Аудиоверсия этой статьи:

Есть такие научные гипотезы, которые называют «безумными»: вроде бы гипотеза все объясняет и подтверждается строжайшими опытами, и все-таки невозможно отделаться от мысли: «И как только могла прийти в голову человеку такая контринтуитивная ерундовина?!»

А бывают другие гипотезы: выскажет ее какой-нибудь ученый, и сразу все замирают как вкопанные: «Да где были наши глаза?! По-другому ведь и быть не может!» Примерно такова, как нам кажется, гипотеза двух маститых биологов, Джина Робинсона и Эндрю Баррона, опубликованная на этой неделе в Science.

О чем гипотеза? О том, как соотносятся между собой инстинкты и способность к обучению. Точнее, о том, что живые существа вначале научились учиться и только потом закрепили усвоенные знания в форме инстинктов.

Что думали раньше?

О том, что у животных бывают «инстинкты», большинство из нас узнали в раннем детстве, когда пытались подружиться с майским жуком и приучить его спать в игрушечном домике под одеяльцем. Родители объясняют разочаровавшемуся в жуке карапузу, что у насекомых все не так, как у нас. Их нельзя ничему научить, они рождаются с готовым набором программ поведения, которого им вполне хватает на их насекомую жизнь.

Лишь на высших ступенях эволюции, объясняют учителя чуть подросшему ребеночку, у животных наряду с инстинктами появилась способность к обучению, а инстинкты при этом порядком подрасшатались. А у нас, людей, никаких инстинктов вовсе нет, сплошное торжество разума и духа.

И дети как-то удовлетворяются такой картиной мира. Но ладно бы дети; странно, что этой басней так долго довольствовались ученые. Там же все шито белыми нитками!

Во-первых, если глянуть на это дело с самой абстрактной философской колокольни, то как может знание предшествовать обучению?

[blockquote]Возможно, злые собаководы, не дающие вашему диванному спаниэлю элитных вязок, — не такие уж и невежды, как могло бы показаться[/blockquote]

Во-вторых, о том, как животные обучаются, известно довольно много, начиная от опытов Павлова с собаками и вплоть до экспериментов Эрика Канделя, дрессировавшего моллюска аплизию и наблюдавшего, как в ответ у нее разрастаются соответствующие нейронные синапсы. Зато о том, как программируются инстинкты, не было известно ничего. Широкое распространение идеи, будто бы непонятное и сложное возникло давным-давно у самых примитивных тварей, а простое и ясное — лишь на самых последних ступенях эволюции, можно объяснить лишь какой-то интеллектуальной безалаберностью.

В-третьих, давно известно, что гормоны-нейротрансмиттеры, благодаря которым живые существа учатся тянуться к хорошему и избегать плохого, есть практически у всех животных. Потому и поведенческие реакции, появляющиеся в результате работы этих систем, — «ползи туда, где в прошлый раз нашел еду» — отличаются удивительной универсальностью. Способность к обучению (или, если угодно, к дрессировке) — общая черта совершенно непохожих друг на друга животных. В нашей рубрике мы недавно рассказывали об обучении шмелей, говорили и о дрессировке круглых червей. Другими словами, в том, чтобы постигать закономерности мира и делать из них полезные выводы, нет ничего сенсационного, отличающего человека от прочих земных тварей.

Не таковы инстинкты: танец пчелы, показывающий сородичам, куда лететь за нектаром, или манера легавых собак делать стойку при встрече с дичью не встречается даже у их ближайших соседей по эволюционному древу – например, у ос или бульдогов. Нужно быть бесконечно далеким от биологии человеком, чтобы допустить, будто эти пестрые и случайные признаки — чудом сохранившееся наследие древних времен, а навыки, усваиваемые обучением, — недавнее приобретение.

Ну конечно же, это не так, и в своей статье Робинсон и Баррон, кажется, впервые сформулировали это четко и ясно. Инстинкт — это знание, усвоенное когда-то через обучение, но затем затвердевшее и намертво встроенное в программу развития организма. А вовсе не наоборот.

[blockquote]Тот факт, что приобретенные знания со временем превращаются в инстинкт, кое-что меняет в нашей картине мира[/blockquote]

Что мешало увидеть правду?

