Дежурная красавица

Двадцатого ноября 2009 года на сайте британского научного еженедельника New Scientist, одного из самых известных научных изданий в мире, было опубликовано интервью с бывшей проституткой. Интервью было практически целиком посвящено ее персональному опыту работы в соответствующей сфере. До этого бывшая проститутка согласилась побеседовать с The Guardian и The Sunday Times, после чего сообщила, что она очень занята и поэтому прекращает общение с прессой. Пресса между тем жаждала узнать как можно больше подробностей о скандальной истории, в центре которой оказалась эта женщина. В какой-то момент она пошутила: «Ну, если New Scientist захочет взять у меня интервью, то я соглашусь».

New Scientist, узнав об этой шутке, ровно так и поступил. Однако первый вопрос, с которым корреспондент журнала обратился к женщине, чьи сексуальные вкусы, заработки на ниве проституции, отношения с клиентами и любовниками, физиологические особенности и гигиенические предпочтения уже несколько лет обсуждались миллионами людей, звучал так: «Верно ли, что в одном из ваших исследований вы демонстрируете возможную связь между раком щитовидной железы у женщин графства Камбрия в Северо-Западной Англии и радиоактивными осадками в Чернобыле?» Бывшая проститутка ответила утвердительно.

***

Еще за пять дней до этого интервью собеседница высоколобого журнала была скандально известна практически во всем западном мире как Бель де Жур (Belle de Jour, «Дневная красавица», как в книге Кесселя и фильме Бунюэля), автор сверхпопулярного блога «Интимный дневник лондонской девушки по вызову» и книг, написанных на основе этого блога. Книги, в свою очередь, послужили толчком к созданию одноименного сериала с сексапильной, пухленькой молодой актрисой Билли Пайпер в главной роли. Установить личность Бель до недавних пор не удавалось никому, но информации об этой личности у читающей публики было предостаточно. Хотя бы потому, что первая же книга Бель де Жур открывалась фразой «Для начала вам следует узнать обо мне вот что: я шлюха». Но 15 ноября 2009 года выяснилось, что правда об этой женщине гораздо скандальнее, чем ее самые скандальные заявления. Газета The Sunday Times, с которой автор «Дневников» сотрудничала несколько лет, опубликовала сенсационный материал – интервью с человеком, скрывавшимся за псевдонимом Бель де Жур. И если до этого момента читателей интересовало, шлюха она или не шлюха, то теперь даже тем, кто никогда не слышал о «Дневниках девушки по вызову», пришлось задуматься над куда более сложной проблемой: как человек, живущий в современном мире, должен отвечать (в первую очередь самому себе) на вопрос «Кто я такой?» – и существует ли сегодня в принципе однозначный ответ на подобный вопрос.

Элитная девушка по вызову, автор провокационных дневников, романтичная и роковая пассия своих многочисленных, подробно описанных любовников оказалась доктором наук Брук Магнанти, обладателем Ph. D. в области эпидемиологии, информатики и криминалистики, сотрудником «Бристольской инициативы по исследованию детского здоровья», экспертом по канцерогенным органофосфатам.

Новостями в жанре «известная актриса оказалась бывшей проституткой», «офицер полиции оказалась бывшей проституткой», «школьная учительница оказалась бывшей проституткой», «моя девушка оказалась бывшей проституткой» и другими, им подобными, еженедельно полнится желтая и желтоватая пресса. Такие открытия интересуют кого-нибудь день-другой, а потом забываются: в конце концов, по некоторым данным, каждая трехсотая женщина в Англии работает проституткой, и, наверное, хотя бы у некоторых из них есть повод что-то скрывать от общества. Но откровенное признание доктора Магнанти вызвало огромный резонанс: практически каждое уважающее себя периодическое издание в Англии и за рубежом, от New Scientist и The Times до журналов, посвященных проблемам высшего образования, и сайтов, занятых проблемами микро- и макроэкономики, опубликовало материал о том, что в течение четырнадцати месяцев, в 2003–2004 годах, доктор наук из Бристоля спала с «дюжинами или даже сотнями» незнакомых мужчин за триста фунтов в час (сто из которых шли в карман ее мадам).

