«Твин Пикс» в деталях. Эпизод 9: Нежность и забвение
Хорошо, сделаем вид, будто ничего не было. Ни ядерного взрыва, ни женщины с граммофоном, ни страшных стихов чумазого поэта-деревенщика, ни широко открытого рта сонной нимфетки, куда заползает гибрид таракана с лягушкой. Девятую серию Линч начинает так, как если бы все по-прежнему шло своим чередом, а то, что нам показывали две недели назад, было всего лишь кошмаром, который постепенно стирается из памяти. Конечно, Купер, когда добирается до фермы, весь в крови, но ничто не намекает на то, что лесорубы вынули из него Боба. Бывший агент равнодушно скользит взглядом по трупам фермеров и приказывает своим подручным, в роли которых теперь оказались Тим Рот и Дженнифер Джейсон Ли, убить директора тюрьмы, а также еще двоих людей в Вегасе — скорее всего, Даги с женой, если, конечно, не с сыном. И это, удивительным образом, самая жестокая сцена эпизода, если не считать истории с Джонни Хорном, который, кажется, все-таки убил себя об стену — теперь уже настоящего, а не кукольного дома.
Все, что мы видим в девятой серии дальше, — это любовь и нежность. Водопады любви и нежности. Энди и Люси, разойдясь во мнениях, кресло какого цвета им купить, в конце концов уступают друг другу. Бобби, растрогавшись, вспоминает, как играл в детстве с отцом, а его мать со слезами на глазах рассказывает, что майор Бриггс всегда знал: сын в конце концов найдет верную дорогу в жизни. Гордон и Дайан курят на лестнице и так смотрят друг на друга, не произнося ни слова, что Тэмми чувствует себя лишней и нервно переминается с ноги на ногу, выставляя то одно, то второе крутое бедро, на что никто все равно не обращает внимания. Хастингс рыдает, обхватив голову закованными в наручники руками, и вспоминает убитую библиотекаршу — как они мечтали полететь на Багамы, чтобы пить на пляже коктейли и нырять с аквалангом. Бен Хорн и Беверли, продолжающие искать источник загадочного звука, едва не целуются, но в последний момент останавливаются: сложно сказать, как теперь обстоят дела с женой у владельца Great Northern, но его помощницу дома точно ждет тяжело больной муж. Супружеская любовь, сыновняя любовь, родительская любовь, дружеская любовь, незаконная любовь, неслучившаяся любовь.
Дэвид Линч то ли хочет, извинившись, уравновесить ад, показанный им две недели назад, то ли действительно играет с нашей памятью, пытаясь спрятать эти ужасы за чередой новых открытий и приятных переживаний. В итоге зритель волей-неволей начинает видеть мир так же, как и сам режиссер: спокойная идиллическая жизнь на поверхности и рой страшных теней в куцых ушанках где-то в глубине. Восьмой эпизод настолько выбивался из общего ряда, что теперь он действительно кажется чем-то вроде сна. И мы постепенно начинаем его забывать, благо нам подбрасывают целый ворох находок, которые должны все-таки ускорить развитие событий — в конце концов, позади уже ровно половина сезона.
Например, оказалось, что директор Хастингс, казавшийся раньше случайной жертвой темных сил, вместе с библиотекаршей Рут проник в странное пространство, которое они называли Зоной, и встретился там с майором Бриггсом. Тот, прячась от кого-то, попросил их добыть координаты более безопасного места, но, когда майор при следующей встрече получил нужные сведения, все закончилось убийством Рут и исчезновением головы Бриггса. Судя по не очень внятным репликам рыдающего Хастингса, дело не обошлось без опаленных адским огнем дровосеков. Возможно, именно эти координаты майор и спрятал в кресле: по крайней мере, на листках, найденных шерифом Трумэном и его помощниками, помимо даты, места, изображения двух Вигвамов, написанной два раза фамилии Купер (на самом деле, два с половиной, что, если попытаться сосчитать Куперов в этом сезоне, даже логично), есть еще несколько комбинаций из букв и цифр.
Немного прояснилась и ситуация с Даги Джонсом. По крайней мере, нам, наконец, рассказали, отчего все так спокойно реагируют на его странности: Бушнелл Маллинз, у которого Джонс работает уже двенадцать лет, объяснил полицейским, что Даги медленно соображает из-за давней аварии, которая, впрочем, случилась еще до того, как он пришел в эту страховую компанию. Прошлое Даги Джонса вообще туманно: детективы братья Фуско обнаружили, что, если верить документам, до 1997 года такого человека вообще не было на свете. На всякий случай они взяли у него отпечатки пальцев и образец ДНК, и теперь есть некоторая надежда, что о существовании Даги наконец узнают в ФБР, тем более что Гордону Коулу и его команде уже показали найденное в желудке майора кольцо Джонса.
Рассчитывать на то, что Даги Джонс сам вспомнит, что он на самом деле агент Купер, кажется, уже не приходится. Сидя в полицейском участке, он с интересом смотрит на звездно-полосатый флаг, женщину в красных туфлях и электрические розетки, но тень узнавания, на миг появляющаяся в его взгляде, быстро исчезает. Может, оно и к лучшему: память не так безобидна, как можно подумать, и возвращение старого доброго Купера станет смертью для милого недалекого Даги. Собственно говоря, и Джонс, и злой двойник агента наперегонки движутся к смерти: если Купер вспомнит себя, исчезнуть могут оба. Кровожадного доппельгенгера, пожалуй, не очень жалко (хотя и в его злодействе появляется определенный шарм), но вот Даги — это совсем другое дело. Если поначалу мучения Джонса не вызывали ничего, кроме раздражения, то теперь уже странно себе представить, что случится, если он вдруг навсегда исчезнет. В конце концов, настоящего агента Купера мы не видели уже двадцать пять лет, а Даги — вот он. Смотрит глазами преданного пса, пьет кофе, обхватив двумя рукам кружку, повторяет слова за собеседниками. Как же мы теперь без него?
Да и нам самим не стоит ворошить воспоминания. Что в них, кроме боли и крови? Вот и Хастингс бьется в истерике, вспоминая о событиях в Зоне и смерти Рут, и Дайан, которая старается забыть прошлое, но почему-то продолжает получать эсэмэски от Купера, требует у Гордона новую порцию выпивки. Ведь так стало хорошо: шутки Альберта: «А что было во втором сезоне?», Джерри, воюющий с собственной ногой, любовь и слезы, записки в тайниках. Вы серьезно хотите вспомнить эти багровые облака со всполохами в глубине, эти тени, бродящие вокруг бакалейной лавки, это бесконечное стихотворение о лошадях и колодцах? Может, ну его? Сделаем вид, будто ничего не было.