Святой крест и коммунистическая зараза
Американские консерваторы всегда считали Калифорнийский университет в Беркли «рассадником коммунистической заразы». В 60-х годах там происходили настоящие бои с полицией. Я хорошо помню черно-белые документальные кадры, где полиция пожарными шлангами и дубинками разгоняет студентов, протестующих против войны во Вьетнаме, а потом заталкивает мокрые тела в полицейские фургоны.
Сегодня, как считают консерваторы, рассадник коммунизма переместился на 100 километров к югу, в тихий городок на берегу Тихого океана Санта-Круз, «святой крест» по-испански. Чего стоит один факт, что там преподает бывшая коммунистка Анджела Дэвис!
Университет в Санта-Крузе построен в конце 60-х. Это, возможно, единственный университет в Америке без центральной площади — очень уж боялись тогда студенческих демонстраций. Кампус выглядит достаточно необычно: небольшие одноэтажные домики разбросаны среди живописного парка. Атмосфера самая идиллическая.
Но боевой дух 60-х заглушить не удалось. Сегодня он проявляется в интересе к истории СССР. Студенты хотят знать, что представлял из себя бывший (а может быть и будущий) враг по холодной войне. Чтобы лучше представить себе советский образ жизни, группа студентов под руководством профессора Уильяма Никелла решила воссоздать в студенческом общежитии коммунальную квартиру. Для полного правдоподобия было решено:
С русским языком пока проблемы, но скоро вся группа поедет на практику в Россию, есть надежда, что знание языка резко повысится. А пока каждый студент придумал себе советский персонаж, роль которого он пытается исполнять по системе Станиславского.
Вот Кристина, у нее на груди комсомольский значок.
— Ты комсомолка?
— Да, — не очень уверенно отвечает она, но потом продолжает бодрым голосом, — мне нравится путешествовать, я была в Киеве и я живу в Москве, — и добавляет неуверенно, — я думаю.
На стене висит «Торжественное обещание пионера Советского Союза». Кристина поясняет:
— Я была пионер... ка, нет, пионер... кой, когда я была малень... кая, нет малень... кой. Это просто...
Она задумывается, подыскивая нужное слово.
— Ностальгия? — подсказываю я, считая, что это слово она безусловно узнает, даже если услышит его в первый раз.
— Да, ностальгия, — радостно кивает она, — и сувенир.
Французское слово «сувенир» и по-русски, и по-английски произносится почти одинаково. Мы оба довольны, диалог состоялся.
— Зачем нужна коммунальная квартира? — спрашиваю я профессора Никелла.
— Я просто хотел, — объясняет он, — чтобы студенты не только читали о советской жизни, но испытали на опыте, как это реально происходило, что значит жить без привычных американских продуктов, без интернета, в таком месте, где в каждый момент надо быть частью группы и постоянно думать о других. Американские студенты незнакомы с таким образом жизни. Я думаю, что им очень важно понять, что их привычный образ жизни не единственный.
— Я диссидентка, — улыбаясь, говорит Айрин. На ней красная комсомольская косынка. В этом есть смысл, комсомолки 30-х часто становились диссидентками в 70-е. Если, конечно, не пропадали в ГУЛАГе.
— Я была в пионерском лагере, — продолжает она и добавляет почти без запинки, — в тысяча девятьсот восемь... десят... десятом году.
Не будем придираться. Я сам путаюсь со склонениями сложных числительных. Интересно другое. Когда Анджела Дэвис посетила пионерский лагерь в 1972 году, ее там приняли в почетные пионеры. В «восемьдесят десятом» Айрин этого уже не предлагали. Впрочем, я подозреваю, что в пионерском лагере побывала не сама Айрин, а ее советский персонаж, она явно не выглядит на 40 лет.
Комната Айрин украшена разноцветными платками и шалями, на стене — две цитаты:
Каждый из нас по-своему лошадь (Маяковский)
Плывем. Куда ж нам плыть? (Пушкин)
Было бы логично добавить сюда строчку из Борисa Слуцкого «лошади умеют плавать» — она синтезирует обе цитаты, но Айрин пока не знает, кто такой Слуцкий.
Главным событием в жизни коммуналки стало участие в мюзикле «КУСК», что, как вы догадались, значит «Калифорнийский университет, Санта-Круз». Мюзикл напомнил мне классический советский сборный концерт. Как полагатся, был исполнен народный танец «Калинка». Показ моделей одежды был призван разоблачить миф о том, что советские люди носили только телогрейки и кирзовые сапоги. С большим энтузиазмом был встречен зрителями музыкальный номер по мотивам фильма «Кубанские казаки». Проецируемый на экран перевод песни на английский язык был достаточно точным, хотя и не передавал советской специфики. Что, например, мог бы значить следующий текст: «Turn it in. Pile it on. The due date is here. Our harvest sure is high»? Оказывается, это перевод строчек пырьевского киношедевра 1949 года, (слова Исаковского, музыка Дунаевского):
Убирай, убирай,
Да нагружай, нагружай,
Нагружай, наступили сроки.
Эх, урожай наш, урожай,
Урожай высокий.
Несколько необычно для такого концерта прозвучало чтение вслух по бумажке бесконечно длинного текста песни «Кирпичики». Когда студентка дошла до финальных слов: «Так по винтику, по кирпичику, растащили мы этот завод», зал с облечением вздохнул.
Но, конечно, главным номером программы — и настоящим подарком американским консерваторам — стало исполнение «Интернационала».
И хотя полиция не ворвалась в зал с дубинками и пожарными шлангами и все прошло более чем мирно, сознание, что ты побывал в самом центре подрывной деятельности, наполняло сердце законной гордостью.
— А над кем вы, собственно говоря, смеетесь? — слышу я голос недовольного читателя. — Над левыми или над правыми? Извольте изложить свою политическую платформу.
Излагаю. Я смеюсь над экстремистами — и правыми, и левыми. Эта история смешна именно потому, что в ней столкнулись два полюса: вдохновенное пение «Интернационала» и едва сдерживаемое желание шарахнуть по певцам хотя бы из шланга. Правые и левые в Америке — это как правая и левая нога. Если бы остались только одни (любые), жить в этой стране мне бы не захотелось. Главное достижение американской цивилизации — это то, что правые и левые научились жить, не стреляя друг в друга. Точнее, редко стреляя.