По реакции прессы на раскрытие подлинной личности Бель де Жур и по тысячам комментариев, сопровождавших сообщения о докторе Магнанти в интернете, стало ясно: «знаменитая проститутка оказалась доктором наук» – это совсем не то же самое, что «никому не известная доктор наук оказалась проституткой». И дело тут, по всей видимости, не только в раскрученности бренда «Бель де Жур», над которым автор, его литагенты, издатели и кинопродюсеры работали много лет. Дело в том, что история Бель – это история не про проститутку, не про ученого и не про писателя, а про то, что для нас укладывается в представление о «проститутке», «ученом» или «писателе». А также о «читателе», «клиенте», «наблюдателе», «сутенере», «критике», «зрителе» и любом другом участнике или свидетеле этой истории. То есть о нас самих – и о наших близких знакомых.

***

В 2003 году онлайновые дневники были новейшей и моднейшей медийной фишкой, а авторов, способных вести остроумный, связный, интересный широким массам тематический блог, можно было пересчитать по пальцам. Естественно, бойко и живо написанный дневник Бель де Жур, элитной девушки по вызову, – триста фунтов в час, высшее образование, любовь к своему делу и масса интимных подробностей, щедро перемежающихся романтическими рассуждениями, – стал хитом. The Guardian назвала его «Блогом года – 2003». За довольно короткое время ежедневное количество посетителей блога достигло пятнадцати тысяч. Дальше за дело взялось издательство Orion Books, предложившее Бель издать дневник книгой, а позже – написать его продолжение, и становление бренда «Бель де Жур» пошло полным ходом.

Но при всей живости и остроумии человека, стоявшего за блогом и книгами «лондонской девушки по вызову», такие масштабы славы и успеха были возможны только при одном условии: у читателя должна была оставаться если не твердая уверенность, то хотя бы надежда на то, что с ним говорит реальный участник описываемых событий. Подлинная элитная проститутка с душой тургеневской девушки, интеллектом Марии Кюри и телом богини – именно она рассказывает о любви своих клиентов к анальному сексу и своего бойфренда к ношению женских кружевных трусиков. А Бель де Жур клялась, что она – тот человек, за которого себя выдает, но при этом на протяжении семи лет делала все от нее зависящее, чтобы ее личность невозможно было установить (позже она утверждала, что даже ее литагент не знал, кто она такая).

***

Естественно, такая тактика распаляла всех, кто наблюдал за взлетом литературной карьеры Бель: читателей, критиков, литературных детективов – то есть людей, прославившихся разгадыванием псевдонимов и выведением авторов на чистую воду. Вопрос «Кто такая Бель де Жур?» стал одной из самых интригующих литературных загадок десятилетия. В комментариях к многочисленным статьям о Бель ее читатели бились не на жизнь, а на смерть: «Верю!» против «Не верю!» Критики выдвигали версии: второсортный писатель пытается заработать денег упражнениями на «жареную» тему; сладострастный лысеющий мужчина средних лет делится своими фантазиями на радость другим сладострастным лысеющим мужчинам средних лет; закомплексованная домохозяйка наслаждается воображаемой свободой, пока варит мужу супы и утирает детям сопли. Нашлись блогеры, прогнавшие тексты Бель через электронный определитель пола автора по особенностям текста, и определитель уверенно заключил, что мы имеем дело с мужчиной. Литературный детектив Дон Фостер по заказу The Times попытался установить личность Бель: он проанализировал использование автором текстов собирательных существительных, дефисов, кавычек, курсива, сложносочиненных предложений и запятых и сделал вывод, – оговорив, правда, что вывод этот имеет лишь «значительную долю вероятности», – что от имени девушки по вызову пишет живущая в Манчестере прозаик и публицист Сара Чемпион.