Генетики твердо зазубрили, что приобретенные признаки не наследуются. Именно поэтому любого нормального генетика-теоретика так бесят генетики-практики — к примеру, собаководы. Какой бы у вас ни был чистокровнейший спаниэль, но если он никогда не охотился, клуб, скорее всего, не будет давать ему вязки: собаководу очевидно, что щенки такой собаки неизбежно растеряют рабочие навыки. С точки зрения нормального генетика, это чушь: все гены, в которых «записана» способность к охоте, у вашего кобеля на месте, а специальные навыки, приобретенные им в весенних лугах, никаким способом не могут быть переданы щенкам, и точка.

Повторим еще раз: инстинкты могут передаваться по наследству, а выученные навыки — не могут. Кто думает иначе, тот дремучий ламаркист, лысенковец, сталинист и мракобес.

Между тем за последнюю пару десятилетий накопилось множество данных о том, что эта генетическая догма вовсе не так уж нерушима. О том, как передается через несколько поколений память о стрессе, мы как-то написали заметку, широко разошедшуюся по Рунету. Писали и о том, как в течение нескольких поколений проявляется влияние вредных факторов окружающей среды. Все эти явления биологи объединяют под термином «эпигенетика»: это то, что передается по наследству, но не самими генами, а некими надстроечными структурами, будь то микроРНК или привешенные к хромосоме химические маркеры. Возможно, злые собаководы, не дающие вашему диванному спаниэлю элитных вязок, — не такие уж и невежды, как могло бы показаться. Не исключено, что приобретенные спаниэлем лень и прожорливость действительно могут быть унаследованы его щенками.

[blockquote]Проникнитесь ужасом и восторгом. Возблагодарите Верховное Непонятно Что, позволившее вам пожить в таком поразительном мире, пусть и недолго[/blockquote]

О том, на какие удивительные фокусы способна эпигенетика, лучше всего прочесть в прекрасной книжке Нессы Кэри. А в статье Робинсона и Баррона высказано предположение, что она в числе прочего может и превращать приобретенные знания в наследуемый инстинкт.

Как именно — об этом Баррон и Робинсон пока не знают и честно это признают. Зато они демонстрируют, как естественный отбор мог бы поддержать ЛЮБОЙ механизм, побуждающий животное усваивать полезный навык как можно раньше в жизни, а в идеале — прямо с рождения. Если уж эпигенетические инструменты способны на то, чтобы передать от предка к потомкам определенные предпочтения в работе генов, природа не такая дура, чтобы миллиарды лет упускать такую возможность. Она и не упустила — оттого на свете и бывает такая штука, как «инстинкты», утверждают Баррон и Робинсон.

Мировоззренческие выводы

Тот факт, что приобретенные знания со временем превращаются в инстинкт, кое-что меняет в нашей картине мира.

Во-первых, подумайте о первых муравьях, с нуля сообразивших, как им вместе построить муравейник. Подумайте о первой пчеле, втолковавшей своим сестрам, что ее нелепый танец содержит информацию о направлении и расстоянии до нектара. Подумайте о ее сестрах, нашедших в себе силы (вопреки упрямству и косности) понять ту пчелу и последовать ее советам. Проникнитесь ужасом и восторгом. Возблагодарите Верховное Непонятно Что, позволившее вам пожить в таком поразительном мире, пусть и недолго. В церковь, что ли, сходите, я не знаю даже.

Во-вторых, если замена обучения инстинктом — столь естественный процесс, надо ценить тот факт, что мы, человечество, не так уж далеко зашли по этому пути. Когда вы описываете привычки своего народа в терминах «стадного инстинкта» или особенности поведения его лидеров в категориях «альфа-самца», вам, возможно, кажется, что это все хиханьки да хаханьки: со временем атавизмы уйдут в прошлое и просвещение возьмет свое. Но нет, ничего такого «со временем» не происходит, как мы видим, а происходит в точности наоборот. Надо держаться изо всех сил, все очень серьезно, друзья. Этим самым «инстинктам» надо не давать закрепиться, поводком его по морде, поводком.

В-третьих, займитесь уже воспитанием своей собаки. Погуляйте с ней по лугам, отработайте команды, коростеля ей покажите, пусть понюхает весеннюю природу, нечего на диване рассиживаться. А потом у нее родятся прекрасные умные щенки, жизнь продолжится и станет еще лучше и гармоничнее.