Ричард Бротиган: Извращенный детектив

Пить

Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и им было очень грустно. После своей любви им всегда было грустно, впрочем, им и так почти все время было грустно, поэтому какая, собственно, разница, разве что сейчас им было тепло, и они касались друг друга, обнаженные, и страсть на свой особый манер только что пересекла их тела, будто стая странных птиц или одна темная птица.

Они долго ничего не говорили.

Констанс, слушая ночные машины за окном, как тиканье часов, думала о Бобе и о том, до чего сильно любит его и сколько еще она выдержит так, как оно сейчас, и почему он не может избавиться от бородавок, и почему два врача не смогли его вылечить.

Она знала, что у всего на свете должен быть конец.

Затем она подумала о стакане воды.

Боб, конечно же, думал о «Греческой антологии».

«Тебе с каждым мгновеньем все страшнее», — мысленно процитировал он.

— Я хочу пить, — сказала Констанс.

Паровозный пузырь

— О БОЖЕ! КЕГЕЛЬБАННЫЕ ПРИЗЫ ПРОПАЛИ!

Еще о «Греческой антологии»

— Хочешь еще послушать из «Греческой антологии»? — спросил Боб у Констанс.

Он держал книгу в руках. Это было «Патнэмовское» издание 1928 года с золотым тиснением на темной обложке, часть «Классической библиотеки Лоуба». У него были все три тома «Греческой антологии», но он никогда не мог найти больше одного за раз. Они пропадали и возникали вновь, как домашние тайны.

Страницы покрылись от времени желтоватыми пятнами, и вся книга пахла пылью так, что некоторым ни с того ни с сего становится грустно. На других людей так же действуют щербатые жалюзи в старых заброшенных домах.

— Да, — ответила она, — неплохо бы. — Хотя на самом деле ей было глубоко наплевать на «Греческую антологию». Ей хотелось лишь стакан воды.

— Дай только схожу, стакан воды налью, — сказала она. — Пить хочется. — Она стала выбираться из постели.

— Нет, давай я, — сказал Боб. — Лежи, где лежишь.

Он отложил книгу, встал с кровати и вышел из комнаты. Она хотела сходить за стаканом воды сама, но не успела и слова сказать, а он уже ушел. Ей по правде очень хотелось пить, и она не желала полагаться на его бестолковость.

Как долго, подумала она, у него займет принести стакан воды, если, конечно, он вообще вспомнит, зачем отправился на кухню, когда туда придет.

Констанс была права.

Он вернулся лишь через десять минут.

Десять минут тянулись медленно, потому что ей очень хотелось пить. Тем вечером рот у нее был заткнут долго.

Констанс поглядела на книгу на кровати. Протянула к ней руку, но не донесла и отдернула. Она ненавидела «Греческую антологию», поскольку та занимала важное место в окружающем их несчастье. Для нее эта книга древней поэзии была симптомом бородавок.

Ей вдруг захотелось выбросить книгу в окно, увидеть, как та падает под колеса вечерних машин, но она тут же передумала, пока книга еще летела по воздуху у нее в уме.

Она вновь обратилась мыслями к тому, что́ задерживает его в кухне. Стакан воды — обычно же это несложно. Ей опять стало грустно.

Прошло десять минут.

Констанс приподнялась было на кровати, но из коридора донеслись шаги Боба, и она осталась там же, где была, и добила последние секунды ожидания.

— Держи, — улыбнулся Боб. В руке у него был сэндвич. — Замечательный сэндвич с арахисовым маслом и клубничным вареньем. Ты же так есть хотела, поэтому вот.

И Боб вручил сэндвич Констанс.

Она уставилась на него.

Братья Логан дают обет

В тот вечер, когда украли кегельбанные призы, откуда ни возьмись разразилась гроза с громом и молнией. Братья Логан смотрели на пустой сервант, не веря своим глазам, а в вышине над ними, словно ополоумевший шар, небо пугал грохот кегельбанного грома с молнией.

Гроза была как идеальная партия на триста очков.

Кровью братьев Логан, смотревших на пустой сервант, завладела ненависть. Тем, кто спер призы, недостало учтивости оставить им хотя бы один. Вот сволочи!!! Сами теперь поставили себя вне людских законов.

Братья Логан поклялись отомстить.

Их мать держала в руках семейную Библию, а братья Логан мрачно клялись на ней отыскать украденные кегельбанные призы и вернуть их, сколько бы это ни заняло и скольких бы лишений ни потребовало, на их законное место — в дубовый сервант родительского дома.

Гроза сотрясала дом.

Их мать плакала, держа Библию.

Их отец глядел в пол и хотел бы ремонтировать сейчас коробку передач.

Сестры Логан, разумеется, дружно отсутствовали, занимаясь тем же, чем и предыдущие семь раз. Если бы в «Книге рекордов Гиннесса» имелась категория для того, чем они занимались, они обязательно установили бы рекорд.

Их отец жалел, что жизнь — не такая простая штука, как коробка передач.

Но увы.