Увы, впоследствии предположение профессора Фостера не подтвердилось. Уже тогда, до ошеломляющей истории с «доктором наук», было понятно, что вопрос «Кто такая Бель де Жур?» бледнеет перед куда более интригующим вопросом «Почему всем было так важно узнать, кто такая Бель де Жур?» Откуда взялось столь страстное желание публики узнать, кто скрывается за псевдонимом девушки с милым, но не гениальным писательским дарованием? Мировая литература переполнена книгами из жизни женщин, так или иначе бравших с клиентов деньги за оказание сексуальных услуг. Иногда эти книги оказывались подлинными дневниками, а иногда их действительно писали мужчины для удовольствия мужчин. Например, знаменитые «воспоминания» «Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех» были написаны Джоном Клеландом аж в 1748 году. Или – пример из другой эпохи – сверхпопулярная книга Ксавьеры Холландер «Счастливая шлюха», опубликованная в 1971 году и с тех пор разлетевшаяся по миру в шестнадцати миллионах копий: бывшая элитная проститутка, а впоследствии – мадам, не скрывала ни подробностей своей биографии, ни своего лица, хотя это доставило ей массу неприятностей с законом. Ее мемуары появились на самом пике сексуальной революции, в годы, когда даже буржуа стали устраивать на дому оргии для себя и своих соседей. Никто не сомневался, что мир, описываемый Холландер, существует и что образованная, остроумная, сексапильная женщина вроде нее вполне способна сделать в нем блестящую карьеру и написать об этом книгу. В последнее же время на одном только английском языке ежегодно выходит добрый десяток книг с подлинными или вымышленными рассказами секс-работниц. Нельзя сказать, чтобы эти книги или их авторы особенно кого-нибудь интересовали, и никто обычно не прилагает усилий для того, чтобы установить личность, скрывающуюся за тем или иным псевдонимом. Подобной литературы так много, что иногда начинает казаться, будто проституция стала для некоторых женщин чем-то вроде познавательной командировки, способной дать толчок к успешной писательской карьере. Интернет же вообще заставил мир пересмотреть свое отношение к вопросу об анонимности – и теперь нам вроде бы необязательно знать, что потирает довольный автор очередного популярного поста: свой шелковистый девичий животик или свое волосатое пивное брюхо. Но история с Бель де Жур оказалась совсем иного сорта.

Если бы Бель писала о сутенере, который ее избивает, родителях, которые жестоко с ней обращались, наркотиках, на которые ее посадили и ради которых она проделывала всякие отвратительные ей вещи, разбитом сердце и негодяях, пользовавшихся ее любовью и отнимавших у нее заработанные телом деньги, то ее книга растворилась бы в общей массе безусловно важных, но вполне однотипных исповедальных книг о проституции. Подлинное имя автора интересовало бы только социальных работников, решивших помочь жертве тяжелых жизненных обстоятельств, и полицию, намеренную повязать описанных в книге насильников, дилеров и сутенеров. У широкого читателя между тем не было бы никакого повода сомневаться, что все написанное – правда, потому что такая картина мира полностью совпадала бы с его представлениями о том, что за личность проститутка, что за личность ее сутенер, что за личность ее клиент.

Однако Бель де Жур совсем не хотела быть одной из этих примелькавшихся «личностей». Бель писала о себе, что она – женщина с высшим образованием из хорошей семьи. О том, что она не принимает наркотики, не курит и не злоупотребляет алкоголем. О том, что ее родители вполне догадываются, чем занимается их дочь. О счастливой любви и долгой совместной жизни с человеком, который знает, кем она работает. О том, что ее мадам обожает и бережет своих девочек. О клиентах, которые почти всегда оказываются «пушистыми ласковыми зайками», милыми и щедрыми. Об удовольствии работать очень мало, а получать триста фунтов в час и никогда не заботиться о деньгах. О друзьях, уважающих ее как профессионала. Наконец, о том, что проституция стала ее добровольным выбором, причем не в последнюю очередь из-за того, что она ужасно любит секс. И секс с клиентами ей почти всегда очень нравится. И что главная ее этическая проблема – как бы так изловчиться, чтобы не кончать под клиентом; в конце концов, она же не себя пришла ублажать: «Почти час (во время свидания с клиентом) я была на грани, но не могла же я позволить себе ослепление оргазмом на двухполосном шоссе? Так что когда я наконец добралась домой и заперла дверь, я скинула сапоги, стащила с себя брюки <...> и приспустила трусы...» Если мы допускали мысль о том, что Бель реально существует и при этом пишет правду, нам пришлось бы признать, что многие наши представления не только о проститутках и проституции, но и о нас и нашем обществе оказываются неверны.

