Как вести себя в больнице
Таисия Чудин живет в Швеции с 1994 года. У нее есть муж, двое детей и работа. Месяц назад социальные службы попытались лишить Таисию родительских прав за то, что она мешала врачам в больнице лечить годовалую дочь Луизу. Впрочем, лучше прочитать об этом в ее собственном письме:
«Все началось в понедельник. Малышка плохо ела, хотя с удовольствием сосала грудь. Во вторник у нее резко поднялась температура до 38,5, ее вырвало, что-то застряло в горле и ей стало трудно дышать, личико посинело. Мы вызвали «скорую» и в течение восьми минут были в больнице. Бригада из десяти медиков подняла ей кислород в момент. Личико приобрело нормальный цвет, но из-за температуры, усталости, страха, голода и холода (она ведь была голенькая, пока ее кололи) взгляд застыл и ее начало трясти. "Судороги!" — возопили врачи и сразу вкололи расслабляющий наркотик и 20 миллилитров антибиотика на случай менингита. Анализы крови и мочи ничего не дали, рентген тоже нормальный. Но на всякий случай ребенка поместили в интенсивное отделение. Поставили сахар и наркотик — мидазолам, чтобы опять не начались судороги. В три ночи ребенок очнулся от всех кошмаров и попытался открыть глазки, но ничего не получилось — наркотик оказался сильным. Я перепугалась. Нашла информацию о мидазоламе и испугалась еще больше. Точнее, запаниковала (хлор-бензо-диазипин на фторе) и начала умолять врача, чтобы ей убрали этот наркотик. Немыслимое дело — какая-то сумасшедшая мамаша требует профессионала пересмотреть систему! Разбуженный среди ночи дежурный врач долго пытался меня успокоить, приглашал других врачей и лучших в стране специалистов по наркотическим средствам. Все они угрожали эпилепсией и смертью ребенка, но ни один врач не знал, что это за препарат, кроме того, что он снимает спазмы и отключает человека. "А что, вы интересуетесь химией, что ли?" — удивленно спросил меня один из неврологов. В конце концов, врачи согласились снизить дозу постепенно и в восемь утра отключить наркотик.
Я ждала восьми часов утра как спасения. Но в восемь поменялась смена, и высокомерная красавица-сестра громко объявила мне, что отныне она определяет в комнате, что кому отключать, и мне навстречу идти вовсе не намерена. Пока она высказывалась, один из шлангов на ручке Ли отлетел. Я так надеялась, что это был шланг с наркотиком! Медсестра подлетела и попыталась вставить шланг обратно, но я встала на дыбы. Выяснилось, что это была всего лишь глюкоза. Тогда я попыталась разобраться с аппаратом и нажала на красную кнопку "стоп", но это почему-то не помогло. Злосчастный наркотик упорно продолжал литься в малышку.
Врачи отключили аппарат только в 9:30. К тому времени в Ли переместилось около 14 миллилитров яда, что почти в пять раз превышает рекомендуемую дозу (если верить нормам здравоохранения, которые я нашла лишь потом; а то бы я кого-нибудь тогда точно убила). И это была всего половина заготовленной дозы. То есть, если бы я не начала артачиться, то Ли получила бы десятикратную дозу.
Дальше все сорвалось с рельсов и покатилось в пропасть. Врачи вызвали социальных работников, которые объявили, что меня "отстраняют от дела" без суда, следствия и бумаг, но я могу требовать оправдания в течение 30 дней. Отстраняют меня в связи с угрозой жизни ребенка. Полицейские оторвали меня от нее, тащили по коридору как куклу (руки у меня в синяках) и рассуждали, вколоть мне что-нибудь или сразу поместить в соседнее психиатрическое отделение. В туалет пойти не разрешили. Потом кто-то сунул мне копию бумаги с приказом о лишении материнских прав. Я позвонила подписавшемуся товарищу, но он заявил, что вся информация сверхсекретна, и никаких комментариев по этому поводу он дать не может. Родительских прав я лишена на месяц, пока социальная служба не убедится, что я вменяема. Они сразу полюбили Рикарда, но вот незадача: Рикард не зарегистрировал отцовство, так что Ли должны поместить к другим родителям. Конечно, я веду себя корректно и говорю все то, что власти хотят услышать. Так как я все еще кормящая мать, мне любезно дозволили присутствовать при ребенке после того, как все оставшиеся дозы антибиотиков и капельниц были вколоты и анализы окончены. Все анализы были хорошие. Врачи ничего не нашли — ни бактерий, ни вирусов. Люмбарная пункция (я пыталась ей сопротивляться, но не тут-то было) и электроэнцефалография тоже не показали никаких отклонений.
Сегодня, когда нам условно позволили покинуть больницу, я попросила больничную карту Ли, чтобы посмотреть дозы (может, я неправильно увидела ту жуткую цифру). Но мне отказали и никаких цифр не дали.
Один из врачей подтвердил, что это была трехдневная температура с судорогами, что считается нормальным. Он сказал, что это, конечно, выглядит очень драматично, но не надо в следующий раз так сильно пугаться и нестись в больницу. Еще он сказал, что обычно подобные случаи отсеивают сразу, и был удивлен, что Ли пришлось пройти сквозь все пытки без особой на то необходимости. Нет, конечно, последние 10 слов он не сказал — все-таки репутацию больницы нельзя подводить. Мне назначили адвоката, чтобы я могла оправдаться и вернуть материнство. Обвинения в мой адрес: я самовольно отключила поступление мидазолама и пыталась прекратить все последующие процедуры, тем самым подвергнув угрозе жизнь ребенка.
Эта печальная история закончилась тем, что суд отменил лишение меня материнских прав. Претендовать на что-то нет смысла: в Швеции отсутствует понятие "моральный ущерб", зато широко используется "издержки человеческого фактора" — по-русски "диктатура пролетариата".
И все-таки это были зубы: сразу восемь новых штучек с резцами».