка. Это послание.

— Все может быть, — пожал плечами Мартин.

— Вот здесь, — словно подтверждая свою догадку, произнесла Илана, — здесь на чашке рельефные контуры мужчины и женщины, оба вытянули руки, будто мужчина что-то передает женщине.

— Или мальчик зовет девочку поиграть в прятки! — невпопад ляпнул Мартин.

— Но поскольку, — продолжила Илана, — в руках у него ничего нет, можно предположить, что он передает именно эту чашку. А поскольку ни вы, ни я точно не знаем, кто принес эту чашку, у меня есть предположение.

— И... — протянул Мартин, широко расплываясь в улыбке, которую Илана видеть не могла.

— Это мог быть только мой муж. У него была такая привычка подкладывать подарки в неизвестное место. Он так радовался, когда я их находила, потому что любил именно сюрпризы. А просто так дарить подарки Францу не доставляло удовольствия. Только неожиданно. Поэтому каждый день у нас походил на игру в сапера или кошки-мышки.

На щеке женщины появилась слеза. Мартин пригубил горячий чай, и глоток пробрал его до печенок, словно он проглотил шпагу.

— О, это было очень смешно! Однажды он подарил мне метроном и сильно смеялся, когда я пыталась разобраться, что это. Он умел смеяться беззвучно, как и вы.

После признания Иланы Мартин подумал, что она только прикидывается слепой.

— Я его пытала, мучила. Но он не признавался ни в какую. В конце концов я пошла в библиотеку и прочитала. Но по-прежнему продолжала делать вид, что не знаю. Потому что его забавляло, когда я спрашивала про метроном. Я чувствую, он где-то рядом. Чувствую его дух в этой комнате. Я поэтому не убираюсь и не пускаю уборщицу из службы помощи, чтобы сохранить все, как было при нем, сохранить его запах. Когда его не стало, я все ходила и ходила по квартире. Будто что-то искала. Все вокруг опустело, а мне в этом опустении виделась некая недосказанность. И теперь я уверена, это его подарок, — сказала Илана, глядя куда-то мимо гостя.

Мартин обернулся и увидел метроном.

— Я ничего здесь не тронула, и вы, пожалуйста, не троньте. Я знаю, ему тяжело там без меня. Он ведь был таким беспомощным. Мне приходилось постоянно заботиться о нем. К тому же он очень фальшиво пел. Но просто, а очень фальшиво. Я, как слепой человек, обладаю прекрасным слухом. Но я всегда делала вид, что он прекрасно поет. В какой-то момент мне даже стало нравиться, как он фальшивит. Как ему нравилось, что я не вижу, когда он танцует для меня по воскресеньям стриптиз. Потому что, думаю, танцевал он еще хуже, чем пел. Я же по нашей договоренности танцевала по субботам, танцевала превосходно, по крайней мере, Франц был жутко доволен. Но, скажу вам по секрету, иногда я притворялась, что ничего не вижу. Это когда он завел себе любовницу. Он приходил от нее и, как слепой котенок, метался по комнате. Делал все невпопад. Сшибал предметы. Она его мучила, изводила до такой степени. Бедный птенчик, он уходил в другую комнату, включал воду и старался говорить тихо. А я все равно слышала. Я слышала даже, как он перепрятывал презервативы.

— Вы знаете, — сказал Мартин, — я должен вам признаться.

— В чем? — напряглась Илана.

— Это из-за меня вы чуть не попали под машину. Я купил у старьевщика будильник. А вы, должно быть, подумали, что это пропиликал разрешающий сигнал светофора.

— Пустяки! — махнула рукой Илана. — Вы тут ни при чем! Я давно хочу сама умереть и встретиться с Францем. Не казните себя понапрасну.

— Я никогда не казню себя! — признался Мартин. — А с чего вы взяли, что муж ждет вас, а не завел себе на том свете новую пассию?

— Этим подарком, — она нежно погладила чашку, — он будто говорит мне, что после смерти есть еще жизнь. И он приглашает меня в эту жизнь, чтобы испить еще одну чашу на двоих.