Для культурного человека проститутка всегда была идеальным «другим» – тем, про которого мы твердо знали, что мы совсем иные и гораздо лучше. Нас успокаивало ее жалкое, унизительное настоящее, столь отличное от нашего: даже если проститутка (наложница, куртизанка, эскорт, девушка по вызову) была разодета в шелка и спала с миллионерами, мы-то знали, что она проделывает все, что ей велят, с отвращением и только ради денег. Мы провидели ее жалкое и, возможно, недолгое будущее – уж безусловно худшее, чем даже у самых незадачливых из нас, приличных людей: даже выйди она за прекрасного принца, он нет-нет да припомнил бы ей ее прошлое, а всплыви оно наружу – общество вообще навсегда бы отвернулось от этой падшей женщины. Наконец, мы могли предполагать, что ее прошлое было ужасно, наверняка ужаснее нашего: нищета? насилие? безграмотность? Если бы не полученные ею страшные психологические травмы, думали мы, она бы ни за что не выбрала для себя такую позорную профессию, а если бы у нее было какое-никакое образование, она могла бы устроиться секретаршей или официанткой. Иными словами, обществу всегда было удобно видеть в представительницах секс-индустрии или алчных гадин, презирающих и доящих клиента (и желтая пресса постоянно поддерживала этот образ – чего стоят недавние признания проститутки, спавшей с Берлускони), или несчастных жертв, которых следует жалеть и спасать. Так или иначе, средний класс твердо знал, что их дочерям могут грозить самые разные беды: анорексия, отсутствие способностей к медицине или социологии, кокаин, три-четыре развода – но не проституция.

Однако если Бель де Жур – это реальный человек, описывающий реальные ситуации (Мадам (при знакомстве): «Как обстоят ваши дела с категорией "А"?» Бель (удивленно): «Категорией "А"?» Мадам (понижая голос): «С аналом». Бель (с облегчением, весело): «Ах, да. Да, это пожалуйста. Если, конечно, я не обедала карри»), то читатель ее блога и ее книг поневоле задумывается уже не о том, кто такая проститутка, а о том, кто такой он сам. Бель рассказывала историю, участником которой мог оказаться абсолютно каждый: женщина, чтобы выбрать работу проститутки, не должна быть травмированной, умирающей от скуки, бездарной или нищей. Мужчина, живущий с самостоятельной представительницей среднего класса, не может быть уверен, что его подруга в свободное время не подрабатывает раздвиганием ног, – а если она решит именно так поступить, как он должен реагировать? Никто не мог быть ни в чем уверен: что я должен думать, делать и говорить, если моя подруга начнет рассказывать мне о своих профессиональных задачах, как иногда делает Бель со своими приятелями (обозначенными в текстах А1, А2, А3 и А4)? Те, для кого эти вопросы оказывались тревожными и мучительными, изо всех сил желали, чтобы личность Бель – ее подлинная, а не литературная личность – оказалась как можно более далекой от образа «счастливой шлюхи», и тогда все встало бы на свои места.

Естественно, были и такие, кто, напротив, изо всех сил хотел, чтобы подлинная личность автора «Интимного дневника» как можно точнее совпала с личностью главного персонажа. Их мотивы оказывались во всей истории наиболее очевидными (и, конечно, их не столько интересовала сама Бель, сколько они были заняты бесконечной саморефлексией). Многие представительницы среднего класса увидели в Бель героиню, давшую им надежду на существование мира куда более увлекательного, чем их собственный. А их мужья расслабились: прежде политики и феминистки определенного толка постоянно внушали им, что всякий клиент проститутки – грязный эксплуататор чужого несчастья, а всякие признаки удовольствия с ее стороны – циничное притворство. Теперь же эти обыватели получили право почувствовать себя приличными людьми, вступающими в равноправные деловые отношения с самостоятельной женщиной, любящей свою работу.

