Наталья Геворкян: Как я была на митинге
Париж, воскресенье, дикий для Парижа мороз — минус 5 градусов. Люди пришли почтить память Насти Бабуровой и Стаса Маркелова. И сказать, что в России совершаются политические убийства. И вспомнить Аню Политковскую. Они пришли с детьми всех возрастов. Человек 200-250, не больше. Но больше, насколько я понимаю, чем пришли в Москве на митинг на месте убийства. Французы, русские, даже чеченцы. Говорили без пафоса. Но так, как говорят люди, которым не все равно.
За спинами — знаменитый фонтан Невинности, это в двух шагах от Ле-Аля и от центра Помпиду. Увы, почему-то не получилась фотография, на которой стоит Наташа Горбаневская (если помните, одна из тех, кто вышла на Красную площадь в 1968-м) — тихо, одна, с портретом Насти. Наташа давно живет в Париже.
Я увидела Андре Глюксмана, французского философа, который очень дружил с Аней Политковской. И Мари Мандрас — профессора, политолога. У нее двухлетний контракт в Лондоне, но она приехала в Париж специально на этот митинг.
Всем этим людям не все равно. Почему им не все равно? Я шла на митинг и встретила группу русских, которые спросили, правильно ли они идут к Лувру. Шли правильно. Я сказала: «Пошли со мной на митинг», и рассказала, по какому поводу этот митинг. Они знали про убитых, но совершенно не понимали, какое французам до этого дело. Второй раз та же история. Дежа-вю какое-то. Когда убили Аню Политковскую, французы собрались перед Нотр-Дам. Пришло много людей. Мимо шли русские туристы и не понимали, какое им в их благополучном Париже дело «до какой-то убитой русской тетки». Если кто-то знает, в каком закутке человеческой души кроется равнодушие, равно как и неравнодушие, поделитесь.
К концу митинга подтянулась Труди Рубин —- американская журналистка и моя подруга, ставшая знаменитой вопросом: «Who is mister Putin?», который она задала девять лет назад в Давосе. Сейчас она тоже прилетела из Давоса ко мне на пару дней. Видимо, продолжает искать ответ на свой вопрос:) На фотографии она вместе со старичком-профессором журналистики из Беркли и другом Мананы Асламазян, которая тоже была на митинге, как и все мои парижские друзья: Афоня, Марина, Таня, Сильвия, Саша и куча других.
Последние фотографии — мы греемся горячим луковым супом и горячим вином, совершенно замерзшие после двух часов на морозе.
И вот поразившая меня деталь: люди приходили с цветами. К этим двум убитым и похороненным в России людям, которых почти никто из них лично не знал.
Я сама со стыдом чувствую, что мне как-то не хочется. Однажды я собралась на Марш несогласных, прочитала в "Коммерсанте", что начало в 10 утра, было холодно, надела курточку и теплые ботинки, варежки и шапку-ушанку и приехала на метро на набережную к "Ударнику". Никого нет, только стоят сотни (!) военных и машины военные. Звоню подруге из СПС, спрашиваю, что случилось, - оказывается, что московское правительство перенесло митинг на 3 часа дня, но сообщить об этом публично не успели. Я стою прямо у ограждения, думаю что делать, подходит милиционер (или еще кто-то военизированный) и говорит "Вали отседа, девочка, пока зубы не выбили". Знаешь, дорогая, скажу честно, мне стало жалко зубов, потому что бьют же! и страшно бьют, а я уже и не девочка, и не бегаю быстро, у меня тахикардия. Пошла в книжный с горя, накупила книг по истории русской демократии... Вот так.
Эту реплику поддерживают: