Возле берлинского центра перформанса HAU-3 (Theater am Ufer) за забором впервые вижу ее — фуру, которая десять лет катается от Парижа до Токио со спектаклем Cargo X. Фура — это и есть театр: в кузове полсотни зрительских мест, одна из стенок зеркальная снаружи и прозрачная изнутри. Место действия – кабина фуры и трасса, по которой она едет. В главных ролях – два дальнобойщика, второстепенные персонажи – сами зрители, которые следят за тем, что происходит снаружи, слушают байки водителя и его напарника и иногда подают голос.

Спектакль Cargo X придумал режиссер Штефан Кэги, сооснователь немецко-бельгийской компании Rimini Protokoll — той самой, которая два года назад привезла в Москву спектакль-бродилку Remote X, во время которого зрители гуляли по Миусскому кладбищу и другим странным местам, слушали рассказы потустороннего голоса в наушниках и выполняли его команды. В этом году московских фанатов театра ждет дальнобой-дзен. Мне удалось проникнуться им раньше остальных: постановка Cargo Moscow длится 90 минут — для меня она растянулась на 75 часов.

Из-за угла выходит бритоголовый плотный мужчина под сорок в футболке с надписью I Love Berlin и в шлепанцах на босу ногу. Его зовут Рома Романов, с 6 июля он один из двух основных действующих лиц Cargo Moscow, а пока что ему предстоит перевезти машину в Россию.   

Берлин — Польша

Я забираюсь в кабину, только успеваем тронуться — звонит Витек, друг Ромы. Голос Витька будет прорезаться стабильно два раза в день. «Братан, везешь мне что-то из Берлина? Магнитики? Фотку скинь, я выбрать хочу. Что, ходил в квартал красных фонарей?» Рома пробыл в Берлине два дня, до «красных фонарей» не дошел, но все равно испытал небольшой культурный шок от жилых домов, велодорожек с отдельными светофорами, автомобильных трасс и, конечно, изобилия сортов пива в баре. Хотя для него это далеко не первый европейский рейс. Он бывал в Германии, странах Балтии и Скандинавии. Лучшие дороги, по его словам, в Польше и Финляндии.

«Ты так часто мотаешься за границу, — говорю, послушав его с полчаса, — знаешь тамошний уровень жизни, условия работы, трассы. Не хотел бы в Европе осесть?» — «Да я хоть сейчас могу уехать! — отвечает. — У меня есть знакомая в Латвии, которая уже и работу мне присмотрела. Но что я там буду делать? Всю жизнь буду изгоем. С английским у меня не очень: учил в школе, мало что в памяти осталось». Кроме того, в России водитель всегда может договориться с дорожной полицией, а в Евросоюзе все по закону.

«Слушай, давай заедем в Карлсхорст, меня дед просил», — говорит он. Карлсхорст оказывается этаким берлинским Митино. Его дед во время войны дошел до Берлина. В 1945-м, когда город взяли, командующий приказал задержаться в Германии. Дед перевез семью с еще совсем маленьким отцом Ромы из Москвы. Они поселились недалеко от училища саперов вермахта. С мая 1945-го по октябрь 1949 года там находилась резиденция Жукова, до 1953 года в здании располагалась советская контрольная комиссия в Германии. После вывода войск дед Ромы вернулся обратно в Москву. Когда он узнал, что внук едет в Берлин, он попросил его посмотреть, как выглядит место, где стоял их дом. Мы не нашли этого места: квартал застраивается элитным жильем. Увидели только одно старое фортификационное сооружение, расписанное граффити.

Польша — Литва

Дальнобойщик, особенно работающий на международных рейсах, — тайм-менеджер с калькулятором в голове, который подсчитывает время до ближайшей стоянки, расход бензина до заправки. В Европе правила для водителей фур строгие: в кабине стоит бортовой самописец, который фиксирует время в движении и часы отдыха. Проехал четыре с половиной часа — отдыхай сорок пять минут, еще четыре с половиной — становись на ночлег на одиннадцать часов. Это называется «встать на кроватку». Нарушаешь режим — плати полторы тысячи евро. В Польше мы заглохли: бензин закончился. Калькулятор в голове Ромы работал исправно, а вот индикатор топлива нашей фуры барахлил. Мы встали прямо на шлагбауме. Мимо проходил какой-то пожилой мужчина. «Слышь, пан! — начал Рома. — Бензина ноу. Где бы нам, пан, бензин взять, а? Может, стопнем кого-нибудь тут прямо, а? Сольем может, пан, а?»

К слову, коммуникационные навыки у моего собеседника удивительные: он все проблемы решает с помощью трех слов и языка жестов. «Тут до заправки десять километров всего, ногами быстро», — ответил дед. Рома все же умудрился остановить какого-то украинца и слить у него 20 литров. Это было очень кстати — пришло время становиться на «кроватку».

Наша фура не особо годилась для ночевки. В современных машинах сиденье раскладывается в полутораспальную кровать, можно включить кондиционер, залезть в спальный мешок и прекрасно выспаться, кабина нашего театра на колесах была не столь продвинутой. Пришлось искать мотель. По пути попадались лишь огромные стоянки на несколько сотен машин – целые микрорайоны, декорации для триллера. Рома рассказал, как на подобной стоянке в Италии один его друг встал на «кроватку», ему плеснули эфир в вентиляцию и, пока он спал, вынесли все из фуры и даже колеса сняли. Наконец мы доехали до мотеля. Для Ромы это был совершенно новый опыт ночевки, потому что прежде он не вылезал из фуры —- ну, а зачем вылезать, если можно спать под кондеем и без тараканов. В мотеле Роме понравилось: он лег и через полминуты захрапел. В шесть утра меня разбудил его довольный голос: «Вставай, член-корреспондент!»