Наконец, еще одной категорией читателей, жаждавших узнать правду о Бель, оказались политики и политические активисты. Два постоянно борющихся социальных движения – за легализацию проституции и за ужесточение наказания всем, кто вовлечен в торговлю сексом, – существуют в последние тридцать с лишним лет практически в любой развитой стране. В Британии последних лет этот вопрос стоит особенно остро – хотя бы потому, что некоторые политические деятели (например, Харриет Харман, министр по делам женщин и вопросам равноправия) сделали вопрос о проституции, всегда живо интересующий и прессу, и избирателей, главной темой своих выступлений. Харман требует, чтобы нынешний британский закон о проституции был ужесточен. В современном мире политик, желающий признания масс, конечно, не может требовать запрета проституции, размахивая скрижалью с надписью «Не прелюбодействуй»: его голос вряд ли будет услышан. Поэтому Харман и ее коллеги апеллируют к моральному чувству избирателей другим способом. Они утверждают, что всякий, кто платит девушке за секс, косвенно содействует похищениям людей, работорговле, изнасилованиям, продаже наркотиков, развращению несовершеннолетних – словом, самым мерзким, самым грязным преступлениям, какие может вообразить современный человек, воспитанный в духе ненасильственного гуманизма. Харман и сторонники запрета проституции как будто дают обществу ответ на вопрос о том, «кто все эти люди»: проститутки – бесправные жертвы насилия и бесчеловечных преступлений; сутенеры – работорговцы, воздействующие на свой бесправный товар побоями, угрозами и наркотиками; покупатели – похотливые соучастники преступления, делающие вид, что они совершенно ни при чем. Бель посягнула на самые основы этой системы. Поэтому и для Харман, и для ее политических противников, отстаивающих право женщины распоряжаться своим телом, ответ на вопрос «Проститутка она или нет?» оказывался крайне важным.

Словом, до 15 ноября всем казалось, что главное в этой истории – дать ответ на этот вопрос. Но интервью доктора Брук Магнанти газете The Sunday Times радикально усложнило ситуацию. Брук не просто была девочкой из хорошей семьи – она была кандидатом в доктора наук, когда решила начать торговать сексуальными услугами. Проститутки, ставшие позднее докторами наук, были известны общественности и до Брук – например, художница и актриса Энни Спринкл работала проституткой, а потом стала известным ученым-сексологом. Но для Брук Магнанти проституция не только не сделалась предметом непосредственных исследовательских интересов – она даже не стала толчком к научной карьере. Когда появилась Бель, карьера Брук была уже в самом разгаре, и даже ее докторская была почти дописана – гранта не хватило лишь на четвертый год учебы. Более того, у Брук было еще одно дело – она работала программистом. Но это, по ее признанию, занимало слишком много времени и приносило слишком мало денег. И тогда Брук выбрала в Сети агентство, которое показалось ей наиболее интеллигентным: «Фотографии девушек выглядели очень приятно – например, там была обнаженная девушка, но все подробности оставались за кадром, вы видели только ее длинную спину. На сайте было сказано, что девушка "напоминает Барбареллу". Я подумала, что агентство, способное ссылаться на "Барбареллу" (классический фильм Роже Вадима. – Прим. ред.), понимает, что к чему. ... Такие люди вряд ли заменят вам мать, но они, по крайней мере, демонстрируют наличие некоторых представлений о чувствах женщины». Так началась карьера проститутки Бель де Жур – чтобы доктор Брук Магнанти могла продолжить свою карьеру ученого-нейротоксиколога. Бель и Брук начали сообща трудиться ради будущего и наслаждаться настоящим, найдя применение сразу всем своим талантам: научному, сексуальному и писательскому – до этого Брук вела живой и занимательный блог о вскрытиях, а после появления на свет Бель решила начать записывать ее похождения.

