Каким своим проектом вы гордитесь больше всего? 

Слово «проект» — какое-то дурацкое. Если собственное нахождение на планете Земля считать проектом, то можно сказать, что проект «Юра Шевчук, музыкант» в меру удачен, в меру нет. Вообще-то мы это поймем, когда ласты будем склеивать. Хороший был проект или не очень.

Вы известнейший российский музыкант. Разве это не говорит о том, что проект удачный?

Не знаю, но я люблю тот момент, когда меня забудут. Ничего в этом плохого нет. Забыты миллиарды. Строители древнеегипетских пирамид. Сочинители гениальных народных песен. Авторы красивейших наскальных рисунков. Думаю, они по этому поводу не слишком волнуются, там, наверху.

А какие события вашей жизни вы считаете самыми важными?

Несколько уникальных закатов и рассветов, наблюдая которые я стоял, задыхался от совершенства и в полуобморочном состоянии впитывал в себя эту божественную красоту. Я совершенно серьезно.

А где бывают такие закаты?

В разных местах. Один раз было в Афганистане. Один раз — в Чечне. В Новой Зеландии, Уфе, Сибири, на Камчатке. Один раз было в Петербурге.

Если бы вы жили не в Петербурге, где бы вы жили?

Не знаю, много есть интересных мест. Очень понравился мне Париж, где я записывал альбом. Я снимал мастерскую на Монмартре. Мне казалось, что в ней жил еще Ван Гог. Внизу текла змея туристов. Я над этой суетой заваривал кофе, выходил по утрам в халате на балкон и кричал: у меня все хорошо!

В России вы так не делаете?

В России меня, к несчастью, знают, не поверили бы.

А вы хотите, чтобы вас знали на Западе?

Почему бы и нет. Мы на Западе выступаем, но завязаны с нашими бывшими соотечественниками, которые назначили себя промоутерами концертов. Как они работают, мне категорически не нравится. На концертах в основном бывшие наши — нет аборигена. Местных англичан, немцев, французов, американцев...

Но англичане, немцы, французы ничего в ваших песнях не поймут…

Это все шоры! Группа «Рамштайн» год колесила по Америке с немецким репертуаром. На Запад нужно приезжать со своими мыслями, оформленными театрально, то есть надо делать шоу. А нам о России и о мире есть что сказать. Запад шустрый, нервный, талантливый, изобретательный. Рок родился не в Рязани, так же как русский балет и русская опера — все пришло с Запада. Но что Россия дала этим формам — ширь и глубину! Какие степи с монголо-татарскими нашествиями, какой анархизм, какие небеса! Какую слезу ребенка, в которой утонули целые поколения…

Слезу ребенка мы проронили довольно давно...

Да, но эта удивительная культура в нас осталась. Может, мы стали пониже и погрубее, но она кипит в нас на генном уровне. Конечно, Запад на дешевку не пойдет. Но если сделать хорошую программу, если это будет не «Макдоналдс» на сцене, а русская борода с гречневой кашей на ней и с вечным вопросом «быть или не быть», может, получится. Да и проиграть тоже весело.

А вам это вообще зачем?

За державу обидно. У меня сын отслужил в морской пехоте. Он был в боевом походе на судне «Перекоп», они заходили в порты европейские и в военной форме бродили по городам. Я спрашиваю: твое впечатление, сынок? Он говорит: папа, нас там ненавидят, просто плюют в нашу сторону… Надо налаживать мосты. К сожалению, наша внешняя политика — это теория заговоров. Кремлевские везде ищут подлости и провокации. Пугают Запад, боясь его. А я от этого подустал. Мне хотелось бы, чтобы у моей родины не оскал был, а улыбка пошире. И подобрее как-то. А для этого нам нужно освободить самих себя.

От чего?

От дури у нас в башке. Которая говорит, что мы самые крутые. Что у нас уникальное национальное образование. Что у нас свой отдельный путь. Особый путь — Sonderweg — эту идею использовал и Гитлер. И что в результате этого особого пути? Как Германия умылась слезами! Нас история еще будет бить, пока мы не станем нормальной страной. Тогда мы поймем, что мы не особые инопланетяне, а нормальные люди. Такие же, как все. И добрые, и злые — всякие. И культура у нас есть. Не хуже, чем у других, но и не такая, чтобы прямо пам-парарам-пам-пам…

Главное, чтобы мы это поняли, не умывшись не только слезами, но и кровью...

Поэтому надо петь.

А вы отменили осенние концерты в Москве и Петербурге. Почему?

Потому что понял, что новая программа недодумана. Нельзя торопиться. Хотя мои друзья-экономисты говорят обратное. Они были на последнем экономическом форуме в Питере. Главная мысль, которая там звучала: в современном мире не сильный будет пожирать слабого, а быстрый будет обгладывать медленного. Мне это понравилось. В этом смысле сейчас есть куда торопиться.

Но вы не торопитесь…

Нет.

Предпочитаете быть обглоданным?

Для художника порванная, стертая кожа — это не так плохо. Нервы обнажаются.

А о чем вы мечтаете?

