Две истории про домашнее обучение

Андрей Великанов (Москва). Сыну 11 лет

Когда мы серьезно стали думать о будущей школе, Арсению было четыре года. И в этом юном возрасте он оказался на подготовительном отделении в 57-й школе. Сын проучился там два года, а потом нам отказали в поступлении. Завуч сказала мне примерно следующее — ваш сын не подходит для нашей школы, потому что у нас все дети ориентированы на социальный успех и соревнование, они постоянно меряются друг с другом различными качествами и мечтают поступить после школы в хорошее учебное заведение — Оксфорд, Кембридж и так далее. А вашему сыну ничего не надо, он и так счастлив. То, что мы два года старались, а нам отказали, меня, конечно, напрягло.

Арсений пошел в первый класс в школу с углубленным изучением немецкого языка недалеко от дома. В начале второго класса появилась учительница немецкого, некоторые приемы в ее работе мне показались странными. Например, детям, которые вообще еще не знали ни одной буквы вне русского алфавита, предлагали переписывать по несколько страниц немецкого текста — как арабскую вязь, ни слова не понимая. Наверное, это была передовая методика — учительница была почетная, заслуженная. Я понаблюдал за этим процессом и решил пойти спросить, что она имеет в виду. Сказал ей, что я и сам говорю по-немецки, а, кроме того, прекрасно знаю своего сына, и у меня есть представления о том, что ему нужно. В общем, я родитель, который хочет принимать активное участие в обучении своего ребенка. Она разговаривала со мной в довольно грубой форме, а в результате произнесла: «Не нравится — тогда сами учите».

И это был ключевой момент, я подумал — почему бы и нет? Но сначала был разговор с завучем, потом с директором, потом «телега» в департамент образования... Но это сгоряча, потому что систему образования телегами не исправишь. Пришло понимание: некомпетентность учителей в некоторых случаях — вопиющая. За редким исключением, они совершенно безграмотны, какой предмет ни взять. Я такому учителю отдать своего ребенка не могу.

А потом я всерьез заинтересовался проблемой домашнего обучения и стал читать статьи о том, как оно устроено, и об опыте других родителей. Выяснилось, что наша страна в этом смысле — чуть ли не самая толерантная в мире благодаря закону, который был принят в 1992 году. Допускаются три формы обучения — очная, домашняя и экстернат (а в Германии, например, допускается только очная форма).

Но все равно было очень страшно — в моей семье и в семье моей жены такого опыта не было. Тогда я нашел Игоря Чалковского — человека, который начал бороться с советской школой за право родителей учить своих детей еще в начале 1980-х годов, когда все подобное было запрещено. Чалковский сказал мне, что нам очень повезло, что нас не взяли в 57-ю школу. Механизм достижения социального успеха устроен таким образом, что ребенок должен находиться в постоянном напряжении, а победа в соревновании достигается не только за счет своих качеств, но и за счет того, чтобы унизить другого. И это самое чудовищное преступление в системе нашего образования.

И вот тогда мы все втроем (мама, папа и сын) посовещались и решили — будем учиться дома. Теперь уже у нас большой опыт, Арсений весной в свои 11 лет сдаст экстерном экзамены за шестой класс. Но когда кому-нибудь говоришь про обучение вне школы, незамедлительно следует вопрос — а как же социализация? Отвечаю — на мой взгляд, в нашей стране так долго всех социализировали, что полезно вырастить хотя бы одно поколение абсолютно асоциальных и даже девиантных людей. Тогда, может быть, что-то изменится и слово «личность» перестанет быть пустым звуком. Сейчас социализация такая жесткая, что она калечит детей. Когда их сгоняют в классы и сажают вместе — это ведь не их решение. Но они обречены на длительное ежедневное общение именно с этими людьми. Для детской психики это необычайно сложно. Родители привели ребенка, педагоги взяли, а другие дети сели рядом — и он ничего не может изменить целых 11 лет.