Уже с этого момента стало ясно, что существуют даже не две, а как минимум три Бель де Жур. Одна – Бель, какой ее описывает автор «Секретного дневника», – литературный персонаж, даже если его жизнь основана на совершенно реальных событиях. Другая – никому не известный, но очень всех интересующий подлинный автор блога. И третья (а также четвертая, пятая, шестая и многие, многие другие) – Бель, какой ее представляет себе читатель: раскрепощенная воительница, лысый мужик, томящаяся домохозяйка – словом, человек, которого читатель наделял теми или иными свойствами по своим потребностям. Когда канал ITV2 купил права на экранизацию «Дневника» и создал двухсезонный сериал с Билли Пайпер в главной роли, в массовом сознании появились еще две Бель. Одна из них была актриса Билли, сыгравшая главную роль, вторая – ее персонаж по имени Ханна. По сценарию Ханна была женщиной, которая занималась проституцией под именем Бель де Жур, причем характер этих «телевизионных» сущностей Бель значительно отличался в результате сценарной переработки от характера «книжной» Бель. Короче говоря, субличности доктора Брук Магнанти (чья анонимность охранялась в те времена с исключительным тщанием: подставные счета для получения денег, фальшивые IP, специально заведенные почтовые адреса) начали шизофренически размножаться.

***

Казалось бы, выход доктора Магнанти на свет софитов должен был разрушить этот безумный эффект зеркальной комнаты и дать измученному интригой читателю четкий ответ на вопрос «С кем, в конце концов, мы имеем дело?» Ответ, каким бы он ни оказался, дал бы читателю важнейшую возможность выяснить, кем является он сам относительно подлинной Бель и как устроен мир, в котором элитная проститутка убеждает массы с экранов телевизоров, что ее ремесло, всегда считавшееся грязным, опасным и омерзительным, оказывается престижным, гламурным и приятным не только в глазах извращенцев и фетишистов. Но вышло совсем иначе. Для начала Брук и Бель начали публично взаимодействовать друг с другом, как Оля и Яло в старом советском фильме «Королевство кривых зеркал», и выяснять, чем они отличаются друг от друга. После «разоблачения» в дневнике и «твиттере» Бель появилось несколько записей, сделанных уже от имени доктора Магнанти: «Плюсы отказа от анонимности: можно "твиттить" про науку. И про вязание – шарф для мамы Т. с волнообразным узором. Не слиш­ком-то эротично, а?» (один из читателей «твиттера» Бель / Брук немедленно откликнулся: «Просто скажи нам, что ты делаешь это, сидя в одном белье!») Доктор Магнанти, в свою очередь, сообщала прессе, что, с одной стороны, она «сильно изменилась с тех пор, как были написаны дневники Бель», а с другой – что «Бель всегда будет частью ее самой. Бель и та, кто ее создала, слишком долго жили порознь. Я должна была свести их воедино».

***

Трудно сказать, удалось это доктору Магнанти или нет, зато уже через несколько дней после ее признаний миру предстояло познакомиться с еще одной Бель – Бель Оуэна. Человек, известный сегодня как Оуэн, оказывается, жил с Брук в течение семи лет, в том числе в те годы, когда Брук работала Бель. В ее дневниках он проходил под кодовым именем Мой Мальчик. После того как доктор Магнанти перестала скрываться, Оуэн завел себе блог под названием «Мальчик Бель де Жур», в котором среди прочего сообщил, что он любил, любит и будет пожизненно любить Брук и лишь несколько раз мельком видел Бель. Он сообщил, что «его Брук», способная петь, лепить, рисовать и танцевать по дому «в полосатых шерстяных носках», была в тысячу раз прекраснее, обаятельнее и сексуальнее, чем Бель. Его слова уже окончательно запутывали представителя среднего класса, следившего за всей этой историей в надежде понять, как же устроена проститутка, услугами которой он пользуется, и как устроен он сам, если эта проститутка может попутно оказаться его невестой. Если верить Оуэну, это не Бель была сексуальной оторвой, приходившей на место доктора наук Брук Магнанти, чтобы вести с клиентом разговоры о творчестве Анаис Нин, пока клиент «пишет спермой на ее теле свое имя»; напротив, это Брук – раскрепощенная и безудержная любовница, учившая «своего мальчика» искусству анального фистинга, а расчетливая Бель, старающаяся никогда не кончать с клиентом и готовая вытворять что угодно ради хороших чаевых, удалялась со сцены, как только прятала деньги в кошелек.

