Поначалу наша новая девочка вела себя так хаотично, она так много визжала, так часто не слушалась и говорила всем столько гадостей, что мне показалось: ну всё. Всё. Я переоценила свои силы, ребенок неуправляем, остальные дети заразятся этим хаосом, сейчас они все начнут визжать, пакостить и обижать друг друга, и наш поезд на полной скорости сойдет с рельсов и бухнется под откос. Я уже стала к этому готовиться, и мой настрой был самым пессимистичным.

Вдобавок мы все как-то сразу же ужасно разболелись — сначала одним, потом другим. Плановая больница, внеплановая больница. Первый месяц нашей совместной жизни с новой девочкой был просто жутким — помню дни, когда мне и просыпаться-то не хотелось, все было как в тумане, голова тяжелая, на улице холод, дома визг. Я нервная, дети квелые, все устают, не успев встать с кровати, все хнычут и хлюпают носами, и только наша новая девочка полна энергии — вскакивает раньше всех и давай прыгать, вопить, хохотать, перемещать все вокруг. Что бы ни происходило со всеми нами, моя новая дочка не морочилась, а увлеченно изучала новую реальность и задавала миллион дурацких вопросов, непрерывно что-то жуя. Она уже казалась мне похожей на робота, у которого никогда не садятся батарейки.

[blockquote]Пока я со страхом ждала, что еще чуть-чуть — и мы окончательно расклеимся под воздействием исходящего от девочки хаоса, этот самый хаос стал слабеть[/blockquote]

Видимо, в то время наш поезд и впрямь бухнулся под откос. Однако это был совсем недолгий период. Пока я со страхом ждала, что еще чуть-чуть — и мы окончательно расклеимся под воздействием исходящего от девочки хаоса, я стану раздраженной и злой, начну рыдать от бессилия и уже не смогу остановиться, этот самый хаос стал слабеть. Как только все более-менее выздоровели и встряхнулись, я принялась уточнять масштабы бедствия — и тут, к моему изумлению, обнаружилось, что ничего страшного с нами вообще-то не происходит.

Нет, мои дети не заразились никаким хаосом. Они как-то ловко дистанцировались и стали относиться к нашей новой девочке как к явлению природы. Да, она скандалит и визжит, иногда долго и жутко. А на улице тоже то снег, то дождь. Дождь, снег, визг — ну вот так бывает. Еще бывают сугробы, лужи, гололед. А мы занимаемся своими делами, нам-то что. Даже наш приемный малыш, знатный любитель повопить и поломать, почему-то не  присоединился к новой девочке в ее разрушительной активности, а почти сразу же стал спрашивать меня с неподдельным недоумением:

— А почему она так плохо себя ведет?

На мою старшую приемную дочку чужие вопли повлияли и вовсе поразительно. Она будто увидела себя со стороны — и была потрясена.

— Я что, тоже так ору?! — спрашивала она.

— Ну, немного иначе, — отвечала я.

— А в чем отличия?

— Во-первых, ты орешь громче.

— Да? Громче? Какой кошмар. А во-вторых?

— Во-вторых, ты орешь из-за конкретных причин, — отвечала я. — Например, не хочешь убирать в комнате. Или, наоборот, хочешь новый телефон, а я отказываюсь его покупать. Но ты не орешь просто так. А она орет.

— А как это — просто так?

— Нет, ну какая-то причина, конечно, есть у всего. Наверное, она испугана и встревожена. Нервничает, скучает по детдому, по тамошним людям и порядкам. Мы ей пока совсем чужие, ей с нами неуютно. В общем, ее переполняют самые разные чувства — она и сама не знает какие. Вот она и орет. Но не то что она хочет или не хочет чего-то конкретного.

— А меня переполняют сложные чувства? А раньше они меня переполняли? А какие они, мои чувства? У меня они вообще есть? А почему орать-то нужно, неужели нельзя общаться иначе?!