Нам не нужно готовиться ни к армии, ни к тюрьме, ни к работе в каком-нибудь муравейнике — в офисе или на заводе. Мы люди творческие, и ребенок уже вполне сознательно выбирает себе творческую профессию. И я вижу, как он общается с другими детьми в нескольких кружках, которые он имеет время посещать, или летом на даче — легко сходится, хотя и не стремится к лидерству; избегает конфликтов. Мне это нравится.

У нас нет обязательного категорического решения по поводу домашнего обучения. Мы нашли одну хорошую школу, и это один из вариантов, как будут развиваться события. Окончательное решение будет принимать сын.

Марина Фейгельман (Калифорния). Дети Арина (10 лет), Яша (8), Ефрем (6)

Школа отнимает очень много времени. Наша районная младшая школа как раз «хорошая»: это значит, что туда ходят хорошие дети благополучных родителей, и что большинство учителей — любящие детей тетеньки, которые решили поработать. Однако учат их мало, интеллектуально недогружают, морочат голову воспитанием гражданских качеств и все время дергают. Моя дочь скучала, потому что ничем не могла заняться: только увлечешься, как пора переключаться. Кроме того, меня раздражает и изумляет, когда посторонние люди лезут в душу и призывают к совести. Школа много на себя берет. Например, в ней постоянно проводят разбор возникающих ситуаций. Один мальчик пнул другого. Обоим долго мотают душу — как им следовало себя вести, чтобы не допустить эскалации конфликта. Это полезно, конечно. Но, во-первых, я не всегда согласна с их идеями; во-вторых, если бы они не были вынуждены иметь друг с другом дела, проблема бы не возникла; в-третьих, бывает так, что один прав, а другой нет — но это, кажется, вообще никого не интересует. Сбор денег на жертв землетрясения. Сбор денег на подарок учительнице. Празднование национальных праздников всех национальностей. Непрерывное сюсюканье, обязывающее к кооперации. Все очень мило и приучает к местным, весьма успешным нормам сосуществования в микрообществе. Но все неизбежно и насильственно, что практически обесценивает все плюсы. Начальная школа держится на постоянном присутствии женской агрессии, и мне не хочется, чтобы мои дети этому подвергались.

По моим представлениям, что именно дети выучат в начальной школе, не так важно. В русской школе проходили сперва историю древних веков, потом — отечества. Здесь, наоборот, сперва местная история. У нас были уравнения в третьем-пятом классе, здесь — в восьмом, зато множества вводят в четвертом. Это подсказывает, что порядок не очень важен. Важна адекватная нагрузка и адекватные, то есть, сильно завышенные, ожидания.

Идеальная школа начинается лет с 11-12, когда детям нужна самостоятельность, круг общения, ролевые модели, случайные стимулы, не пришедшие в голову родителям, поводы для агрессии, наконец. Начальная школа просто не нужна низачем, кроме присмотра за детьми, пока работают родители. Мои дети ходили в школу учить английский, потому что дома мы говорим по-русски. Младший, впрочем, в этой обстановке процветает, не знаю, будем ли забирать. Он любит соревнования, взаимопомощь и пение хором — такой характер.

Что касается программы, то мы вынуждены, в качестве контракта со школой, следовать официальной программе. На это у нас уходит три (умеренно неприятных) дня в месяц: мы быстренько знакомимся с каким-нибудь фрагментом истории Калифорнии и быстренько пишем отчет по какому-нибудь случайному эксперименту. В действительности мы занимаемся математикой по условно-школьной удаленной программе (параллельно 6, 7 и 8-й класс ), читаем и разговариваем, о чем придется. Довольно много занимаемся спортом. Пишем недостаточно.

Нешкольники делятся на три типа: те, кто считают, что школы недостаточно хороши для их детей, те, кто считают, что их дети недостаточно хороши для школы, и религиозные фанатики, которые считают, что в мире вообще все неправильно, а в школе научат сатанизму и телевизору. При этом надо понимать, что и идейные хиппи, и активисты за права меньшинств, и либертарианцы на профессорских позициях, должно быть, относятся к этой последней категории религиозных фанатиков. Наша семья относится к последней категории.