Окно во двор

Пятый, последний этаж. Второе окно слева. У окна кто-то сидит — это моя прабабушка. Я гуляю во дворе, а она за мной присматривает.

Очень трудно сдержаться и не начать рассказ о дворе детства известными, постоянно цитируемыми (и тем не менее прекрасными) стихами Геннадия Шпаликова:

По несчастью или к счастью, истина проста:
Никогда не возвращайся в прежние места.
Даже если пепелище выглядит вполне,
Не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне…

и так далее.

Любые хорошие стихи — это наиболее точное выражение какого-то чувства: когда то, что можно на многих страницах объяснять прозой, ясно изложено в паре поэтических строк. В данном случае — это ностальгия по детству, знакомое каждому сладко-грустное, щемящее чувство.

Географическое расстояние не играет роли: можно переехать в другое полушарие, в другую страну, а можно — просто в другой район города. Двор детства будет от вас одинаково далеко.

Хотя пятиэтажный дом номер двенадцать по Большому Овчинниковскому переулку по-прежнему на месте. Под окнами сейчас расположен торговый центр и кинотеатр «Пять звезд». А когда-то на этом месте была заправка правительственных автомобилей, черных ЗИЛов и «Чаек». «А из нашего окна площадь Красная видна» — это и про мое окно тоже. Этаж — всего-то пятый, но достаточно высокий, к тому же тогда в районе Балчуга еще не было больших отелей и бизнес-центров, поэтому просматривалось все до самого Васильевского спуска.

[blockquote]Подростки моего поколения довольно много времени проводили в подъездах — а куда еще было деваться в холодное время? Хотя в собственном подъезде долго не простоишь — соседи ходят туда-сюда[/blockquote]

Лифта в доме не было, моей прабабушке, которой тогда было уже за семьдесят, было непросто ежедневно преодолевать десять лестничных пролетов, но это ее не останавливало. Мы с ней каждый день (в детский сад я практически не ходила) отправлялись на Пятницкую по магазинам: «Молоко», «Мясо», «Булочная», иногда — о счастье! — роскошный угловой «Кондитерский» с мраморными потолками, расписными вазами и волшебным запахом шоколада, ванили и кофе. Теперь там кафе — то одно, то другое — названия меняются, но ничем вкусным не пахнет.

Лифт между тем появился в нашем пятиэтажном доме вне очереди — благодаря моей бабушке (не путать с прабабушкой!). Бабушка в то время была немногим старше, чем я сейчас. И вот где-то на южном курорте познакомилась с ответственным работником исполкома (или как тогда назывались всякие городские организации, я уж не знаю). Он побывал у нас в гостях, удивился отсутствию лифта — и буквально через неделю наш дом был охвачен ремонтом, а через несколько месяцев выносные лифты появились в каждом подъезде. Я жила в этом доме до окончания девятого класса, так что как минимум пару-тройку моих романтических лет, волнующие разговоры, первые поцелуи и удержания автоматических дверей руками («подожди, не уезжай!») этот лифт помнит. Вообще, подростки моего поколения довольно много времени проводили в подъездах — а куда еще было деваться в холодное время? Хотя в собственном подъезде долго не простоишь — соседи ходят туда-сюда.

Из соседей хорошо помню Лену с первого этажа, для меня она была настоящей звездой. Сейчас бы я сказала, что она выглядела как героиня мюзикла Hair: с золотыми, волнистыми, распущенными волосами и кукольным веснушчатым лицом, очень высокая и длинноногая, джинсы-клеш, какие-то сапоги, шляпы… У нее был сиамский кот без хвоста, черная с белым воротником лайка Джеки, черепаха, говорящая ворона: Лена постоянно где-то подбирала, выкармливала и потом пристраивала всяких котят и щенков. Она ведь была еще школьницей, но я вообще не помню ее родителей, настолько яркой и независимой она мне казалась.

[blockquote]Любая «школа жизни» (армия, лагерь) строится, думаю, на одних и тех же первобытных иерархических принципах, и получается из этого всегда «Повелитель мух» той или иной степени жесткости[/blockquote]

Из ровесников запомнила жгучую брюнетку Мерлину (с тех пор не встречала этого имени в русскоязычном варианте) и ее сестренку Кристину — они всей семьей уехали, как мне тогда казалось, в Италию (возможно, потому что я не знала слова «Израиль»).

Сперва я оказалась во дворе самой младшей (в детстве разница в один год очень существенна), явно не самой бойкой, не самой ловкой и не самой острой на язык. Любая «школа жизни» (армия, лагерь) строится, думаю, на одних и тех же первобытных иерархических принципах, и получается из этого всегда «Повелитель мух» той или иной степени жесткости. Именно во дворе я услышала впервые:

— ты должна нам подчиняться;

— ты младшая, поэтому ты во всех играх всегда будешь «водить»;

— если не будешь подчиняться, мы подговорим против тебя других, и с тобой никто не будет играть.

Невыносимые условия, но — все гуляли во дворе, хочешь не хочешь, а надо. Объяснять дома, что я не хочу гулять или что меня обижают, позволить себя пожалеть по такому поводу — это было бы невозможно и унизительно. Наоборот, нужно было всячески подчеркивать, что все отлично и весело. Тем более прабабушка, как я уже сказала, всегда видела меня из окна: в нашей квартире на пятом этаже у нее был постоянный наблюдательный пункт за широким подоконником в кухне, который одновременно служил столом. Прабабушка пила чай и присматривала за мной, а я в самые острые моменты дворовых разборок украдкой поглядывала на окно: бабушка там? Там. Значит «улыбаемся и машем».

Но, как и в армии, после определенного срока салаги подрастают и обретают право голоса, так и я после нескольких словесных стычек и отказов «водить» перешла на новый уровень. В «основные» не выбивалась, но и командовать собой не позволяла, сохраняла нейтралитет.

[blockquote]Надо же, думала я, как мозги у человека устроены, и откуда такая гадость ему в голову приходит?[/blockquote]

Главной заводилой была моя тезка, краснощекая Ира Коршунова. Она решала, во что сегодня будем играть, как распределятся роли, кого примем в игру, а кого нет, когда пойдем за мороженым и т. д. При ней всегда была ее верная тень — бледная, унылая Таня. Как-то зимой, когда на ледяной огромной луже мы изображали соревнования по фигурному катанию, все расхватали себе чемпионские имена — Ирина Роднина, Елена Водорезова и т. п. «А я кем буду?» — робко спросила Таня. «А ты… ты будешь Ольга Воронец», — сказала как отрезала Ира. (Пояснение: Ольга Воронец — певица.) Таня была явно обескуражена, но возражать не смела.

Был во дворе и свой злой гений — Вадик: общаться с ним не хотелось, но приходилось, и все самые ужасные слова и факты, связанные, например, с межполовыми отношениями и появлением детей, мы с подругами услышали именно от него. Но не поверили, разумеется. Я, во всяком случае. Только неприязнь к Вадику усилилась — надо же, думала я, как мозги у человека устроены, и откуда такая гадость ему в голову приходит?

Даже Надя, которая была постарше нас года на два, соглашалась, что все это выдумки. Но Надя, кстати, в свои одиннадцать или двенадцать лет уже пользовалась дурной славой. Во всяком случае кто-то из старушек на лавочке назвал ее «проституткой». Понятно было, что это слово означает что-то плохое, но вот что конкретно? Этого никто из нас не знал (наверняка знал Вадик, но мы у него не спрашивали, он был лишен кредита доверия). Однако через пару дней Надя загадочно объявила: «Между прочим, девочки, я смотрела в словаре, что означает слово “проститутка”. И знаете, что это?» Мы в ожидании раскрыли рты. «Это значит — женщина, легко владеющая своим телом», — триумфально завершила Надя и сделала что-то вроде балетного пируэта.

Сейчас вход во двор огородили решеткой. Тем не менее как-то года четыре назад я туда проникла и решила сфотографировать собственные окна (бывшие). Тут же откуда-то возник некто, представившийся охранником, и стал допрашивать, что я тут снимаю и по какому праву, и что он, мол, сейчас со мной разберется и вызовет кого надо, и что не положено тут находиться тем, кто здесь не проживает — ну и все такое, сами знаете, в каком тоне.

И я сперва вскипела от возмущения и обиды, собралась качать права…

А потом вспомнила, что из окна пятого этажа на меня смотрит прабабушка и волновать ее скандалами не нужно. Решетки, охранники — это все фикция. Фотографировать окна мне тоже ни к чему — в моей памяти они гораздо ближе к реальности. Просто улыбаемся и машем.

«Сноб» и «Донстрой» рекомендуют: ЖИЗНЬ на Плющихе — изысканный особняк, уютно устроившийся в самом тихом и зеленом уголке исторического центра Москвы. Лицо этого дома — нестареющая благородная классика, а душа — увитый зеленью двор-патио с фонтаном, идеальное место для расслабленного отдыха и ностальгических воспоминаний. ЖИЗНЬ на Плющихе — дом, где отголоски аристократического прошлого сливаются с безупречным совершенством сегодняшнего дня.