Роман оказался потрясающим. Молодому талантливому дебютанту было, что рассказать, и было, как рассказать. Филлипс действительно прожил в Будапеште два года. Сразу по окончании колледжа. Ему был 21 год. Он считал, что самое интересное сейчас происходит в Восточной Европе. Ему предложили работу в Праге. Он согласился, купил путеводитель и учебник чешского языка. Через некоторое время работодатель передумал и предложил вместо Праги Будапешт. Филлипс и тут согласился и приобрел учебник венгерского.

Когда читаешь «Прагу», то кроме завороженности героями и сюжетом наполняешься уважительным удивлением: как этот американский мальчик смог так глубоко проникнуть в нашу измученную коммунизмом восточноевропейскую душу?! Все, подлец, просек до тончайших тонкостей!

Открывая его следующий роман, «Египтолог», я предвкушал блюдо той же авторской кухни, только с новым сюжетом. Как бы ни так! «Египтолога» писал другой человек. Все опять было сделано мастерски, искусно и при этом — искусственно. Красивый, сложный, умный пазл. Детективный сюжет. Но от живой горячности первого романа не осталось ни следа. Почему — стало ясно из послесловия:

«Пиши о том, что знаешь!»

Безжалостная заповедь Хемингуэя не дает покоя писательскому сообществу и заставляет ворочаться во сне одинокого будущего романиста: в страшных ли фантазиях, в гнетущей ли действительности он все едино проклят квазипапской буллой дяди Эрнеста. “Писать о том, что я знаю? Что я знаю… — Автор страдальчески вздыхает. — А о чем писать, если я не знаю ничего?”

Даже если так, тревожиться не стоит: вам на помощь всегда придет Британский музей».

Филлипс задумал роман, замешанный на египтологии, но, по его собственному признанию, имел весьма смутное представление о предмете. Забредя на сайт Британского музея, он решился задать по электронной почте свой первый вопрос: «Как написать в иероглифике «сексуально возбужденный»? Ответ не заставил себя ждать: «Вообще говоря, иероглифика — это египетская письменность. А вот иероглифы вы найдете в приложенном к письму файле». И Филлипс начал то, что в русском языке не имеет адекватного термина, а по-английски называется research. Буквальный перевод — «исследование» — как-то не очень подходит; будем пользоваться изысканным словом «изыскания». И вот в течение полугода Филлипс задавал вопросы невидимому сотруднику Британского музея (не стоит благодарности, м-р Филлипс. Отвечать на вопросы наша обязанность).

«Мне нужен был период истории, охваченный хаосом, в котором легко захоронить апокрифического царя (XIII династия, мистер Филлипс). Мне нужно было укромное место близ участка Картера (Дейр‑эль‑Бахри, мистер Филлипс). Мне нужно было… э… ну, это вот самое, которое, в общем… (картуш, мистер Филлипс). Как долго ехать на осле до (около часа), виден ли оттуда (нет), это слово так писали в 1922 году (иногда да), что случалось с помещенными в канопы органами в послежизни (их возвращали в ожившее тело, мистер Филлипс)?»

Так Филлипс переписывался с виртуальным экспертом в течение полугода. И так ему удалось написать роман, научная часть которого отличается высокой достоверностью. Впрочем, никакой Британский музей не поможет автору добиться художественной достоверности. На мой взгляд, в первом романе Филлипса она была куда выше. Но не на этом я хотел бы заострить внимание.

Вся эта история заставила меня задуматься о технологиях в литературе. Мне представляется интересным разделить всю литературу на «технологичную» и «нутряную». Разумеется, эта дихотомия не является абсолютно четкой. Какие-то произведения можно легко отнести к одной из этих категорий, другие представляют собой их смесь. Русская литература, по большей части, нутряная, западная — технологичная. Это утверждение может показаться слишком поверхностным, редукционистским, но все же, мне кажется, оно работает. Скажем, такие разные по времени и стилю писатели, как Достоевский, Пелевин, Довлатов, — явно нутряные; Солженицын, пожалуй, смешанный (бывший начальник израильского генштаба Эхуд Барак как-то сказал мне: «Я всегда рекомендовал Солженицына своим офицерам». Он имел в виду роман «Август 1914»); а вот англичанин Роберт Харрис, автор чрезвычайно увлекательный, тяготеет к технологичности. Рискну привести широкую цитату из раздела благодарностей его романа «Помпеи»:

«Помимо авторов тех работ по вулканологии, которые я цитировал в книге, я хотел бы выразить свою глубочайшую признательность Жану Пьеру Адаму («Римские здания»), Карлин А. Бартон («Римская честь»), Мэри Бигон («Римская природа»), Марселю Бриону («Помпеи и Геркуланум»), Лионелю Кассону («Древние мореходы»), Джону Д'Армсу («Римляне на берегах Неаполитанского залива»), Джозефу Джею Дессису («Геркуланум»), Джорджу Хоуку («Акведук Немос»), Джону Ф. Хили («Плиний Старший в науке и технике»), Джеймсу Хиггинботему («Писцина»), А. Тревору Ходжу («Римские акведуки и водоснабжение»), Вильгельмине Фимстер Яшемски («Сады Помпей»), Уильяму Джонману («Экономика и общественное устройство Помпей»), Рэю Лоуренсу («Римские Помпеи»), Амадео Маури («Помпеи»), Огюсту May («Помпеи: жизнь и искусство»), Дэвиду Муру («Римский пантеон»), Сальваторе Наппо («Помпеи: путеводитель по исчезнувшему городу»), Л. Ричадсону младшему («Помпеи: история архитектуры»), Честеру Дж. Старру («Римский военный флот времен империи»), Эндрю Уоллесу Хадриллу («Дома и общество Помпей и Геркуланума») и Полу Занкеру («Помпеи: общественная и частная жизнь»)».

Впечатляет? А ведь это только треть источников, использованных Харрисом в работе над романом!

Дядя Эрнест, которого мы больше привыкли называть стариком Хэмом, конечно прав, призывая писать о том, что знаешь. Но ведь знания можно получать самыми разными путями. Первый роман автора, как правило (не всегда, но очень, очень часто), основан на личном опыте и поэтому — тоже не всегда, но часто — отличается большей непосредственностью, чем последующие произведения, уже требующие специальных изысканий. Изыскания писатели проводят в своей душе, в окружающем мире, на собственной шкуре (Артур Хейли), в книгах, а Филлипс, похоже, первый писатель, обнаруживший изыскательный потенциал Британского музея.

Но есть странность в этой истории. Я побродил по сайту Британского музея и единственный способ задать вопрос эксперту нашел вот на этой страничке.

Она предназначена для юных изыскателей (young explorers). Неужели Артуру Филлипсу пришлось прикинуться двенадцатилетним?