В прошлое воскресенье, как вы помните, было минус 20 градусов, безветренно, яркое солнце. Я встал пораньше, покормил ребенка, сдал ребенка мамаше — и сел в машину. Ехал 40 минут. Приехал: дайв-центр МГУ на Спас-Каменском карьере. Повозился с оборудованием, переоделся, спустился к воде, точнее — ко льду. Вокруг — нарядный снежный лес. Голубое небо, ни облачка. Я сел на краю прямоугольной проруби (два метра на метр). После предыдущих посетителей уже успела нарасти корочка льда; я вкусно покромсал ее несколькими движениями ласт и свесил ноги в воду. Обвязался веревкой, с посторонней помощью нацепил скубу. Снял с шеи маску и автоматически ополоснул в воде, по привычке. Надевая, заметил, что маска какая-то мутная: пока нес к лицу, в ней встал лед. Отлили кипятком из термоса, и я быстро ее напялил — пока не замерзла. Еще немного осмотрелся, переглянулся с напарником, и соскользнул в черную воду.

Отойдя на метр от проруби, утыкаешься теменем в «потолок» и полностью проверяешь оборудование. Эти секунды — самые волнующие. Телу сразу делается теплее: вода +2ºС. Но лицо обжигает холодной водой, и это — почти эротическое чувство. От этого сигнала, от покалывания губ, мощной эндорфиновой волной накатывают воспоминания о кайфе прошлых погружений. Именно в этот момент ты испытываешь переход от надледного мира в подледный. Ты видишь сбоку срез полуметрового льда во всей его красоте — опаловые слои, прозрачные слои, черные слои, пузырьки. Игра света. И ниже — чернота, в которую ты уже начал проникать.

Сразу же первая проблема: замерз дыхательный аппарат  и начал с шипением травить, чуть ли не выбивая зубы струей воздуха. Быстро перешел на запасной аппарат; у напарника — то же самое, так что возвращаемся в прорубь, и ребята льют кипяток, отмораживают. Не теряя времени на морозе,  обратно под воду, и погружаемся, пока не замерзли, к более теплым слоям воды (+3ºС).

Почему-то мы сразу провалились метров на 12 и оказались в зоне ила; намутив с перепугу еще сильнее, мы совершенно потеряли визуальные ориентиры. У меня так раньше не было, и это оказалось очень страшно. Полная слепота, не понимаешь ничего — ни где верх, ни где низ, и, не понимая, что делать — поддуваться или сдуваться — и куда меня тащит — вверх или вниз, я испытал приступ того, что дайверы называют «паническое дыхание». Каждый вдох дается все труднее, кажется, вот-вот замкнет дыхательную щель и не сможешь вдохнуть. Решительно жму на поддув, и меня несет вверх. Разглядев напарника, показываю: давай отстоимся повыше, где светло, и там придем в себя. Наконец ил расступается, над головой делаются видны наши веревки, идущие к светящемуся прямоугольнику проруби.

Дыхание восстанавливается, мы движемся прочь от проруби, на небольшой глубине — в светлой зоне. И тогда я начинаю видеть то, ради чего пришел сюда. Мы окутаны рассеянным потусторонним светом, над нами — жемчужный матовый лед, покрытый снегом. Перед нами — лунный пейзаж, песчаное дно, все в каких-то кратерах (рачьи норки?); чуть дальше мы натыкаемся на затопленный лесок, веточки покрыты кружевными хлопьями ила. На некоторых я различаю гидр, но они слишком мелкие — сфотографировать не получается. Мой напарник — к слову, девушка, кустодиевская такая красавица — парит передо мной, как слоник Думбо; от этого зрелища я окончательно верю, что да — я ныряю с аквалангом в Подмосковье, прямо посреди рабочих будней! Я развожу руки в стороны (в этот момент теплый воздух от тела поступает по рукавам в перчатки и отогреваются пальцы), принимаю горизонтальное положение, расставляю ласты пошире для устойчивости —- и скольжу, парю, наслаждаясь неповторимым чувством нейтральной плавучести, заваливаясь то на один бок, то на другой, как настоящий истребитель.

На одной из веточек вижу маленького окуня — полосатого, с пижонски оттопыренным спинным плавником. Он в оцепенении и никак не реагирует на попытки сфоткать в упор. Увы, слишком темно, и мой объектив не фокусирует. Усилия длятся минут пять: зависаешь, задерживаешь дыхание, смотришь в темный видоискатель, видишь расплывчатый контур, фокусируешь, вот он в фокусе, жмешь — фотик имеет свое мнение и не щелкает, а объект снова расплывается. В какой-то момент я решаю достать фонарь, чтобы подсветить непокорную натуру. С большим трудом дотягиваюсь до кармана на бедре, расстегиваю его, достаю («космические» костюм и перчатки оставляют очень мало свободы пальцам), включаю и мысленно матерюсь: на морозном воздухе, видимо, сели батарейки, фонарь не работает.

К моему удивлению, напарник дергает меня за веревку и показывает: время, пора. У нас нет часов, и мы договорились, что страхующие дадут знать, когда истекут полчаса...

Выход из-подо льда — такой же трансцендентальный опыт, как и погружение. Делается все светлее, из-под воды ты видишь снова небо и срез льда, вдыхаешь побольше воздуха (над водой на морозе нельзя дышать из акваланга), толкаешься ластами и, оказавшись над водой, выдыхаешь через особый шланг в жилет — чтобы он начал держать тебя на поверхности. После подледной тишины в уши ударяют разные звуки: возня страхующих на льду, звяканье твоего снаряжения, когда тебя вытаскивают за вентиль баллона на снег, и сквозь все это — звук совсем другой, уже наземной тишины — тишины зимнего подмосковного леса на закате. Пока мы были подо льдом, солнце скатилось за пригорок; все уехали с карьера, остались только мы и наши двое страхующих.

Отстегиваю снаряжение, снимаю ласты, снимаю маску и, наконец, дышу носом. Костюм стоит на мне колом — замерз. С трудом переставляя ноги, тащу санки со скубой и фотоаппаратом к фанерному домику. Вхожу: там очень тепло. Снимаю пояс (10 кг), шлем, перчатки, разминаю пальцы. Впервые в жизни не могу раздеть женщину: молния у нее на спине покрыта слоем льда — как и у меня.

Через 20 минут мы уже мчим по заснеженной Дмитровке, болтая о тропических погружениях. Вечером я с семьей сижу в гостях: в цивильной одежде, ем эклеры и говорю о работе. Все, что недавно произошло, кажется нереальным. И только придя домой и уложив дочь, я достаю из багажника машины снарягу и иду в ванную. Все мое барахло — это единый ком льда; я весь день был в самых тесных отношениях с этим элементом, с которым никак не сталкиваюсь в обычной жизни, когда целыми днями сижу за столом и пишу.

 

Если ты решил провести день в общении со льдом, ты все время стараешься не потерять тепло, не заморозить оборудование — и в итоге этих усилий ты проникаешь не просто под лед, а в лед, в саму его сущность. Холодная вода, где тебе тепло и сухо, кажется жидким льдом; внутри ты видишь, как лед преломляет свет, как плавится и кристаллизуется, ты видишь двадцать его сортов, и твои губы покалывает лед, и загривок тоже — и от этого покалывания все воспринимается в сто раз ярче. И после погружения весь остаток дня твое тело напитано волшебным эликсиром бодрости, эйфории — как после лыж, но в тысячу раз сильнее.

Через 10 дней постараюсь еще вырваться туда. Только надо с фонарем что-то придумать.