[blockquote]Моя старшая приемная дочка заметно повзрослела и пытается общаться иначе. Наша новая девочка ее и впрямь впечатлила[/blockquote]

Обычно такие ситуации описываются в детских поучительных рассказах: злостный хулиган увидел себя со стороны и понял, что так жить нельзя. И теперь он послушен, тих и общественно полезен. Я думала, этот посыл и для семи-то лет слабоват, а уж для тринадцати… Но оказалось, что случается и такое. Нет, моя старшая приемная дочка не стала тиха, и она по-прежнему не всегда готова слушать старших. Но она заметно повзрослела и действительно пытается общаться иначе. Наша новая девочка ее и впрямь впечатлила.

Каждый раз, когда я обсуждала с кем-то проблемы нашей новой девочки (а с кем только я их с перепугу не обсуждала!), старшая приемная дочка подслушивала эти разговоры с необыкновенным для себя вниманием — и задавала очередные вопросы:

— А вот я — как на меня повлиял детдом? А я там хорошо развивалась? А какой я была до него? А без него я бы какой была?

У нее вдруг запустился интерес к собственной душевной жизни — наверное, он был и прежде, но неловко было проявлять его так открыто. А тут нашелся отличный повод — новая девочка, которая открыто проявляет совершенно все и о которой мы так много говорим. Обсуждая ее, так удобно поговорить о том, что волнует тебя саму.

Наш приемный малыш тоже стал задумчив.

Новая девочка несколько раз повторила ему, что он, как и она, прибыл сюда из детдома. А в детдом он попал, потому что его бросила мама. (Эти разговоры не были мною санкционированы, и я их всячески пресекала, но эта тема для нашей новой девочки была так важна, что она начинала их снова и снова, и до меня опять долетали обрывки фраз про «другую маму» и «другой дом».)

Наконец наш приемный малыш сказал:

— Я все вспомнил. Я жил в другом доме, у меня там было много братьев. Мы с ними дружили. И там была другая мама. А ты меня забрала.

— Наверное, это был приют, — сказала я, — но там не было твоей мамы. Там были воспитательницы. Это ты их вспомнил?

— Не знаю, — с сомнением ответил наш малыш. Его задумчивость не проходила.

[blockquote]— Это ты меня схватила и утащила! — недовольно отвечал наш малыш. — Я гулял с моей мамой Светой, а ты меня схватила и утащила![/blockquote]

Однажды мы шли из садика, я держала его за руку, а он вырвался и куда-то побежал. Кругом было полно людей, рядом шумела дорога, я бросилась его ловить. Когда я его поймала, то сказала сердито:

— Разве так можно! Нельзя убегать от мамы посреди улицы. А если тебя схватит и утащит чужой дядя?

— Это ты меня схватила и утащила! — недовольно отвечал наш малыш. — Я гулял с моей мамой Светой, а ты меня схватила и утащила!

Я была потрясена. Малыш развивался с большой задержкой, он говорить-то научился не так давно — и вдруг такие основательные соображения.

Не было сомнений в том, что этим рывком в его сознании мы были обязаны нашей новой девочке. Ее появление его растормошило. До нее малыша интересовали только роботы, машинки, сладкие булочки и возможность так ущипнуть другого, чтоб сразу отскочить и хохотать. Конечно же, мы с ним занимались, но все эти занятия его не слишком увлекали, они были довольно механическими. А наша новая девочка с ее неуемным темпераментом и языком без костей так энергично взяла малыша в оборот, что его мозгу поневоле пришлось включиться.

В общем, наша новая девочка заставила уже имеющихся приемных детей повзрослеть и заговорить о том, что их волнует, — этот эффект оказался для меня приятной неожиданностью.

Что до кровных детей, то появление новой девочки на них почти не повлияло. Опыт с приемными детьми у них уже был, и в их жизни ничего принципиально не изменилось.

Старший кровный мальчик, как и прежде, вообще не заметил особых перемен. Не то что у нас раньше никто не визжал. У него по-прежнему была собственная комната, которая запиралась изнутри. И он по-прежнему был слишком занят собственными делами. Новая девочка очень тянулась к старшему мальчику, она обожала сидеть в его комнате — и если он ее пускал, она старалась вести себя скромно и благонравно.