Мечта — это светлая Россия. Простите за пафос. Мечта — чтобы люди со всего мира хотели сюда приезжать и здесь жить. Нам так и не удалось уничтожить пропасть между сословиями. До сих пор у нас те же самые князья и бояре, только они на «мерседесах», а не на тройках, и тот же тягловый народ, который их кормит. Вечная диктатура бюрократии. И главный вопрос: как эту яму между ними, эту траншею, эту черную дыру завалить чем-то хорошим, любовью например. Уничтожать князей и бояр смысла нет. Образуются новые — настолько это сидит у нас в крови. Надо менталитет менять. Делать всем какую-то культурологическую операцию.

Ваш разговор с Путиным — часть операции? Что вы хотели изменить этим разговором?

Я прежде всего менял свое сознание. И теперь как художник, наверное, смогу сказать об этом в песне, точно как Пушкин в «Борисе Годунове». Он, кстати, тоже общался с императором.

Врага надо знать в лицо?

При чем тут враги? Враг один, а добро и зло в каждом из нас. Говорить «враги» — это неинтеллигентно. Если они начнут, мы ответим. А так… Искать врагов — это их прерогатива. Вместо того чтобы искать врагов, нам надо искать везде сторонников.

Однако Чулпан Хаматова рассказывала, что вы с ней долго не общались, когда увидели ее в Кремле… А потом пошли в Кремль разговаривать с Путиным. В чем разница?

Вы что-то перевираете. Я ее настолько люблю, что не могло быть такого… Максимум неделю. И это не я на нее обиделся, а она на меня. Потому что я ее увидел в каком-то стаде единороссов. Ну и сказал: что ж ты делаешь...

Ну вот, а потом оказались с ней на обеде у Путина.

Поймите, сейчас есть только две дороги в стране. Одна — встраиваться в систему, что делают многие режиссеры, певцы, рок-музыканты. Другая — не встраиваться в систему, быть в оппозиции, в альтернативе. Я предпочитаю второй путь, но почему бы не поговорить, если есть возможность.

Почему же?

Многие люди, встроенные в систему, не вякают против власти, но пытаются сеять разумное, доброе, вечное. Они увлечены теорией «малых дел». Это плюс. Вторые жестко критикуют власть — это тоже плюс, потому что такой холодный душ нужен нашим бюрократам, которые заняты только каким-то самообожествлением. По телевизору мы это наблюдаем. Строители нового Рима, четвертого уже... Оппозиция в России, как на гербе, двуглавая — одни внутри, другие снаружи. Все нормально.

А не нужно ли художнику вообще держаться от власти подальше?

Каждый выбирает сам. Рок-музыка — это прежде всего свобода. Для художника хозяин — Бог, а не царь. Даже не народ. Только Бог, а он всегда с тобой — совесть твоя. Вот и все…

То есть это совесть вас стимулировала начать диалог с властью?

Между прочим, мог бы и промолчать. Но мне кажется, Путин поначалу сделал правильные шаги: построил вертикаль, собрал страну, которая разваливалась. Но теперь он стал рабом своей вертикали. Сейчас бы просвещение, сейчас бы спокойную либерализацию в стране, законотворчество нормальное, реальную борьбу с коррупцией. Но нет, легче управлять бессловесным электоратом. Эта беседа с Путиным должна была быть. Я закольцевал свою, личную историю. Она закончилась этой беседой, началась другая.

А когда эта история началась?

Когда я вышел на «Марш несогласных» после избрания Медведева. Ясным февральским днем надел обшарпанную куртку, убитые штаны, паспорт положил в карман. Взял рюкзак с водой. И пошел. Понимая, что будут мочить. Дошел до этого «Марша несогласных», где было пятьсот человек и две с половиной тысячи омоновцев. И выразил свое собственное негодование. Потом был протест против русско-грузинского конфликта. Я обзвонил грузинских, осетинских музыкантов. Я сказал: ребята, надо что-то за мир сделать, потому что опять эта дурь начинается. А я столько видел ее на разных локальных войнах. Сколько я видел этой крови... Блин, хватит уже. Я ездил по стране в девяностых. Я был в Чечне. Не представляете, какой я злой оттуда вернулся. Слово «демократия» из уст Бориса Николаевича вгоняло меня в ярость.

Между тем вы, как и другие рок-музыканты, его на выборах поддерживали...

Я его не поддерживал. Не надо ля-ля. «ДДТ» — единственная группа, которая не участвовала в программе «Голосуй или проиграешь». Нам предлагали 120 тысяч долларов. Я сказал: мало! А сколько хочешь? Нискока! Я как раз вернулся после Чечни, где на руках у меня дети умирали в результате недалекой, мать ее, политики на Кавказе. У меня было собрание с группой, я сказал: ребята, демократию, конечно, надо спасать, но я лично против этой ее концепции. И мы не поехали.

Вы сказали, что после разговора с Путиным для вас началась новая история. Какая?

Теперь все знают, что я Юра Шевчук, музыкант. И нужно отвечать за слова. Много накопилось музыки и слов. Со своими друзьями, музыкантами группы «ДДТ», пытаемся выразить все, что родилось за это время. Заполнить пустоту. Ее сейчас очень много. А пустота ничего не рождает. Может, я зря это говорю, но одна из мыслей нашей новой программы заключается в том, что любая свобода требует жертвы. Нельзя, лежа на диванчике, пользоваться плодами ее. Это не прокатывает — все равно пострадаешь. Жертва необходима. И Россия на протяжении многих лет жертвует, жертвует, жертвует…

Юрий Юлианович, а где же тогда свобода-то?

А свободы до сих пор нет. Такая у нас дорога.