Роман Козак продемонстрировал «Бешеные деньги»
«Нам архангелы пропели:/ Нас давно на небе ждут,/ Ровно через две недели/ Начинаем Страшный суд» — с этой песней поэта, художника и разгильдяя Алексея Хвостенко на устах московские бездельники Кучумов (Николай Фоменко), Телятев (Виктор Вержбицкий) и Глумов (Борис Дьяченко) появляются на сцене. Следующие три часа они будут ухаживать за молодой светской дамой Лидией Чебоксаровой (Александра Урсуляк) со всем пылом своей пропащей души, не имея, однако, единственного, что ей по-настоящему нужно, — денег. В погоне за последними Лидии придется окунуться в совершенно другой мир — мир, где вместо законов света и приличия царят законы экономики, а разбирается в них лучше всего провинциал со смешной фамилией Васильков (Иван Ургант).
«Бешеные деньги» режиссер спектакля Роман Козак называет пьесой смешной и талантливой. Действительно, текст, написанный 140 лет назад и бережно воспроизведенный на сцене почти дословно, звучит свежо и по-хорошему непривычно, а некоторые архаические выражения вроде «я оконфужусь» делают его еще интереснее. Коронное же ургантовское «ни боже мой» определенно уйдет в народ. Другая его крылатая фраза — «Но из бюджета я не выйду» — недвусмысленно дает понять, что Васильков прежде всего деловой человек, и даже Чебоксарова для него в том числе удачная инвестиция: именно такая жена ему требуется «по его обширным делам».
Ургант, от которого машинально ждешь, что он будет ломать комедию, очень убедителен в роли слабого сердцем, но сильного волей делового человека, большую часть времени разговаривающего серьезно. Зато комедию — и совершенно бесподобно — ломают Фоменко и Урсуляк. Фоменко размахивает руками, как петух крыльями, и ловко перемещается по сцене балетными прыжками; Чебоксарова в исполнении Урсуляк, соблазняя Василькова, встает на четвереньки на его рабочем столе. А какие комичные рожицы строит Алентова, играющая мать Лидии! А как неподражаемо Вержбицкий тянет слова, прося прощения у Лидии за отказ жениться на ней: «На меня нападает сплин, и я застрелюсь, как англичанин». Одним словом, кастинг режиссеру удался на все сто процентов.
Отдельная история — музыкальные номера, почти все из репертуара Хвостенко: на протяжении спектакля спеть довелось всем персонажам, исключая разве что слугу Андрея, а аккомпаниатором и тапером выступал Евгений Борец. Публика музыкальные экзерсисы принимала тепло — до такой степени, что в финальной песне «На диване» из-за аплодисментов было очень трудно разобрать слова.
Что же до песни, которой спектакль начинался, то кончается она так: «А нас, а нас/ Сперва посадят в таз,/ Потом слегка водою обольют —/Вот весь наш Страшный суд». О том же говорит в своем финальном монологе и Телятев: «Москва, Савва, такой город, что мы, Телятевы да Кучумовы, в ней не погибнем». Вот она, еще одна грань злободневности пьесы: Москва не даст своим бездельникам пропасть, в каком бы веке они ни родились.