Конец дворовой жизни
С того самого момента, когда в городах появились закрытые дворы (а появились они вместе с доходными домами), гулять в них разрешалось только детям прислуги. А детям жильцов приходилось довольствоваться разглядыванием дворовой жизни из окна: если они и выходили из дома, то в парк с гувернантками. Об этом пишет исследовательница ленинградских дворов Александра Пиир. Разделение на «дворовых» и «домашних» детей исчезло после революции, когда дворники перестали отвечать за порядок во дворе, прислуга исчезла, а большие квартиры стали коммуналками. Годов до 50-х интеллигенция — питерская, например — еще сохраняла неприязнь ко дворам, не пуская туда гулять своих детей. А затем границы окончательно стерлись, и дворовое детство стало обычным делом для каждого советского человека — школой жизни, единственным способом социализации и главным детским воспоминанием.
Прошло всего 40 лет, и пара поколений успела провести свое детство на улице, но тут дворовая жизнь снова исчезла. По соображениям безопасности или из желания заполнить расписание своих детей развивающими занятиями, родители больше не выпускают своих детей одних играть во двор. Дворовые сообщества разрушились — в них остались только «беспризорные» дети из неблагополучных семей. А гувернантки снова ведут приличных мальчиков и девочек в парк.
Дворовая жизнь исчезла не только в России. Вот что пишет по этому поводу Марк Шуфс (житель Гарлема): «Интуитивно — без какого-либо научного доказательства — я думаю, что в бедных пригородах дети чаще играют на улице, чем в богатых городах... Массовые беспорядки конца 1960-х и упадок городов в 1970-х заставили белый средний класс почувствовать, что города опасны. И еще один существенный фактор: у среднего класса и у богатых людей значительно меньше детей, часто всего один или два, так что родители оберегают их порой слишком старательно и, увы, организовывают практически каждую минуту их свободного времени».
Лизбет Саншайн выросла на Манхэттене, а сейчас живет в Сан-Франциско: «Ни я, ни мои дети никогда не играли на улице без взрослых, — пишет Лизбет. — Зато мы жили рядом с прекрасными парками, куда оба города вкладывали большие деньги, чтобы сделать их привлекательными и безопасными. Я хорошо помню, как мой папа стал членом общества "друзей Риверсайдского парка", которое выделяло деньги на специальные проекты и участвовало в управлении парком. Я тоже думаю, что этот вопрос тесно связан с географией и с социально-экономическим статусом. Работают ли родители? Живут ли они возле безопасного парка? Нужно ли пересекать большие улицы, чтобы попасть в парк или в зону отдыха? В семьях среднего класса есть няни или неработающие родители, которые могут выводить детей, а бедных семьях — нет».
Вадим Петровский называет дворовое сообщество своего детства «колоссальной школой жизни»: «Это было не просто межличностное общение, не просто дискотеки, где музыка опосредствует отношения. Это была полноценная, очень живая, очень сложная, опасная, очень ненормативная жизнедеятельность всех, кто выходил и оказывался в этом дворе».
Однако двор, продолжает Вадим Петровский, сейчас стал гораздо опаснее. Точнее, тип опасности поменялся: «Сейчас наш двор закрыт со всех сторон, но я при этом все равно тревожусь за своих детей. А в моем детстве двор был на семи ветрах, окруженный бараками, недалеко от Ленинградского рынка, то есть никакой защиты ни справа, ни слева — тем не менее, родители спокойно отпускали нас, и только время от времени кричали из окон: "Домой, домой!" Опасность была, но она была как бы частью ландшафта, вписывалась в сам сюжет двора, а не возникала извне».
Мы решили спросить у других членов клуба «Сноб», как жизнь их детей отличается от их собственного «дворового» детства.
Я, конечно, гуляла во дворе. И училась я в школе, которая была во дворе, так что наша компания просуществовала с раннего детства до конца школы. И дети у меня гуляют во дворе, но только под присмотром взрослых. Это, конечно, лишает их какой-то доли самостоятельности, и компенсировать это плохо получается — с нашим образом жизни и с нашим графиком. Я в детстве жила все время в одном месте, а мы все время переезжаем. Поэтому сформировать одну компанию довольно трудно. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы у детей была возможность самостоятельно развиваться и чтобы не было необходимости ограничивать их в передвижении, и в принятии решений, и в общении со сверстниками. И если бы такая возможность была, мы бы так и делали.
