Начало читайте здесь:

Как устроена память. Часть 1: Вспомнить то, чего не было
Как устроена память. Часть 2: Вспомнить то, что будет
Как устроена память. Часть 3: Никогда не вспоминать

Склонный к рефлексии и самоанализу читатель наверняка замечал за собой, что даже не самые приятные времена по прошествии лет начинают вызывать теплые чувства. Умом понятно, что «тогда» было точно не лучше, чем «сейчас», но все равно ужасно хочется вернуться назад. Да у вас, батенька, ностальгия!

Эту странную, иррациональную особенность человеческой психики подметил еще Гомер. Его Одиссей многие годы беспечно жил на уединенном острове в теплой компании соблазнительной и вечно молодой нимфы Калипсо. Казалось бы, ну о чем тут еще мечтать? Так нет же: горемычный царь постоянно рвался на родную Итаку, куда его в конце концов и отпустили. С легкой руки поэта появилось и само слово «ностальгия», которое на первых порах  обозначало тоску по дому и лишь недавно приобрело свой сегодняшний смысл.

Ностальгия — больная тема человечества. Тоской по прошлому пропитаны не только дружеские беседы за кружкой пива, этот мотив можно найти практически в любом достаточно объемном литературном произведении. Видимо, это не просто стариковское чудачество, а фундаментальное свойство, архетип психики человека. По странному закону природы людям свойственно идеализировать прошлое, вспоминая о нем со сладко-горькой смесью тепла и тоски. В чем же причина?

Почему нас тянет обратно

Как и большинство психологических феноменов, ностальгия из рук вон плохо поддается экспериментальным исследованиям. Въедливый читатель наверняка уловит в нижеследующих рассуждениях долю околонаучной спекуляции. Действительно, прямые свидетельства эволюционной значимости ностальгии отсутствуют, но экспериментальные данные позволяют приписать ей множество полезных функций.

К примеру, воспоминания о былом обычно позитивны. Эта черта делает их источником духоподъемных мыслей, поддерживающих самооценку и стимулирующих мотивацию в трудные моменты: «Псс, парень! Все, что было, было не зря!» Обладание сознанием принесло нам не только чувство превосходства над прочей биосферой, но и моменты лютой экзистенциальной тоски. Мы не вечны, все кругом прах и тлен. И тут ностальгия отважно встает на защиту нашей психики, давая возможность покопаться в прошлом и найти-таки там смыслв жизни, если уж мы вдруг его совсем потеряли.

Другой пример — даже тот, кто в XXI веке предпочитает жить один, изменил бы свое мнение, попади он в плейстоцен: в одиночку не поймать шерстистого носорога и не отбиться от банды каннибалов. Возможно, ностальгия — один из механизмов, ограничивающих нашу тягу к одиночеству. Потому и приходит она чаще тогда, когда мы одни и нам плохо. Теплые воспоминания медленно, но верно заставляют нас забывать обиды, толкая обратно в круг друзей и родных.

Даже сейчас, когда риск отбиться от племени не особенно актуален, ностальгия широко используется в маркетинге — подталкивает потребителя к определенной программе потребления, возвращая индивидуалиста в стадо. Маркетологи испробовали множество способов пробуждения ностальгии. Тем более любопытно, что самое мощное средство оживления памяти используется не часто. О нем и расскажем подробнее.

Аромат детства

Ничто так не пробуждает ностальгию, как запах. Это загадочное и настырное свойство обоняния даже удостоилось отдельного названия — феномен Пруста. В одном из эпизодов своей монументальной автобиографии великий модернист описывает волну детских впечатлений,  воскрешенную в памяти запахом бисквитного печенья «Мадлен», размоченного в липовом чае. Наверняка подобные эмоции знакомы каждому. Тесная, почти интимная связь между ностальгией и обонянием выглядит очевидной и загадочной одновременно. И она определенно заслуживает расследования.

Феномен Пруста — не просто красивое художественное преувеличение. Исследования отмечают, что воспоминания, пробуждаемые запахами, отличаются высокой эмоциональностью. Они дают более глубокое ощущение возврата в прошлое, в них больше подробностей по сравнению с воспоминаниями, вызванными словесными ассоциациями. Но самое любопытное, что доля воспоминаний, ассоциирующихся с запахами, достигает максимума в раннем возрасте и неуклонно снижается к 20 годам. В то же время основная часть воспоминаний, связанных со словами и зрительными образами, относится уже к подростково-юношескому возрасту. Кажется, что память на запахи специально создана для оживления ярких воспоминаний детства и юности. Для чего нам это нужно?

Наследие предков

Разные виды млекопитающих в зависимости от образа жизни привыкли полагаться на разные органы чувств: мы с вами, как и большинство приматов, визуалы, а вот летучие мыши предпочитают создавать картину мира с помощью ультразвукового стереослуха. Однако и мы, и рукокрылые имеем общего предка — маленького ночного зверька, немного напоминающего нынешнюю крысу, жившего пару сотен миллионов лет назад. В те тревожные годы большинство экологических ниш было занято рептилиями, в том числе довольно страшными даже на наш современный вкус. Мелкому крысоподобному предку ничего не оставалось, как вести скрытный ночной образ жизни. Этот травмирующий опыт и вывел на первое место среди органов чувств обоняние — фирменную фишку млекопитающих.

