На открытии в ЦДХ участники проекта «Сноб» попытались угадать победителя и понять, почему так много вторичных работ
Фото: www.kandinsky-prize.ru
Фото: www.kandinsky-prize.ru
Фото: www.kandinsky-prize.ru
Фото: www.kandinsky-prize.ru
Фото: www.kandinsky-prize.ru
Фото: www.kandinsky-prize.ru
Фото: www.kandinsky-prize.ru
Фото: www.kandinsky-prize.ru
Работы на конкурс отбирает экспертный совет и жюри, в состав которого в этом году вошли Василий Церетели и Ольга Свиблова. Заявки рассматриваются онлайн, так что работы номинантов члены жюри увидели фактически в день открытия.
Понять, кто борется за «Проект года», кто будущий «Молодой художник года», а где номинанты на «Медиа-арт-проект года», простому зрителю довольно сложно: все вперемешку. Да и пространство, в котором проходит выставка, ежегодно меняется. Все помещения сделаны в разных цветах и соединены странными переходами, длинными коридорами и сложными лабиринтами. Узнать ЦДХ в этом году не смог даже Иосиф Бакштейн , которого я встретила в зале с оранжевыми стенами.
Надо сказать, что за три года своего существования премия Кандинского оправдала статус «крупнейшего независимого национального проекта в области современного искусства России». И интерес к ней только растет. В 2008 году премию получил Алексей Беляев-Гинтовт, что вызвало огромный скандал и дискуссию на «Снобе». В прошлом году, чтобы узнать имя победителя, арт-критики и художники сели на электричку, которая привезла их в Барвиху, где проходило награждение. Скандала не получилось, а главный приз получил Вадим Захаров.
Правда, количество номинированных на премию работ не растет, а, наоборот, уменьшается. Если два года назад их было 2 тысячи, то в прошлом году уже 500, а в этом году еще меньше. Юрий Аввакумов, который хорошо помнит первую премию Кандинского, рассказал, что в первый раз организаторы просто не устояли перед количеством присланных работ, и выставка «превратилась в помойку». Затем начали осваивать несколько этажей ЦДХ и тоже заполнили искусством все пространство. «Но чем больше мы показываем зрителю, тем менее удовлетворенным он уходит. Это закон зрелищности, — поясняет Аввакумов. — Человек, который видит много маленьких работ, засыпает на третьей минуте».
Бродя по лабиринтам выставки, встречаю Гришу Брускина, который говорит, что достаточно взглянуть на большинство работ, чтобы понять, кого они повторяют. И тут же добавляет, что «художник не может быть объективным», и от дальнейших комментариев отказывается. К нему подходит Татьяна Арзамасова из АЕS+F. Они идут смотреть оставшуюся часть выставки, тихо рассуждая, кому дадут премию в этом году.
Георгий Пинхасов внимательно рассматривает разложенные на полу черно-белые фотографии. 1440 снимков изображают часы, которые показывают время. На каждой фотографии — разное. Это «Сутки» Ирины Штейнберг. «Это вторично, это уже было», — говорит он, дублируя Брускина.
Стою около работы Иннокентия Шаркова и Дарьи Чапковской (дрожащие буквы проецируются на пищевую пленку). Пытаюсь прочитать, что же на ней написано, и понять, нравится мне это или нет. Мимо инсталляции проходит Юрий Аввакумов. «Ну как вам?» — спрашиваю. «Когда на Земле не останется ничего живого, полиэтилен — последнее, что будет разлагаться. Но от этого работа не становится искусством».
На его взгляд, большинство представленных работ «доморощенные».
«Хороших работ мало. За пределами пяти-десяти художников начинаешь обнаруживать повторы», — говорит Юрий Аввакумов. Спрашиваю, почему так происходит? Откуда эта вторичность и страх быть самим собой?
Каким-то образом художники уже давно имеют доступ к информации, поэтому тут можно обнаружить вещи, уже давно задействованные у мировых художников. Поэтому печально, что открыто в своих работах используют чужие затеи. Заимствуют и друг у друга. Можно найти клонов «синих носов». К сожалению, в конце концов ты начинаешь обнаруживать повторы, это неизбежно.
Айдан Салахова представляет художника Рауфа Мамедова с работой «Молчание Марии» и отмечает работы группы AES+F, которые выставила галерея «Триумф», то есть Дмитрий Ханкин и Емельян Захаров. В 2007 году, кстати, AES+F уже номинировались на звание «Художник года». Сейчас они показали несколько работ и видео из проекта «Пир Тримальхиона».
Юрий Аввакумов считает, что работы «аесофцев» на порядок лучше всего остального.
Мы разговариваем рядом с «Дорогой» Александра Бродского. Это несколько узких двухэтажных кроватей с полосатыми матрасами и тапочками на полу. Между ними на столиках стоят граненые стаканы, в которых болтаются чайные ложки. Создается ощущение движения, но это на самом деле всего лишь звуковые эффекты. Вместо окон — лайтбоксы, на которых развевается белая ткань, напоминающая занавески, выглядит как нечто среднее между больничной палатой и плацкартным вагоном. Аввакумову инсталляция нравится, но для правдоподобия, говорит он, не хватает стука колес.
В прошлом году на этом месте стоял гарнитур «Святой Себастьян» Вадима Захарова, который получил премию. Возможно, в этот раз повезет и Бродскому.
Фото: www.kandinsky-prize.ru
Фото: www.kandinsky-prize.ru
Юрий Аввакумов советует мне не пытаться угадать победителя: «На подобных конкурсах критерии отбора возникают во время голосования членов жюри, когда вся выставка перед глазами. Кто-то очень ярко защищает одну работу, а кто-то топит другую. У членов жюри между собой возникают искры, силовые линии. И как сложится рисунок этих линий, представить довольно сложно, даже зная каждого члена жюри по отдельности. Я бы на таких конкурсах не гадал».