История с Оуэном оказалась не только идеальным продолжением мелодрамы, к вящей радости прессы. Она оказалась еще одним осыпающимся фрагментом привычной картины обывательского мира. Хуже того, представитель среднего класса надеялся увидеть себя в Оуэне и понять, как жить в мире, где твои коллеги по кафедре нейротоксикологии пишут книги о том, какие трусы следует стас­кивать с клиента зубами, а какие – руками. И тут же осознавал, что ему не повезло: ответ на вопрос «Кто такой Оуэн?» оказался почти таким же сложным, как ответ на вопрос «Кто такая Брук?» Пресса, решившая (пока что) пощадить Оуэна и не называть его полного имени, сообщила, что ему тридцать пять лет и что он офицер британской армии. Естественно, после признаний Брук он оказался в тяжелом положении: все, кто знал о его семилетней связи с доктором Магнанти, то есть просто все коллеги, друзья и знакомые, оказались, таким образом, в курсе самых интимных подробностей жизни Мальчика. Брук даже не предупредила его о своем решении выйти из тени – за одно это Оуэн мог бы ее возненавидеть. Но нет, каждый пост его блога по объему тянет на хорошую газетную статью, и каждый – сентиментальная, слезливая исповедь со смакованием мельчайших подробностей ушедшей любви. Оуэн угрожал Брук и ее новому бойфренду (обозначенному в записках как «Т.»), и Брук пришлось обратиться в полицию. Оуэн клянется в своем блоге, что ради возвращения Брук он готов на что угодно. Оуэн перечисляет все сохранившиеся у него памятные сувениры времен их романа, закончившегося еще год назад. Оуэн сообщает миру, что он «мужчина Брук, а не мальчик Бель». Если до сих пор читатель полагал, что у него есть ответ на вопрос «Кто такой Мальчик?» или хотя бы на вопрос «Кто такой офицер британской армии (и как он ведет себя на людях в сложных обстоятельствах)?», то теперь ему пришлось отказаться и от этих заблуждений.

***

Вот в чем, по всей видимости, кроется причина бешеного интереса прессы и общественности к Бель де Жур (и к доктору Магнанти): дело не в проституции, а в новой (хотя бы отчасти) роли западного среднего класса. Когда-то (совсем недавно) средний класс был чем-то вроде театра, где актеры, подобно исполнителям древней трагедии, всегда играли одни и те же роли в одних и тех же масках. Какое бы выражение ни было написано в этот момент на их потных лицах, что бы ни происходило в их душах, зажатых тисками показной благонравности, ни зрители, ни другие актеры об этом не знали – и не приведи Господь, чтобы узнали (вспомним ту самую «Дневную красавицу» Кесселя и Бунюэля – скучающую домохозяйку шестидесятых, тайно занимающуюся проституцией). Но в последние два десятилетия именно средний класс оказался той средой, где возможны самые неожиданные повороты судьбы. Его представители физически в основном здоровы благодаря обеспеченному детству и уходу за собой. Их образованность дает им возможность свободного выбора самых неожиданных профессий и занятий. Они, наконец, не отягощены родовыми или непосильными деловыми обязательствами так, как это бывает у экономической элиты. Бель де Жур – то есть Брук Магнанти – оказалась своего рода символом, громогласной заявкой о новых принципах жизни среднего класса: мы можем быть кем хотим, как хотим и когда хотим и совершенно не намерены этого стыдиться. В качестве «новой женщины» Брук Магнанти интеллектуальна – и внешне привлекательна, самостоятельна – и влюбчива, в высшей степени сексуально раскованна – и при этом с наслаждением вяжет шарфики для мамы своего бойфренда. И «ее Мальчик», то есть Оуэн, оказывается «новым мужчиной», обитающим в этом новом мире: он офицер – но не стесняется быть очень сентиментальным, он сильный мужчина – но не стесняется «идти на что угодно» ради женщины, он ревнивый мачо – но не боится любить бывшую проститутку; словом, он в каждый конкретный момент делает со своей жизнью все, что считает нужным, и ведет себя так, как считает нужным, а не так, как предписывают стереотипы. Словно по законам этого нового театра, друзья Брук оказываются «новыми друзьями», которых не смущает то, что их подруга торговала собой, а мать Брук – «новой матерью», поддерживающей свою дочь в ее решениях. Даже научные руководители Брук оказываются какими-то «новыми руководителями»: они заявили, что все это не имеет к профессиональным качествам доктора Магнанти никакого отношения и их не интересует. Сейчас доктор Брук Магнанти живет с возлюбленным, пишет еще две книги (на этот раз роман и научно-популярную книгу про химинформатику), занимается любимым делом и пребывает в гармонии с собой. Если верить этой радужной картине, новый мир нового среднего класса с его новыми гибкими идентичностями действительно наступил.