Сегодняшнее разнообразное зверье более или менее успешно сочетает обоняние с другими источниками информации о мире, но наследие сказывается: большинство из нас, млекопитающих, рождается слепыми и в первые часы жизни может полагаться только на свой нос. К примеру, для слепых новорожденных крысят запах феромонов, выделяемых матерью, становится единственным ориентиром. Детеныши, лишенные обоняния, даже не могут найти материнский сосок. В этом нежном возрасте все обучение сводится к буквальному запечатлению — импринтингу, и запечатлеваются в первую очередь запахи, напрямую связываясь с эмоциями. В экспериментах новорожденных крысят сразу после рождения помещали в окружение, пахнущее популярным лимонным ароматизатором — цитралем. А при первом прикладывании детенышей к соску живот матери был вымыт и смазан тем же раствором цитраля. Детеныши мгновенно запоминали лимонный запах как материнский. В дальнейшем такие крысята-эстеты просто наотрез отказывались замечать сосок матери, если он не был предварительно вымыт и надушен.  По-видимому, аналогичные процессы происходят и у человеческих новорожденных, довольно быстро учащихся отличать материнский запах.

Склонность к импринтингу падает с возрастом, но все же продолжает играть важную роль на протяжении всего детства. Именно эти древние механизмы и приводят к надежной фиксации в памяти детских впечатлений, связанных с запахами.

От крысенка к Марселю Прусту

У современного человека обоняние выглядит едва ли не атавизмом. Крайне редко приходится полагаться на него в анализе информации об окружающем мире: о свежести молока лучше расскажет дата на упаковке, а о том, не курили ли стажеры в офисном туалете, — противопожарный детектор дыма. С того момента, как наши предки перешли на дневной образ жизни, роль обоняния неуклонно снижалась. Анализ последовательностей ДНК современных приматов показывает, что зрение направленно вытеснило обоняние. В этой работе ученые изучали распространение псевдогенов обонятельных рецепторов. Псевдоген — это ген, который потерял значение для выживания, сломался, заржавел, да так и застрял, никому не нужный, навсегда в геноме. Именно это произошло с большинством генов обонятельных рецепторов человека: целых 70% наших последовательностей, кодирующих обонятельные рецепторы, превратились в молчащие псевдогены. Проанализировав распространение этих псевдогенов, ученые сделали вывод, что массовое списание в утиль обонятельных рецепторов совпало по времени с появлением у приматов полноценного трехцветного зрения.

Но тут неплохо бы вспомнить, что рецептор — это всего лишь сенсор, воспринимающий информацию. Само ощущение и память о нем рождается в мозге, а он гораздо менее пластичен. Принципиальная схема мозга млекопитающих довольно консервативна и не сильно изменилась со времен динозавров.

Нервные пути всех органов чувств первым делом идут в таламус — древний «рептильный» отдел мозга. Но вот обонятельные нервы выбиваются из этой схемы. Они напрямую иннервируют кору больших полушарий. Получается, что информация о запахах минует структуры таламуса, ответственные за неосознанные, автоматические реакции. Она напрямую отправляется в высшие центры переднего мозга. Один из таких центров — боковая энторинальная кора, имеющая богатейшие связи с миндалиной и гиппокампом. А часть волокон обонятельного нерва вообще образуют прямые соединения с миндалиной.

Некоторые из этих загадочных терминов читатель может помнить: именно о миндалине и гиппокампе мы говорили во второй и третьей частях нашего цикла. Обе эти структуры отвечают за формирование эпизодической памяти, эмоций и воображения. Все это может показаться очередной милой причудой эволюции, но здесь правит бал строгая логика выживания. Запах хищника должен вызывать у жертвы хорошо запоминающийся ужас, а аромат еды, наоборот, столь же памятный интерес и удовольствие. И конечно, бесконечно влекущий, внушающий чувство покоя и безопасности аромат родного дома и материнского молока...

Вместо эпилога

Итак, сотни тысяч поколений безжалостного отбора и сотни миллионов лет эволюции дали на выходе такую романтичную, но не слишком полезную штуку, как феномен Пруста. Ах, ну да, еще мы выжили. Да к тому же поумнели настолько, что чуть-чуть начинаем понимать, как работает наша память, сознание и эмоции.

Людям, особенно тем, кто занимается наукой, ужасно хочется казаться объективными, точными и непредвзятыми. Но природа наделила нас способностью к самоанализу, вновь и вновь обнажающему наше фундаментальное несовершенство. Оказывается, все мы чем-то похожи на героев Филиппа Дика, путающих реальность с вымыслом, а свои воспоминания — с чужой фантазией. Иногда кажется, будто наши попытки разобраться в себе, своем прошлом и в окружающем мире похожи на бунт против законов вселенной. Это и неудивительно: наши первобытные память и сознание были созданы эволюцией для действительно серьезных вещей — выживания и размножения. Мы же старательно пытаемся приспособить их для всякой легкомысленной и захватывающей дух чепухи вроде познания объективной реальности. Пожелаем же себе успеха.