Еда — это тоже род разговора. Каждая национальная кухня говорит на своем гастрономическом наречии. Есть гастрономические диалекты, сленги и волапюки. Есть диалоги и монологи, высокопарные сентенции и нечленораздельные бормотания. Некоторые из них понятны с первого, так сказать, куска, некоторые требуют времени, какие-то совершенно невразумительны, а есть и такие, в которых ты не понимаешь ни бельмеса, как ни стараешься. Из этого роя блюд, их вкуса, запаха, названий складывается мировой банкет, на который мы все всегда приглашены. Каждая страна участвует в этом бесконечном застолье, в этой непрекращающейся ни на минуту Большой Жратве своим главным национальным блюдом и национальным напитком, по которым мы опознаем ее. И во многом идентифицируем нацию с этим блюдом и с этим напитком. Например, немцев — с пивом, сосисками и кислой капустой, французов — с шампанским, устрицами и луковым супом, венгров — с палинкой и гуляшом, чехов — с пивом и кнедликами, итальянцев — с кьянти и пастой, болгар — с ракией и  печеным сладким перцем, белорусов — с самогоном и картофельными оладьями, украинцев — с горилкой, борщом и салом, американцев — с кока-колой, гамбургером и попкорном, норвежцев — с аквавитом и копченой семгой, мексиканцев — с «Маргаритой» и говяжьим стейком, греков — с узо и бараниной на гриле, китайцев — со сливовым вином и уткой по-пекински, японцев — с саке и суши, грузин — с хванчкарой и шашлыком, и так далее.

У меня вопрос о России: главное национальное блюдо? С нашим национальным напитком давно все ясно — его знают и уважают во всем мире, употребляя straight, on the rocks и в коктейлях. А вот блюдо, главное русское блюдо, при поедании которого у иностранца в голове всплывают слова «Kreml», «Sibir», «Dostoevsky», «Natasha»?

Я не уставал задавать этот вопрос иностранцам. Кто-то называл борщ, некоторые считали, что главное русское блюдо — разнообразная закуска к водке. Одна француженка назвала жареную картошку с колбасой. Другая — черный хлеб с салом и горчицей. Американцы были уверены, что это «русский салат с яйцом и майонезом». Норвежцы настойчиво говорили об осетрине горячего копчения. Немцы вспоминали уху с расстегаями и пельмени. Но это все было довольно-таки субъективно и к общему знаменателю не сводилось.

На сей почти метафизический вопрос исчерпывающий ответ дал бывший повар ресторана «Интурист»: черная икра. Именно ее всегда заказывали приехавшие в Россию иностранцы.

Итак, наш национальный вклад в Мировой Банкет: осетровая икра + водка.

Вполне, надо сказать. Это не слабее французского вклада: шампанское + устрицы.

Ну, а горячее? Для нас оно, безусловно, вываливается из поговорки: «Щи да каша — пища наша». Причем щи, естественно, кислые, а каша — гречневая, желательно со шкварками. Но это — для нас, русских. А для иностранца гречневая каша с Россией никак не сопрягается. Равно как и суп из кислой капусты. Для интуриста Russia по-прежнему: икра + водка. Недаром Джеймс Бонд, ведущий незримую войну с советским генералом по фамилии Gogol, так любил черную икру, а водку употреблял в своем знаменитом коктейле. Но холодная война миновала, да и нынешний Бонд уже совсем не тот: даже странно, если этот качок с лицом уличного хулигана закажет себе Beluga caviar.

Естественный вопрос: сохраним ли мы наш гастрономический мировой бренд в ближайшее время? И если нет, то чем же он заменится в головах приезжающих к нам иностранцев?