Вечеринка журнала «Мезонин», «Вечерня Пресвятой Девы» в постановке Олега Кулика
Вечеринку устраивали для гостей салона мебели и дизайна Maison et objet («Дом и предмет»), на который съехались дизайнеры, архитекторы и скульпторы со всего мира — и это, пожалуй, было единственное в Париже место, где вместо привычных для французов вина и шампанского наливали анисовый аперитив и виски.
Небольшая кучка людей сгрудилась в глубине громадного зала и обсуждала, что могут означать странные фотографии, развешанные на белых стенах. Не привыкшие к крепким напиткам, слегка опьяневшие французы с любопытством разглядывали посетителей вечеринки. «Кто эта яркая мадам?» — спросил у главного редактора «Мезонина» Наташи Барбье дизайнер Эрик Жизар и кивнул на молодую женщину в неожиданном для Парижа лисьем воротнике. «Ой, да это же Лена Лазарева! Директор московского магазина Doma, — пояснила Наталья и поторопилась их познакомить. «Я очень хочу сотрудничать с русскими клиентами, — уже позже признался дизайнер Лазаревой. — Но им сейчас, наверное, не до интерьера, как вам кажется?» «У людей, которые много работают, всегда есть деньги, — отвечала Лазарева. — А мои клиенты работают много, так что никакой кризис их не возьмет». Рядом с ними солидный мужчина воодушевленно обменивался координатами с другим дизайнером, попутно объясняя, что только что приобрел тысячеметровую виллу, а времени заниматься интерьером у него нет. Сцена вселяла уверенность в завтрашнем дне. Как, впрочем, и беглый взгляд на гардероб, который напоминал небольшой, но дорогой меховой бутик.
На следующий день в двух кварталах от фонда Ricard, в театре «Шатле», состоялась премьера оперы Клаудио Монтеверди «Вечерня Пресвятой Девы» в постановке Олега Кулика. Именно так театр решил отметить столетие «Русских сезонов» Сергея Дягилева («Шатле» вообще славится экспериментами: в прошлом году, к примеру, солист групп Blur и Gorillaz Деймон Албарн поставил тут спектакль «Путешествие обезьяны на Запад»). Перед театром расставили железные бочки с дровами и разожгли в них нешуточные костры. «Отлично! Я как раз забыл зажигалку», — заметил главный редактор еженедельника Express Кристоф Барбье (Christophe Barbier) и прикурил от огня.
Капельдинеры, обряженные в звериные шкуры и семинаристские костюмы, спокойно, но настойчиво подталкивали людей внутрь, где одетые в священнические рясы гардеробщики молитвенным басом предлагали оставить верхнюю одежду. Расставаться с одеждой никто не торопился, видимо, сомневаясь, что надолго задержится в зале, — многие шли в зал прямо в шубах и пальто.
В восемь на сцену вышел Кулик и на русском предложил всем принять участие в «коллективном сеансе космической литургии». Доносящийся откуда-то из-за кулис молитвенный бас синхронно переводил французским зрителям вступительную речь режиссера. Будто на сеансе гипноза, Кулик пообещал, что в следующее мгновение все забудут «об окружающем мире, мобильных телефонах, кризисе и даже об аплодисментах — тишина, тишина, тишина», и исчез за кулисами. Тут в партере подняла неистовый крик женщина и, чертыхаясь по-итальянски, выбежала из зала. Публика замерла. Кто-то прошипел: «Тихо». И только заглянув в программку, люди поняли, что ругань была частью шоу — актриса играла роль «разъяренной женщины». А потом началась опера, странная во всех отношениях.
На балконах и в партере рассредоточились одетые в монашеские сутаны хористы; на шее у них поблескивали переливающиеся всеми цветами флуоресцентные фонарики. Обряженный в черную рясу дирижер Жан-Кристоф Спинози (Jean-Christophe Spinosi) поворачивался лицом то к залу, то к оркестру (который по настоятельной просьбе Кулика перебрался из ямы на сцену), активно размахивал руками без дирижерской палочки, а в какой-то момент и вовсе взял скрипку и исполнил соло. На двадцатой минуте литургического пения в проходах появились люди — это не зрители бежали из зала, а акробаты в костюмах шутов на руках подбирались к сцене. Забравшись на нее, они расцеловали дирижера и, припрыгивая и извиваясь всем телом, скрылись где-то в глубине. Одновременно стартовало лазерное шоу: на громадное, подвешенное к потолку стекло проецировались человеческие лица, быки, лошади, драконы, звезда Давида, инь и ян (работы художника Дениса Крючкова). Все это сопровождалось разными звуками — криком, чириканьем, храпом (их записал петербургский музыкант Гермес Зайготта).
Несмотря на ажиотаж вокруг премьеры, часть присутствующих явно была не готова к столь крутому авангарду. Завсегдатаи театра «Шатле» — в основном солидные дамы и мужчины профессорского вида — то и дело выкрикивали kitch и ridicule. Впрочем, большая часть публики не только досидела до конца, но потом четверть часа стоя аплодировала и кричала «браво!», ожидая появления Кулика на сцене. Тот на сцену не вышел, зато с удовольствием общался со всеми желающими в фойе.
Зрители радостно выстроились в очередь за автографом. «Как вас зовут, вы говорите? Брижит? — спрашивал художник у пожилой женщины. — Давайте я лучше напишу ”Для Девы Марии”». Та не нашлась, что ответить, и только послушно кивнула. «Как понимать вашу трансформацию?» — допытывалась у Кулика молодая девушка. «From dog to god», — потеребив бороду, ответил художник, впервые вербализовав свое давнее стремление превратиться из человека-собаки в человека-бога.