[blockquote]Наша новая девочка настолько привыкла к малышам, что в ситуациях, когда они хулиганили, бросалась защищать их даже от меня[/blockquote]

Старшая кровная девочка, как и прежде, была ужасно разочарована. Она думала, что ее мечты о робкой и ласковой сиротке наконец сбудутся, и она займется воспитанием этого нежного существа (а оно со своей стороны будет смотреть ей в рот и образцово-показательно расцветать под ее чутким руководством). Однако на практике девочки почти сразу же начали бурно ссориться: кровная дочка командовала, а новая девочка ее совсем не слушала, она еще и демонстративно вредничала. И кровная дочка быстро потеряла к ней интерес. К счастью, ссориться они тоже перестали: нет взаимодействия — нет проблем.

Что до самой младшей моей дочки — я переживала, что визги новой девочки в сочетании с угрозами выкинуть малышей из дома ее ужасно напугают. Но малышка, видимо, не вполне разобралась в этих угрозах. Если она и испугалась, то ненадолго. А потом все страхи победило любопытство — она довольно быстро стала вовлекать новую девочку в свои игры, куда-то ее звать, совать ей свои игрушки. А той это очень даже понравилось — они все чаще сидели на полу с куклами, кастрюльками, конструкторами, раскрасками. Потом к ним стал присоединяться приемный малыш, и общие игры стали более разнообразными: мемори, домино, лото, ходилки, домики, котики, крестики-нолики, горячо-холодно.

Выяснилось, что вообще-то наша новая девочка может быть очень даже спокойной. Она готова возиться с малышами буквально часами, оставаясь терпеливой и милой. Да, порой она не в духе и с утра до ночи визжит, и в такие дни малыши довольствуются обществом друг друга. Зато когда у нашей новой девочки хорошее настроение (а чем дальше, тем чаще это случалось), оба ходят за ней хвостиком в предвкушении чего-то увлекательного. Моя старшая кровная дочка аж заревновала, но факт оставался фактом: новая девочка определила свое место в нашей семье как «главная среди младших», вошла во вкус и совершенно покорила малышей. Почти все свое свободное время она проводила с ними в детской комнате и наконец окончательно туда переехала. Наша новая девочка настолько привыкла к малышам, что в ситуациях, когда они хулиганили, бросалась защищать их даже от меня. Ей нравилось поражать их своими познаниями и умениями. Ей льстило быть большой. На правах главной среди младших она могла быстренько убрать то, что они поломали или испачкали, приговаривая: «Только бы мама не увидела».

[blockquote]Старших девочек даже уязвило то, насколько сильно наша новая девочка интересуется домашним хозяйством[/blockquote]

А убиралась она виртуозно! Старших девочек даже уязвило то, насколько сильно наша новая девочка интересуется домашним хозяйством: она была готова без устали чистить, вытирать, расставлять, перекладывать. Провинциальный детский дом не подвел, к механической работе девочку приучили на славу. Никто из моих детей не мыл посуду и не мел пол с таким упоением — других я заставляла участвовать в бытовых делах, а новую девочку надо было еще и ограничивать, а то она сварила бы за раз все макароны, все пельмени и все крупы в нашем хозяйстве — ей нравился сам процесс.

Руками она готова была делать что угодно. Но с мыслительной активностью все было гораздо сложнее. Главной проблемной зоной оставалась учеба. Моя новая дочка ненавидела читать, считать, писать — и все, что с этим связано. Любые занятия — и даже не занятия, а только их перспектива — приводили ее в истерическое состояние. Я готова была на какие угодно игровые форматы, но форматы тут были не важны — сама идея «подумать» мгновенно выбивала нашу девочку из колеи. При этом задания могли быть совсем простыми. Два плюс три? Рёв. Сколько букв в слове «кот»? Крик. Дочка заползала под стол, пряталась там и выла.