В многочисленных (и вполне предсказуемых) обсуждениях того, кем была или кем является доктор Брук Магнанти, очень редко, но все-таки проскальзывает по-настоящему интересная тема – тема будущего. История знает много примеров того, как женщины, работающие на секс-индустрию, сперва рассказывают, что получали от этого огромное удовольствие, а через несколько лет кардинально меняют свою версию прошлого (иногда это называют «синдромом Линды» – по имени порнозвезды Линды Лавлейс, в зрелые годы ставшей главным врагом порноиндустрии, обвиняя ее в моральном и физическом насилии над актерами). Хочется надеяться, что ничего подобного с доктором Магнанти не произойдет и что ей всегда будет «не хватать Бель», как она призналась в недавнем телеинтервью. Но среди журналистов и читателей, которые сейчас с наслаждением дают прогнозы, есть не только люди, уверенные, что «Брук всегда будет гордиться своей сексуальностью, независимостью и способностью принимать решения», но и те, кто мечтает, чтобы «синдром Линды» настиг Брук в как можно более тяжелой форме – с его стыдом, раскаянием и сожалением о содеянном. И, конечно, все это снова не имеет отношения к Брук, зато многое говорит о нас.

Можно понять, почему общество так хочет, чтобы проститутка все же оказалась несчастной. В этом случае у обывателя отпадает масса ненужных вопросов – например, «Почему бы всем женщинам, а может, и мужчинам не заняться проституцией?» или «Могу ли я быть уверен, что моя жена не пойдет на панель?» Тем, кто мечтает о «несчастной Брук», очень помогает ее отец – единственный мрачный персонаж в этом счастливом водевиле. Уже в первой своей книге Бель де Жур неожиданно сообщает, что папа постоянно навещал этих девушек у них дома (не в качестве клиента) и водил юную Брук в их квартиры. Она даже подумывала начать рассказ о своем прошлом образе жизни словами: «Папочка, помнишь всех тех милых уличных шлюх, которым ты пытался помогать?..» Сегодня отец Брук с наслаждением дает покаянные интервью, винит себя и жалеет о выборе, сделанном его дочерью. Напрашивающиеся здесь спекуляции касательно Бель и Брук так очевидны, что их не стоит даже упоминать. Некоторые дополнительные аспекты личности Бель (и Брук тоже?) – например, ее явный садомазохизм или специфика выстраивания отношений с близкими ей мужчинами – тоже играют на руку всем, кто хочет доказать: выбор, сделанный когда-то доктором Магнанти в пользу проституции, был вовсе не подлинно свободным выбором, но печальным стечением обстоятельств, толкнувших ее «на путь греха», – обстоятельств, в которых она, бедняжка, не отдает себе отчета.

***

Убедиться, что Брук еще пожалеет о существовании Бель, для этих людей так же важно, как важно для поклонников доктора Магнанти убедиться, что Брук всегда будет вспоминать о Бель с теплотой и симпатией. В обоих случаях речь, конечно, идет о нас, о нашем новом мире с его новыми гибкими идентичностями и о том, действительно ли мы способны в нем жить, то есть быть одновременно доктором наук – и автором эротической прозы, проституткой – и верной женой, офицером армии – и сентиментальнейшим из мужчин, еврейской мамой – и гордой родительницей элитной девочки по вызову, Бель – и Брук. И о том, научимся ли мы понимать, что происходящее с нами – не потеря идентичности, а новая форма идентичности, не потеря стабильности, а новая форма стабильности, не потеря своего места в мире, а новое понимание «своего» – своего «места» и своего «мира». С