Мы, конечно, говорили про сон в дороге. В России у дальнобойщиков режим не такой, как в Европе: у нас можно ехать без перерыва десять часов. Но водители постоянно нарушают и это правило, платят дэпээснику тысячу рублей и едут дальше. У них задача спать поменьше, потому что им платят не за количество дней в пути, а за рейс, и поэтому все стремятся пройти маршрут как можно быстрее и отоспаться на выходных. Один раз Рома съездил из Москвы в Екатеринбург и обратно за двое суток — 3270 километров без остановок. «Вырубался на ходу шестнадцать раз, — вспоминает он, — один раз проснулся, когда уже выехал на встречную полосу. Отделался легким испугом. А вот знакомый пацан во сне выехал в кювет, машина раскурочена, восстановлению не подлежит. В конторе решили все на парня повесить, но он там работал по-серому, официально получал 18 тысяч. Так что он просто уволился — и все».

Литва — Латвия

В Литве есть аналоги системы «Платон»: водители большегрузного транспорта и автобусов платят столько же, сколько в «Платоне», но дороги ощутимо лучше и постоянно расширяются. Рома и его коллеги к митингам против «Платона» не присоединялись: его контора оплачивает дорогу, поэтому система по его карману не бьет. Дальнобойщики из Дагестана, которые начали протест, по мнению моего спутника, пренебрегают законом, который предписывает провозить в фуре не более 20 тонн груза. Дагестанцы возят в три раза больше и разбивают дороги. Но там хотя бы есть что разбивать. «Вот в Магадане дорог вообще нет. Там скальник. Полтыщи километров проедешь – и никаких признаков жизни не встретишь. Ни деревни, ничего», — Рома вспоминает свою самую дальнюю поездку. От Москвы до Магадана 10 тысяч километров, он проделал этот путь за 17 дней. «Красиво в Магадане. Мы медведицу встретили и кормили прямо из кабины».

Въезжая в Латвию, Рома вспомнил, как участвовал здесь в драке русских с местными неонацистами. Когда приехала полиция, местных выгнали из клуба, а русских забрали в отделение на ночь и утром отпустили, не спросив даже документов. Он поинтересовался у русскоязычных полицейских, зачем их винтили — оказалось, их таким образом охраняли: ждали, когда клуб закроется, чтобы там снова не возникла потасовка. «А вообще европейцы такие простые, ничего не стоит их облапошить. Для них слово — закон».

Латвия — Россия

На латвийско-российской границе рядом с Гребнево мы разговорились с местными жителями, которые мимо проходили. Они рассказали байку о том, как где-то в этих местах плавала подлодка, груженная контрабандными сигаретами. «Контрабанда — это не бог весть какая наука. Кто имеет знакомого таможенника, с которым все договорено, тот и провозит что угодно, — говорит Рома. — Один мой друг возит безакцизные сигареты Marlboro и продает их в Финляндии — их расхватывают беженцы: сирийцы, сербы. И водку в канистрах возит, покупает ее по цене воды в супермаркете, литр — 50 рублей. Финны обожают водку».

Наша фура вызывает ажиотаж, ее облепляют сотрудники таможни, и Рома, сделав самое праздничное лицо, приглашает всех желающих внутрь на экскурсию.

Мы пересекаем границу за четыре часа. Рома рассказывает, как в городе Бурачки, тоже на границе между Латвией и Россией, один раз собралась пробка из грузовиков, которая растянулась на 76 километров: «Стояли четверо суток. У нас там постоянно поляна накрыта была — мангал, водка, вся фигня». Забиваю Бурачки в гугл-картах:  оценка места — два балла. Жалуются на таможенников — алчных хамов — и на то, что на всю таможню один стремный туалет.

Наступает время последней ночевки, и Рома говорит: «Ну, тут уж я каждую кочку объездил и все места знаю. Поедем сейчас в одно — ты, член-корреспондент, только не пугайся». Мы останавливаемся в городе Остров Псковской области, заехав на территорию заброшенного завода. Ночью этот пейзаж внушает ужас, но коммерция процветает: многие помещения переоборудованы в подобия хостелов, в которых по стенам ходят тараканы.

Едим пельмени в местном буфете под душераздирающую сцену из сериала по «России-1»: там какая-то девица пытается застрелить себя. Буфетчица, сорокалетняя блондинка за стойкой, отделанной под малахит, начинает с нами болтать: «Вы откуда? Из Берлина? И как там Берлин?» — «Да как, — отвечает Рома, — скучновато, делать нечего, мигрантов много». — «А тут что творится, — начинает блондинка, которая, видимо, всю ночь ждала свободного уха. — По телевизору говорят, что жить становится лучше, а у нас, наоборот, ненависть нарастает! Соседи выбросили из окна котенка. Мы его подобрали и выходили — так он пришел и насрал тем злодеям под дверь. И знаете, что? Они на нас в суд подали! Весь подъезд против нас настроили. Нам выписали двадцать тысяч рублей штрафа. Эти мало того, что суд выиграли, еще пустили слух на весь дом, что наша семья сплошь из психов состоит. Теперь мы им по триста рублей в месяц выплачиваем, потому что суд нас определил как малоимущих, а весь дом от нас шарахается».

Она продолжает говорить, но ночь уже подхватывает меня: перед глазами вертится хоровод из подлодок, бензозаправочных логотипов, дорожных знаков на трех языках, а где-то над этим хороводом звучит голос невидимого Витька.

До Москвы осталось каких-то восемь с половиной часов.

Премьера Cargo Moscow состоится 6 июля. Будет показано всего 100 спектаклей, после чего фура уедет обратно в Германию. Подробная информация о мероприятии и билеты — здесь.