Фото: ИТАР-ТАСС
Фото: ИТАР-ТАСС

Документальная проза — это история, обращенная лицом к человеку

Мне кажется, документальная литература всегда была интересна, не только сейчас. Вообще беллетристика — это позднее изобретение человечества. Документальная литература родилась раньше, чем художественная, и, подозреваю, проживет дольше. Если у вас нет филологического образования, вы не назовете ни одного античного романа, но вы обязательно слышали о Плутархе, Таците и других античных историках. Их интересно читать до сих пор не потому, что они во всем достоверны, а потому, что у них не было сознательной установки на вымысел.

После 16 лет читать исторические романы вредно: портится вкус

Существуют прекрасные квазиисторические романы. Скажем, «Воспоминания Адриана» французско-бельгийской писательницы Маргерит Юрсенар. Это имитация дневников римского императора Адриана, которая не имеет никакого отношения ни к Адриану, ни к Римской империи. Но книга совершенно замечательная.

Нельзя сказать, где кончается современность и начинается история

Есть мнение, что «Война и мир» для Толстого — не исторический роман. История начинается для нас за пределами памяти трех поколений. Для меня революция и Гражданская война — время, когда уже были взрослыми мои дед и бабушка, которых я прекрасно помню. Во мне живет их память. Все призывы писать о современности — спекулятивные. Границу между настоящим и прошлым каждый очерчивает для себя сам.

Я не делю людей по их политическим убеждениям

Мое глубокое убеждение в том, что нужно с этим кончать. Не нужно распределять свои симпатии в зависимости от того, был ли человек на стороне белых или на стороне красных. В любом лагере одни сумели остаться людьми, другие — нет. Вот нас в школе учили, что красные были красными, потому что начитались Маркса и поддерживали его идеи, а белые были за царя. На самом деле 90 процентов, а то и 99 оказывались в том или ином стане из-за происхождения, дружеских связей, места жительства и прочих подобных причин. Если в 1918-м году ты жил в Омске, тебя мобилизовали в Белую армию. А если в Перми — в Красную. Осознанный выбор делали очень немногие, зато многие постоянно перебегали из одного лагеря в другой. В моей последней книге «Зимняя дорога» два главных героя: один белый, другой красный. Но Пепеляев с его идеалами вполне мог оказаться у красных, а полный георгиевский кавалер Строд — у белых. Трагедия в том, что эти замечательные люди сражались за одно и то же, но по разные стороны баррикад. Отсюда ощущение бессмысленности этой войны.

В мире хватает информационного шума по поводу Донбасса и Сирии. Мне тут добавить нечего

Когда долго живешь, приходишь к убеждению, что ты не обязан по каждому вопросу вырабатывать свое мнение. В юности я считал, что это обязательно, но сейчас… Я не обладаю достаточной информацией о том, что происходит, например, в Сирии. Поэтому стараюсь помалкивать. Что касается войны на Украине, то, думаю, там есть элементы того, о чем я пишу в «Зимней дороге» — трагического столкновения двух сил, каждая из которых обладает только частью правды. Но думает, что обладает всей правдой.

Для такого рода литературы мои книги продаются хорошо

У моих документальных книг ограниченный круг читателей, там же много про войну. А в России основной читатель — женщины. Женщины читают, потому что хотят стать лучше. А мы, мужчины, по большей части уверены, что и так хороши.