В детстве моим двором был огромный овраг рядом с метро «Проспект Вернадского». У этого «двора» были расширенные возможности с точки зрения поиска приключений. Например, я три раза организовывал попытки поджога строящейся гостиницы «Спорт». Кстати, ход наших дворовых мыслей был правильным: все равно это уродливое здание сломали люди, причем моего возраста.
Во дворах дети учатся строить отношения с окружающим миром без присмотра взрослых, но будучи застрахованными от серьезных рисков. Этакая маленькая модель взрослого мира. Здесь же первые, еще неуверенные, шаги в чувственном и эротическом пространстве. Мои дети и сейчас играют во дворе. Но у них будет больше компьютерного общения, и они для своих лет увидят гораздо больше в плане географии и жизни других народов. Что-то потеряют, конечно, по сравнению с моей дворовой жизнью, но приобретут никак не меньше.
Когда я был маленький, то очень много времени проводил во дворах. Да чуть ли не круглосуточно там пропадал. Вопреки расхожему мнению, я не был двоечником, но и ботаником тоже не был. Просто после школы я делал уроки где-то за полчаса и бежал во двор. Мы играли в фантики, лапту, банки — это что-то типа «городков», когда банки расставляются в особом порядке и нужно кидать палку, чтобы их сбивать. Еще была чудная игра «казан», когда надо было в казан кидать пуговицы, свернутые фантики или пробки от бутылок. Кстати, пробки — это была самая большая ценность. Мы их собирали тщательно и с рвением. Ну и заодно улицы убирали. А самые главные дворовые игры — естественно, хоккей и футбол.
Мои дети крайне мало играют во дворах. Но это компенсируется тем, что они учатся в школе здоровья, где проводят время с утра и до шести часов вечера. Днем у них обязательно одна часовая прогулка, вне зависимости от погоды, плюс ежедневные спортивные занятия в зале или на улице.
Конечно, поколение, выросшее без дворов, станет другим. Они менее общительные, более законсервированные, понятие коллективности и умение противостоять жизненным трудностям снизилось. Дети превращаются в эдаких домашних животных, и это огорчает. Но выход есть — нужно просто иначе физически детей нагружать: кружки, спортивные секции, походы.
Что касается самих дворов, то меня как профессионала беспокоит, что даже реализованные программы по благоустройству дворов — это разовая акция. Нет наблюдения за состоянием объекта, нет постоянного ухода. Но не разваливающиеся качели — причина, что дети не играют на улице. У нас, например, в детстве вообще ничего не было. В лучшем случае нам заливали каток или прибивали доску, и мы воображали, что это горка. Просто интерес ребенка сместился в сторону Интернета, компьютера.
В Лондоне это проблема. Тому есть две причины. Во-первых, дети, живущие в Лондоне, как правило, безумно заняты. На примере своего шестилетнего ребенка могу сказать, что здесь детство заканчивается достаточно рано. Дети идут в школу с четырехлетнего возраста. В настоящую школу: со школьной формой, правилами, домашними заданиями. Помимо этого, дети загружены спортом, занятиями в различных клубах, игрой на музыкальных инструментах.
Во-вторых, есть, конечно же, соображения безопасности. По британским законам ребенка нельзя одного оставлять дома до 12 лет — о каком дворе может идти речь! Так что здесь такого просто не бывает, чтобы кто-то отпустил ребенка погулять с друзьями без присмотра взрослых. В лучшем случае можно говорить о специально play dates — родители обзванивают семьи друзей ребенка и собирают детей вместе, чтобы они могли поиграть. Организовываются такие play dates обычно за несколько недель вперед. Спонтанности здесь просто нет, потому что дети не предоставлены сами себе.
Ну и, кроме того, в Лондоне не так уж и много высотных зданий, вокруг которых есть дворы. Здесь у многих домов есть свои небольшие сады, где ребенок может поиграть. Так что это другая страна с другими обычаями.
Мой сын Джонни, конечно, очень тянется к общению с другими ребятами. Я чувствую, что ему этого не хватает. И когда у меня появляется возможность организовать play date, он очень этому радуется. Кроме того, мы всегда пытаемся найти для него возможность поиграть и пообщаться с русскоговорящими детьми.
