Черномырдин был очень хорошим и теплым человеком. В нем странным образом сочеталось то, что он был представителем советской партийной системы, и то, что он не стеснялся признать, что он чего-то не знает. Он не боялся учиться, он не боялся работать с новыми людьми, он был готов к любым открытиям. Он хорошо понимал, что России необходимы реформы, и чувствовал нужность перемен. Я считаю, что России очень повезло, что тогда именно этот человек был у власти. А это было время, когда нефть, напомню, стоила десять долларов за баррель.

Он, безусловно, нивелировал импульсивность и порывистость Бориса Николаевича Ельцина и, таким образом, создавал и создал прочный фундамент государственности в стране.

Мы познакомились с ним в моем родном городе Самаре. Черномырдин — выпускник Самарского политехнического института, тогда еще Куйбышевского. Он приехал на юбилей, где мы были представлены друг другу. Позже мы встречались на собраниях городской администрации, на собраниях у мэров разных городов… А еще позже, когда формировалось правительство, мы начали работать вместе. И работать с ним было невероятно интересно и приятно. Он никогда не держал камня за пазухой. Ему было приятно работать с реформаторами, как с молодыми, так и старыми, именно поэтому в его команде были самые разнообразные люди: Ясин, Чубайс, Кох и я в том числе. И я уверен, ему работать с нами нравилось, он был членом нашей команды.

Он был совестливым человеком, человеком, который постоянно рефлексировал и не стеснялся этого. И то, что он сделал в период Буденновска, когда договаривался с террористами, за что потом был многократно осужден и это породило массу кривотолков, — это простое настоящее человеческое решение, которое его, безусловно, возвышает надо всеми как бы крутыми парнями, стоящими сейчас у власти и считающими любую рефлексию проявлением слабости.

Да, он автор множества крылатых фраз. И это не ляпы, не придуманные штучки, а его естество, что выдает в нем человека ироничного и самоироничного, с богатым чувством юмора. Он никогда не обижался на иронию и критику. И надо было видеть, как он работал с журналистами — свободно, открыто, искренне, — это необычайно для российского политика.

Еще он необыкновенно относился к институту семьи. Очень любил свою жену, с которой много лет был в браке. Уважал ее и по-настоящему, тепло к ней относился. Я не знаю, был ли он верующим, но точно знаю, что он свято верил в нормальные человеческие отношения.