Я привлекла целый штат специалистов, чтобы победить ужас нашей девочки перед обучением. С ней занимались нейропсихолог, логопед, дефектолог, привлеченные педагоги с самыми разными подходами. Все они рьяно взялись объяснять нашей новой девочке устройство мира вокруг в целом и буквы с цифрами в частности. К врачам мы тоже обратились — и все что-то прописали. Поначалу я думала, что наша девочка ну очень отстала, я даже рассматривала версию, что она не способна к обучению по обычной, пусть и облегченной программе. Но потом я заметила, что она получает бездну удовольствия, привлекая к себе внимание таких симпатичных, участливых, добрых взрослых. И это удовольствие не слишком хорошее. Ни малейшего желания в чем-то разобраться и чему-то научиться у ребенка нет, даже наоборот, танцы вокруг нее всех этих приятных людей такие славные, что лучше бы они никогда и не кончались. Два плюс три? Ой не знаю, объясните еще раз. Мне уже и тетя утка объясняла, и тетя лошадь, и дядя медведь — а всё никак не пойму, вот такая я удивительная. Покажите меня еще какому-нибудь специалисту, послушаю и его песенку.

Но и в этой нездоровой ситуации были свои плюсы.

[blockquote]Малышам нравились и книжки, купленные для новой девочки: столько занятного! А когда это занятное не твое, оно ведь влечет гораздо сильнее[/blockquote]

Во-первых, многим фокусам из тех, которым мы пытались научить нашу девочку, в итоге выучились малыши. Моя новая дочка ну никак не могла разобраться с тем, как слова делятся на слоги, мы бесконечно хлопали и отбивали эти слоги — и малыши разобрались. Ей не давались ударения — они и это освоили. Гласные, согласные, времена года, состав числа, части речи и геометрические формы — мы обвешали яркими плакатами с учебной ерундой всю квартиру (психолог посоветовала наглядность) — и это тоже было неплохо для остальных детей: малыши изучали картиночки, задавали вопросы. Им нравились и книжки, купленные для новой девочки: столько занятного! А когда это занятное не твое, оно ведь влечет гораздо сильнее.

Во-вторых, наша девочка так увлеклась своими манипулятивными играми с педагогами, что ее отношения с нами стали гораздо спокойнее. Большая часть визга, некрасивых сцен и прочего деструктива ушла именно в учебу. А про остальную жизнь мы уже могли договориться. Да, наша девочка начинала плакать от одного только вида тетрадок и книг. Дефектолог, к которой мы ходили, сконфуженно признавалась, что никогда так ни на кого не злилась, как на нее. Психолог не менее сконфуженно рассказывала, что девочка с неистовым гиком режет бумагу — и это все, чем им удается заниматься. Из-за дверей комнаты, где наша девочка вместе с преподавательницей учила математику, раздавались звуки падения предметов, взрывы хохота, фортепианная какофония. Зато в повседневной жизни там, когда наша девочка прежде закатывала многочасовые истерики, она мирно отвечала:

— Ладно!

И даже:

— Хорошо, мамусечка!

Надеть шапку? Съесть таблетку? Причесаться? Да не вопрос.

Она уже дорожила нашими отношениями, ей хотелось, чтобы ее почаще хвалили, а мой сердитый вид стал ее очень расстраивать.

А чтоб пугать малышей или дразнить старших детей — такого уже невозможно было себе представить. За несколько месяцев наша инопланетная девочка прекрасно разобралась в том, как устроена наша реальность, и теперь она как бешеная кошка бросилась бы на любого обидчика милых крошек. Ссориться со старшими она теперь и подавно не стала бы — себе дороже.

Конечно, мне хочется верить, что наша новая девочка ко всем нам уже привязалась и стала человечнее. Но скептики (а они часто бывают правы, эх) сказали бы, что она просто неплохо освоилась и научилась нам нравиться. А что там у ребенка на уме и на сердце — бог весть. С большой вероятностью можно предположить, что там все тот же страх и хаос, времени-то прошло всего ничего.

Но даже если и так, нам в любом случае стало гораздо лучше. Пусть чужая душа потемки, но когда ребенок ведет себя приветливо, покладисто, ласково, любить его и дружить с ним куда проще. А если дома всем спокойно и весело, дети становятся хорошими. Ну, мне так кажется. Лет через десять проверим.