Профессор психологии из Стэнфорда Лера Бородицки родилась в Минске, говорит на пяти языках и изучает, как люди разных культур воспринимают время: на Бали, в Индонезии, в Австралии. На днях ее имя упоминалось в связи со скандалом: автора статьи на эту тему из воскресного журнала NYT обвиняют то ли в плагиате, то ли в нечистоплотности со ссылками; многие примеры, которые он приводит, будто целиком взяты из популярных статей Бородицки.

Важно не это — важно, что Лера Бородицки делает очень интересные вещи и еще раньше рассказала мне о своей работе. А сегодня она готова ответить и на вопросы участников проекта.

Лера Бородицки: Меня завораживает парадокс: время (наряду с пространством) — это одно из двух измерений реальности, это основа основ — и вместе с тем оно эфемерно, его не потрогаешь и не понюхаешь. В английском языке «время» — это самое часто употребляемое существительное; но как устроено восприятие времени — большая загадка.

Если начать в этом разбираться, бросается в глаза то, что мы думаем о времени при помощи языка. Когда мы говорим о времени, мы почти всегда используем образы пространства: март — перед апрелем. Все лучшее — впереди. Худшее — позади. Языки и культуры мира сильно различаются в этом смысле, и мне это интересно как психологу.

В языке боливийских индейцев аймара (это один из немногих индейских языков с числом носителей более миллиона человек), например, все наоборот: прошлое перед нами, говоря о давнем прошлом, они делают жесты, указывающие далеко вперед.

 

Илья Колмановский: Почему так?

Л.Б.: Для аймара важно подчеркнуть: будущее неизвестно, поэтому его не видно, оно позади, накатывает на нас сзади, там полно сюрпризов. Прошлое — на виду, впереди. Такие вот образы времени очень различаются, потому что есть культуры с совершенно другими отношениями собственно с пространством, а значит, и со временем.

В Австралии у племени пормпураав не используются понятия «право» и «лево», а используются стороны света. Говорят: «У вас муравей на северо-западной ноге!» Нельзя сказать «Привет!» — нужно спросить: «Куда ты идешь?» — и ответом должно быть: «На юго-юго-запад, далеко — а ты?» Тут и не поздороваешься, если не ориентируешься по сторонам света, и люди это делают с детства, в аборигенских сообществах это умеет и пятилетний ребенок.

Иное пространство — значит, и иное время. Мы предлагали им очень простое задание. Я раскладывала на земле картинки, несколько фото моего дедушки от молодого до пожилого. Я предложила, перетасовав, разложить по порядку. Русские ведь разложат слева направо...

И.К.: ...Да. А ивритоговорящие?

Л.Б.: Наоборот; действительно, для этих культур все дело в том, как люди пишут. Пормпураав делают совершенно не так, они никак не завязаны относительно своего тела или письменности. Они всегда раскладывают карточки с востока на запад: в направлении движения солнца.

И.К.: И как это все сказывается на отношениях человека со временем?

Л.Б.: Не во всех культурах люди считают, что время куда-то идет. В системе, где важны только стороны света, время не меняется. Поколения приходят и уходят, но ничего между ними не меняется, это скорее циклы. Время возвращается вместе с солнцем. Укладывается слой за слоем.

И.К.: Существует стереотип: многие аборигенные сообщества — это сообщества неэффективных, медленных, ненадежных людей...

Л.Б.: Я бы сказала так: некоторые культуры очень дорожат прогрессом. А некоторые — тем, чтобы не испоганить имеющийся порядок вещей. Есть плюсы у обоих подходов. Индустриальное общество: я жду выхода новой модели телефона. Вещи должны все время меняться — это наша цель. В других культурах цель — не разрушить образ жизни предков, держаться этого ориентира, не портить. У этого тоже есть хорошие последствия: не разрушается среда обитания, леса. Ты не истощаешь свои ресурсы — и не воюешь с соседними племенами, чтобы прокормиться.

Идеи времени пронизывают оба типа культур. Если ты — это лишь вариация, новый виток вечного цикла, ты заботишься о том, чтобы ничего не испортить. В английском языке время идет только вперед — и тебе не нужно беспокоиться о том, как твои действия соотносятся с предками. У обеих перспектив — свои плюсы.

В отличие от всего мира, жители Северной Европы, Северной Америки и, может быть, Австралии — пунктуальны. Время — это конечный ресурс для нас, мы боимся зря его тратить. Я много работаю в Индонезии. Они все живут в индонезийском времени, или, как они говорят, эластичном, резиновом времени. Люди ведут себя так, будто время — это не ресурс, который можно подсчитать, для них это как воздух, просто часть среды. Если им сказать: я не могу сделать, у меня нет времени — это очень по-американски. Они смотрят и говорят: «Что ты имеешь в виду?! Время — это единственное, что у тебя есть».

Если жить в джунглях, день идет за днем — понятие «вторника» приносит мало практической пользы. Если ничего не происходит раз в семь дней — то во вторниках нет ничего особенного. Это бессмысленное, странное, искусственное понятие. У нас вторники соотносятся с выходными, с узорами, которые мы создали и воплощаем. В ткани времени нет ничего, что определяет вторники, — это культурное изобретение, которое имеет невероятную власть над нашей жизнью.