Валерий, 52 года, художник, бездомный

Родился я в Выборгском районе. В Педиатрическом институте. Мне даже мама показывала окошко комнаты, где я на свет появился. Там от угла четвертое окно у водосточной трубы на первом этаже. Такой в корзиночке хорошенький лежал.

Жил я на Кантемировской улице. Там все в доме друг друга знали, и в соседних домах тоже. Знаете, в Советском Союзе хоть и не было гласности, но разговаривали о чем угодно. У людей была какая-то уверенность в будущем. Праздник — так действительно праздник был. Вот я помню — демонстрации! Что 7 ноября, что 1 мая: все шли на подъеме. И выпить не воспрещалось там.

Есть у меня не то чтобы самое лучшее детское воспоминание, но яркое. Было такое местечко недалеко от дома, на Полюстровском проспекте, там такое болотце было, где ловили всяких жучков, а я там нашел целые залежи винтовочных патронов. Потом и магазин от винтовки нашел. Богачом был просто в то время.

А история моя похожа на сотни других. Просто развели на квартиру, да и все. Сначала лапши навешали, что долги большие, а потом я подписал генеральную доверенность на приватизацию с правом продажи. Вот так. Все остальное без меня было сделано. Занималось этим «Центральное агентство недвижимости», однодневка какая-то. Я даже уже не помню, сколько лет назад это было.

Судиться я не пробовал. Я не умею. Там нужно опыт иметь, юристов, деньги большие. Тем более что один раз они мне даже намекнули, что, мол, до суда можно и не дожить. Стоишь в очереди, а тебе в это время в почку ножичком раз.

И вот я под небом голубым. Работы у меня нет. Я что умею? В основном стекло покрывать. Завод художественного стекла тогда закрылся уже, а других таких предприятий я не знаю. Когда оказался на улице, какое-то время жил по знакомым. Потом на Черной Речке долго проживал в палатке. Потом на Балтийской палатка стояла… Самое плохое — это холод. Когда я был в Пушкине, там один говорит: «Я уснул, выпил от безысходности, чтобы согреться. Заснул, нога в луже была. Вот по уровню, где вода в луже замерзла, ногу и отняли». Вот так.

Фото: Виктория Рыжкова
Фото: Виктория Рыжкова

Если не в палатках, то в парадных ночевал в основном. Была парадная — туда всегда пускали. «Ты только, — говорят, — не гадь здесь, а так все нормально». А утром порой просыпаешься: то суп стоит, то горячее еще что-нибудь. Там одна бабулька была — все время что-то приносила. А бывало и выгоняли. Было так: я на пандусе спал у магазина, тут дворник на велосипеде проехал и пнул меня ногой. По лицу попало, губу разбил.

У меня позвоночник был сломан. Думаю, из-за этого ноги и прихватило. Стал сначала просто хромать, потом с палочкой ходил, потом с двумя палочками, а костыли мне ребята из палатки на Балтийской раздобыли. Потихоньку, потихоньку…

Потом мне посоветовали: «Ты в церковь сходи. На проспекте Культуры. Церковь на ручье. И старайся не опаздывать!» — и время даже называли, когда приходить. Там есть церковная лавка, и перед ней такой холл. В нем столы, стулья стоят. Нам и еду приносили, и помыться пускали: там душевая есть. Я там крестился даже, в этой церкви. Надо будет как-нибудь съездить туда.

У меня была жена, но я с ней разругался. Сейчас она замуж вышла за хорошего человека. И слава Богу. С сыном я общаюсь только иногда. Знаете, я бы ему последние деньги отдал. Мне говорили, что, мол, на алименты от него можешь подать. Не буду. Молодой он. Деньги ему самому нужны. Ему 26. То он занимался сборкой металлоконструкций, то закончил училище на повара. Стал работать. Вот, кстати, где у нас Олимпиада была? Он туда ездил. Металлоконструкцию там делал.

У меня брат родной есть. Я к нему тогда приходил, но у него соседи коммунальные. Он такой немножко мнительный на голову, больной, да и соседи там у него ругаются: жить там было нельзя. Я так понял, что они на него давят.

Еще у меня хобби было. Я рисовал. Я левша, а левая рука отказала теперь из-за инсульта. Вот теперь не знаю, как рисовать. Я хотел бы продолжить писать маслицем что-нибудь. Это не то чтобы мечта, а желание, потребность в своем роде.

А любил я в жизни всего два раза. Один раз, когда мне было 15 лет. Там такая Ира Максимова в лагере была. Второй раз недавно. Такая Наташа Любава. Я с ней в реабилитационном центре был. Спрашивал телефон. Записал, звонил, а там отвечают, что, мол, телефон уже аннулирован.

Но я надеюсь, что справедливость в мире есть. Как говорится, Бог не тельняшка — видит, кому тяжко. Вы знаете, как говорится, я верую, что мы, это, в конце не умираем насовсем.

Пройдите тест «Ночлежки» и узнайте, высока ли вероятность, что лично вы потеряете дом.